Прошло 25 лет после августовского путча ГКЧП 1991 года. Одни из его свидетелей или участников пересматривают свои оценки тогдашних событий в стране, другие остаются верны занятой некогда позиции и по сей день. Борис Панкин в 1991 году стал единственным действующим послом, который открыто выступил против ГКЧП. О том, как и почему он принял такое решение, каким образом августовские события повлияли на дальнейшее развитие в России и на Западе и что было бы в случае победы путчистов, ныне журналист и писатель Панкин рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Людмиле Божко.
— Борис Дмитриевич, в августе 1991 года вы стали единственным послом СССР, который открыто осудил августовские события — ГКЧП 1991 года. Вы помните этот день? Как вы решились на это?
— Помню этот день и эту ночь. И хочу особо подчеркнуть, что да, как выяснилось потом, я был единственным послом, но не единственным дипломатом, потому что это заявление, о котором мы говорим, со мной вместе подписал мой советник-посланник Александр Александрович Лебедев, который сменил меня потом на посту посла России в Чехии. Когда я приехал в Лондон, уже после обрушения Советского Союза, там тоже был один дипломат, который выступил против, и посол, который поддержал путч, уже собирался его уволить, но в это время был уволен сам.
— А как вы решились все-таки?
Мы, в общем, не приняли этот путч с самого начала.
— И все-таки интересен тот самый момент, когда вы смотрели кадры по телевидению и принимали решение. Как все это сложилось у вас в голове?
— Ну можете себе представить, если вы видите такую жуткую картину и понимаете, что это и почему это происходит, понимаете, что уже пути к мирному решению ожидать не приходится, что путчистами принято уже такое решение, которое может и дальше повлечь массу жертв. Они двигались прямо, эти танки, к Белому дому. И вот, значит, Лебедев пошел связываться с чехословацкими журналистами, а я сел… Вот перед вами мои каракули, у меня жуткий подчерк, вот это реальное заявление. И мы дозвонились до моего коллеги времен "Комсомольской правды", главного редактора "Млада фронта". Там был Мирослав Елинек – один из рыцарей, как мы говорим, Пражской весны. Он прекрасно говорит по-русски, вот мы дозвонились до него и прочитали: "Советский посол Борис Панкин, советник-посланник посольства Александр Лебедев выражают протест против варварских действий сил ГКЧП против мирного населения и законных властей Союза ССР и России. Те, кто обещал спасти страну от гражданской войны, ввергают в нее народ. Посол и советник-посланник продолжают рассматривать себя как чрезвычайных и полномочных представителей законно избранного государственного руководства страны, возглавляемого президентом СССР Горбачевым. Мы все еще надеемся, что здравый смысл возобладает и общими усилиями великая страна будет отведена от края пропасти, у которой она находится. Этой цели служит и наше настоящее заявление".
— Был ли у вас какой-то план Б?
— Нет, никакого плана Б не было. Мы не приняли этот путч с самого начала. Разъясняли неконстуционность ГКЧП и в политических кругах ЧССР, и в дипкопусе.
Просто нарастала реакция, и когда все о чем сказано выше, было увидено, то эмоции выплеснулись наружу в виде этого заявления.
— Как показывают опросы, сегодня почти половина россиян считает, что после августа 1991 года страна пошла в неправильном направлении. О готовности защищать демократию в случае повторения тогдашних событий заявляют только 16%. Не пересмотрели ли вы свои оценки августовских событий?
— А что было неправильно?
— Что касается самого путча, то здесь, к счастью, все разрешилось легче, чем можно было ожидать. И тут мощные силы были направлены против ГКЧП, сложился своеобразный консенсус. Я думаю, что те огромные тысячи людей, которые собрались вокруг Белого дома и встали на защиту конституции, на защиту действующего правительства и Горбачева, они поступали искренне, искренне верили в правоту своего дела. И вот эти искренность, вера и решимость сыграли решающую роль, потому что стрелять по народу, конечно, было невозможно даже для членов ГКЧП. Тем более, повторяю, что это были не какие-то писаные злодеи, это были деятели нашего общественного строя, представители власти, которые за время перестройки тоже многому научились и в чем-то, быть может, изменились. Так что их хватило только на то, чтобы сделать такой вызов, упрятать Горбачева под арест и объяснить это состоянием его здоровья. Здесь вкуса они не проявили, потому что они буквально повторили то, что когда-то Брежнев и компания сказали в отношении Хрущева. Хрущев был смещен практически как не справившийся с работой первого секретаря, объявлено же было, что по состоянию здоровья он не может дальше находиться при исполнении служебных обязанностей. И здесь вот это тоже.
— Борис Дмитриевич, все же есть люди, которые говорят сегодня, что Россия пошла после этого в неправильном направлении. Что бы вы им сказали?
— Я бы им сказал, что России неправильное направление задали Ельцин и его команда, которые еще задолго до путча и тем более до Беловежской пущи начали сепаратистскую активность. Появление Ельцина и выступление его на пленуме ЦК КПСС, где он обрушился на Горбачева в основном за то, что его жена вмешивается во всякие дела было лишь первой ласточкой. И дальше все шаги были направлены на то, чтобы, в общем-то, взять власть в целом в стране. Поскольку это не удавалось, то взяли власть вот в отдельно взятой республике, причем в самой большой из них. Посмотреть по событиям с 1989 года, то так и получается. Верховный совет РСФСР был трансформирован сначала, затем были объявлены суверенитет и независимость. От кого независимость? Это же нонсенс полнейший. Будучи избран президентом РСФСР, Ельцин требовал непрерывно отставки Горбачева.
Ельцин сыграл решающую роль в подавление путча, но после него встал на путь развала СССР. В мои три месяца в роли министра иностранных дел (август – ноябрь 1991 года – ред.) я присутствовал на всех заседаниях Госсовета, который был объявлен руководящим органом Советского Союза, и видел поведение Ельцина, поведение целого ряда других лидеров – первых секретарей ЦК партий, которые конвертировались в президенты. Причем избирал их тоже еще народ, еще не отучившийся послушно голосовать за тех, кого ему укажут.
— Какой был бы верный путь для России?
— Вот так – это вы показали "дружить" жестом?
— Да, дружить и работать вместе. Вот это, собственно говоря, и мой ответ на ваш вопрос. Это не гарантирует успехов, но, во всяком случае, это был тот путь, на который надо было вступить. А вместо этого вот началось. Я скажу, что Ельцин во время путча, взяв под юрисдикции РСФСР деятельность всех существовавших министерств, отключил от финансов все союзные ведомства. Я прилетаю из Мадрида, где проходит конференция по Ближнему Востоку, это был примерно ноябрь 1991 года, где палестинцы, и евреи, и арабы впервые за многие, многие годы сели за один стол. Эту конференцию запустили. Сопредседателями были Советский Союз и США. Конкретно сопредседателями — я и Джеймс Бейкер, госсекретарь США. Такое ответственное дело, мне идут шифровки от сотрудников МИД: "Борис Дмитриевич, возвращайтесь скорее, нас тут ликвидируют". Я вынужден был извиниться перед Бейкером и на день раньше вылететь в Москву. Можете себе представить – МИД без денег! Я немедленно прямо из аэропорта в МИД, звоню Ельцину. А надо сказать, что Ельцин ко мне относился, так сказать, терпимо, потому что я его хорошо принимал, когда был послом в Швеции (он туда опальный приезжал к ним), вот в Праге он видел, как я дипломатически решал вопросы протокола. Да, а до этого Ельцин с трибуны Верховного совета сказал, что союзный МИД надо сократить в десять раз. Вот звоню ему, а он: "Да, да, да, такую команду дал в отношении всех ведомств, но к МИДу это не относится. Тут Геращенко погорячился, я ему скажу". То есть это была разрушительная работа. Потом Беловежская пуща как с неба упала. Кто им давал полномочия?
Когда Беловежская пуща о себе заявила, то еще существовал ведь Съезд народных депутатов СССР Начался сбор подписей за то, чтобы собрался съезд и дезавуировал бы вот эти вот заявления, которые сделаны неконституционным путем. А я в это время уже был послом в Лондоне. Там была делегация узбекских депутатов, они говорят "Борис Дмитриевич, вот мы знаем, там собирают подписи. Пожалуйста передайте, что мы, такие-то, тоже ставим свои подписи". Я это все записал, передал и написал: "Посольство разделяет мнение депутатов".
— Если вернуться назад, знал ли сам Михаил Сергеевич Горбачев о готовящемся путче?
— Нет. Я знаю, что такие версии существуют. Но я не верю в это.
— Американцы, говорят, предупреждали тоже.
— Предупреждать можно о чем угодно. В целом, конечно, это был опрометчивый шаг — то, что Горбачев в такой критический момент, когда только-только согласовали этот документ, который я не приветствую, уехал отдыхать. Это ошибка. Но это не сговор.
— А какой документ они согласовали?
— Документ о создании Союза суверенных государств. Вот тот самый, который напугал путчистов будущих.
— Значит, вы не согласны и с версией, что сам Горбачев стал инициатором ГКЧП?
— Ну это тем более… Сейчас столько слухов, столько сплетен, зуд переоценок. Вот сейчас зуд юбилеев и зуд переоценок. Все просто переставляют на 180 градусов. Сейчас уже из Язова делают героя, легендарную фигуру – вот один из членов ГКЧП, один из немногих, кто жив. А Язов писал Горбачеву и говорил: простите меня, Михаил Сергеевич, старого дурака, что я влез в эту историю, что я дал себя обмануть и прочее. Это он говорил по горячим следам тогда. А уже сравнительно недавно какой-то был юбилей – и абсолютно другое: мы были правы, мы остаемся правы, если б мы победили, то было бы все по-другому.
— Ускорил ли августовский путч распад СССР?
— Ускорил, конечно. Он подтолкнул события.
— Если бы не августовский путч, просуществовал бы Советский Союз?
— Конечно, просуществовал бы.
— В каком виде?
— Вот в те три месяца Госсовет обсуждал новый закон о создании Союза суверенных государств, создание экономического совета, политического и так далее. Экономикой как раз занимался (Григорий) Явлинский. Этот документ был практически готов к подписанию. Он закладывал основы оптимальные, на мой взгляд – и самостоятельность предоставлял необходимую, и в то же время сохранял единство страны. Но потом президенты, бывшие генсеки, которые разьезжались по своим столицам, там на них воздействовали националистически настроенные люди или даже бюрократия партийная, которая успела перекинуться в другую сторону, видя, что компартии уже нет и надо как-то жить и выживать. И брали свои подписи обратно.
— Просуществовал бы Советский Союз больше в противном случае – год, два?
— Ну почему, он бы до сих пор мог существовать. В радикально обновленном виде. Не режим, а страна.
— Был бы это правильный путь развития?
Будь Горбачев и Ельцин вдвоем – и силы, стоящие за ними, дали бы позитивный результат. Во всяком случае, хуже, чем случилось после распада Советского Союза, не было бы.
— После путча, после августовских событий бытовало мнение, что теперь мы будем ближе к Западу. Как вы считаете, оптимизм имел под собой основания?
— У нас к Западу было такое идеалистическое отношение. Вполне понятно, потому что, живя в Советском Союзе со всем тем, что не только я, но и вы застали, мы смотрели на Запад как на землю обетованную и рассчитывали на сотрудничество и на помощь. Конечно, в чем-то голова закружилась и у Горбачева, и у Шеварднадзе, и у Ельцина в еще большей степени. А теперь стало ясно, что жизнь она суровая и интересы надо свои соблюдать, тогда тебя и другая сторона будет уважать.
— Сегодня много говорится о конфликтах, мы говорим о расширении НАТО. Можно ли сказать, что это каким-то образом эхо тех августовских событий?
Представляете, президент новой Российской Федерации такое заявляет. Там вокруг него ахнули, внушили ему, что он неправильно сказал, и уже следующее какое-то публичное выступление в другой стране, и он говорит: "В НАТО? Ни в коем случае, мы категорически против". Вот такая внешняя политика была.
— Скажите, кто же все-таки стал победителем в холодной войне?
— У меня на это такой ответ: победителей в холодной войне не было. От ликвидации холодной войны выиграли, в общем-то, все разумные люди и все разумные и цивилизованные страны и режимы. Наши ортодоксы говорят сейчас: отдали то, уступили то и пятое-десятое. (41-й президент США Джордж) Буш-старший заявлял: "Это я победил в холодной войне". А я говорю, что окончание холодной войны — это второе освобождение Европы. И это освобождение Европы было совершено по инициативе Советского Союза с началом его перестройки. И если бы не было перестройки, не было бы реформ внутрисоветских, не было бы соглашений, то и занавес железный до сих пор бы висел, и Берлинская стена бы стояла.
Запад, будем говорить, скажем, о США, Германии и Франции, не был поначалу заинтересован в распаде Советского Союза. И у него для этого была очень основательная причина – ядерное оружие. Одна страна, Советский Союз, где есть обязательства, есть договоры действующие, все знают, сколько у кого боеголовок, какого вида, как хранятся, как сокращаются. Действовала система договоров. А тут вдруг советская страна распадается и как минимум еще три страны ядерные появляются: Белоруссия, Украина и Казахстан, которые не связаны ничем. Это их очень серьезно пугало.
Это не иллюзия, была возможность установить мир на равноправной основе, без войн, без военных столкновений, на основе сотрудничества – эту возможность утратили. Мы говорили об ошибках Советского Союза, но немало таких же ошибок наделали и на Западе тем, что вместо того, чтобы прийти на помощь, поддержать, они старались как можно скорее воспользоваться слабостью и выхватить то, другое и третье. Вот так, как с НАТО получилось. Дали заверения, а потом довели НАТО – чуть ли не Молдавия вступает. Никто не выиграет от этого.
