Михаил Демурин, для РИА Новости
Сегодня в нашем обществе устоялось понимание, что та война была проявлением культурно-исторического, а не только политического противостояния, что она носила священный для народов нашей страны характер. В ней решался вопрос не о том, кто выйдет победителем, как в войнах XIX века или Первой мировой войне, а о том, суждено ли народам СССР сохраниться на земле в принципе.
Всё это хорошо если не умом, то сердцем понимали наши предки, и поэтому они сделали свободный и осознанный выбор: сложить голову за Родину, совершить ратный или трудовой подвиг, причем делать это не один раз, а многие дни и месяцы подряд. Этот выбор предрешил победу.
Проблема современного понимания Великой Отечественной войны заключается в том, что эти основополагающие истины далеко не всегда работают. Нередко они как бы уходят на второй план или просто не используются в качестве ключей для выработки верной позиции по другим аспектам событий 1941 — 1945 годов.
Возьмём вопрос об ответственности гитлеровской Германии. Часто начинают спорить о том, как в решении Гитлера о новом "дранг нах остен" соотносились его собственная воля, многовековая немецкая традиция, внешнее влияние. Или о том, было ли нападение Гитлера на СССР спровоцировано планами Москвы о собственном походе в Европу или являлось действительно вероломным. Всё это важно, и ясные ответы на эти вопросы нужны, но суть заключается в другом.
Мы ненавидим и презираем Гитлера и его вояк не за то, что они напали первыми, а за то, какими преступными, варварскими методами они и их приспешники из числа прибалтов, украинцев, венгров, румын и так далее вели эту войну.
Вдумаемся: непосредственно от рук нацистов или в результате политики, проводившейся ими на оккупированной территории СССР, погибли около 14 миллионов мирных советских граждан! "Я имею право устранить миллионы людей низшей расы", — заявлял Гитлер. "Целью похода на Россию является истребление славянского населения", — вторил ему Гиммлер.
В данной связи нелишне вспомнить, что СССР первым — правда, после долгих попыток договориться о территориальных обменах — начал войну против Финляндии, но ничего подобного в отношении финского народа советские руководители не провозглашали, да и в мыслях не имели. В этом — принципиальное различие.
Преступления нацистов на нашей земле совершались в соответствии с приказами высшего германского руководства. Это были массовые военные преступления, осуждённые впоследствии Международным трибуналом в Нюрнберге. Если же на жестокость срывались солдаты и офицеры Красной Армии, это резко каралось советскими военными властями. Общая линия поведения советской армии в Германии была предельно человеколюбивой, особенно если учесть, что пришлось увидеть нашим солдатам на своей земле после её освобождения от оккупантов.
Особенно страшны документальные свидетельства гитлеровских зверств в отношении детей. Никто никогда не сможет предъявить нам ни одного свидетельства о заживо сожженных, сваренных, проколотых штыками, в том числе в животах матерей, разрубленных, посаженных на кол, разбитых о камни немецких детях. Мы таких свидетельств о наших замученных гитлеровцами детях имеем тысячи.
Если мы помним об этих преступлениях (а мы обязаны о них помнить, особенно тогда, когда в Берлине нас вновь стали называть соперниками), мы соответствующим образом должны реагировать на всякого рода рассуждения по поводу "хороших немцев". Кто-то, возможно, и встречал таких в те годы, кто-то, не исключено, и испытывал к ним положительные чувства, но для большинства жителей СССР немцы тогда были фашистскими оккупантами, варварами. Защищая всё то общее и личное, что они искренне любили, советские люди, будь то бойцы и офицеры Красной Армии, партизаны или труженики тыла, были движимы в первую очередь переполнявшей их сердца ненавистью к врагу, стремлением покарать преступников.
Под таким углом зрения особенно кощунственной выглядит "двойная бухгалтерия" в подходе к соучастию в преступлениях немецких нацистов.
Когда мы говорим о прибалтах или украинцах, добровольно пошедших служить Гитлеру, мы с гневом отвергаем разговоры о том, что служили они "совсем не Гитлеру", а своему "национальному делу", что воевали они не против русского и других народов СССР, а "только против коммунистического режима".
Когда же речь заходит о служивших Гитлеру русских людях — причём, понятно, не простых, а имеющих особенный историко-культурный статус, например, казачьих атаманах, бывших царских офицерах и генералах, представителях политической элиты белой эмиграции, — то тут некоторые почему-то проявляют готовность согласиться с подобными доводами. Или стыдливо прячут голову в песок.
"В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырёх лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом: способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма". Эти слова 26 июня 1941 года произнес Владимир Кириллович Романов.
Вспоминаешь уже погибших к тому моменту пограничников, пытавшихся пулемётами и гранатами остановить фашистские танки; вспоминаешь, что в это время ещё сражалась Брестская крепость; сражались моряки на Балтийском и Черном морях; шли на таран лётчики; лоб в лоб на немцев выдвигались советские танковые корпуса. В первых рядах защитников Родины были именно коммунисты. И с особой болью вспоминаешь десятки тысяч мирных жителей — стариков, женщин, детей, уже погибших от гитлеровских бомб и снарядов, и миллионы, которые ещё погибнут в результате этого "освободительного" крестового похода.
Великая Отечественная война стала временем окончательного выбора для наших соотечественников, оказавшихся после революции 1917 года и гражданской войны в эмиграции. Многие из них открестились от Гитлера и встали на путь борьбы против него. Вечная им память. Те же, кто избрал сотрудничество со смертным врагом своей родины, и тем более те, кто изначально одобрил нацистское вторжение, имевшее целью уничтожение нашей страны и населяющих её народов, навеки покрыты позором и презрением.