Вера Костамо, обозреватель МИА "Россия сегодня", Донецкая область
Без упоминания Горловки давно не обходятся сводки боевых действий с юго-востока Украины. Этот небольшой город находится вблизи линии соприкосновения украинских силовиков и ополченцев Донбасса, его регулярно обстреливают.
Незаметная маленькая Горловка за прошедший год стала одной из самых горячих точек Донбасса. Но жизнь здесь не останавливалась. Обычная, привычная жизнь: играли свадьбы, рожали детей.
Крупнейшее медицинское учреждение женского и детского профиля в Донецкой области, территориальное медицинское учреждение (ТМО) "Семья и здоровье" попадало под обстрелы три раза.
— Мы ни на день не останавливали работу. Сотрудники не покидали свои посты, даже когда авиация бомбила Горловку, — рассказывает главврач Денис Таранов.
Денис стал главврачом ТМО в начале этого года. До этого был завотделением в городском наркологическом центре.
На новом месте работы нужно было делать ремонт, ставить новое оборудование. Война ситуацию обострила. "Семья и здоровье" рассчитана на 395 коек, из них 220 лечебных мест — детский стационар, остальная часть для экстренной и плановой помощи в акушерско-гинекологической службе. Сотрудников 710 человек.
Денис постоянно отвлекается на телефонные звонки. Договаривается. Рассказывает о ситуации со снабжением. Знает многих волонтеров, работающих в республиках.
Мы застаем в его кабинете Елену, волонтер привезла в детское отделение функциональные кровати. Пьют кофе, разбирают документы, Лена записывает ролик-отчет для социальных сетей. Кровати доставлены, и все стороны — спонсоры, волонтеры и доктора — могут работать дальше.
— Просим. Приходится просить лекарства и перевязочные материалы, и дезсредства, и продукты. Я пытаюсь сохранить коллектив, ведь зарплата низкая. Минимальная заработная плата 1257 гривен, столько получают санитарки. Поэтому приходится заниматься поисками гуманитарной помощи, чтобы поддержать людей и учреждение. Ищу и варианты развлекательных мероприятий. Например, 15 детей сотрудников несколько месяцев бесплатно ходили в бассейн.
Врачей в ТМО не хватает — учреждение укомплектовано младшим персоналом на 60%, средним — на 80%. На семи ставках реанимационной службы работают два доктора.
Сейчас ТМО обслуживает Горловку с прилегающими районами и поселками. Возможно, к ним добавятся Артемовск и Дзержинск. А это около 800 тысяч человек.
Нищета
— Когда поступают родители с детьми, им выдают списки необходимого. Раньше в этих списках были лампочки, бытовая химия, лекарства. С первым и вторым пунктами мы разобрались. Что-то привозят волонтеры, но потребности лечебного учреждения огромны.
Денис описывает обычную ситуацию.
— Приходит ко мне мамочка и говорит: "Последний золотой кулончик продала. Больше нечего. Есть детям нечего". Как я могу ей выдать какой-то список? Каждый день я прошу нам помочь, — говорит Денис. — Это лечебное учреждение должно быть в приоритете. Беременная женщина не может ждать, продлить себе беременность, подождать, когда война закончится. Если мы не будем спасать детей и женщин, у нас не будет будущего.
По словам главврача, достаток населения снизился: "Если раньше была средняя прослойка между богатыми и откровенно нищими, то сейчас все вышли на один уровень — бедность".
Роды под обстрелами
Первый раз больница попала под обстрел в июле 2014 года. Тогда пострадала акушерско-гинекологическая служба, из 54 оконных проемов в роддоме вылетели стекла и рамы. Беременные были переведены в подвальное помещение. Рожали женщины там же.
— Пока женщина в родах, ей все равно, где она находится, главное — родить, но половина женщин были в состоянии шока. Некоторых, наоборот, подбадривало то, что они спрятались и, наконец, находятся в безопасном месте. Чем бежать до бомбоубежища 700-800 метров под обстрелом, лучше оказаться в подвальном или полуподвальном помещении, которое можно использовать как временное убежище. Статистика рождаемости во время войны, конечно, изменилась — рожать стали процентов на 40 меньше.
В среднем в нашем роддоме за неделю появляется от 10 до 16 детей. Официальной статистики с начала года нет, с января до середины февраля был плотный обстрел, и статистика не велась. Многие женщины, которые наблюдались в ТМО, уезжали рожать на Украину и в Россию.
Второй раз под обстрел попала детская часть учреждения, это было 18 января 2015 года. Во двор больничного комплекса упал 152-мм минометный снаряд, пострадали все три здания, находящиеся рядом.
— Дети с трех лет знают, что нужно делать, если услышали "ба-бахи", так они их называют. Сами выбегают из палат, встают под несущую стену, если взрывы приближаются, и их становится хорошо слышно, громко, ребенок сам ложится на пол, открывает рот и закрывает уши руками. Персонал проводит инструктаж.
Под трехэтажным корпусом только одно подвальное помещение. Под другим корпусом полноценный подвальный этаж, но там течет поврежденная труба подачи воды.
В третий раз обстрел был 22 января, снаряд упал в пятидесяти метрах от корпуса, взрывной волной выбило стекла.
— В сентябре нам нужно было остеклить 172 проема, это не только окна, но и двери разной величины, по площади остекления это порядка 600 кв. м стекла. Сейчас на 95% мы заменили выбитые стекла в палатах и помещениях для сотрудников.
Долгое время оконные проемы во всех корпусах больницы были закрыты пленкой. В такой ситуации трудно поддерживать в палатах температурный режим.
— В отделении патологии новорожденных, где находятся кювезы с детьми, окна тоже пострадали. Чтобы сохранить детей, мы заворачивали кювезы в одеяла, обкладывали бутылками с горячей водой.
Пострадали не только окна, но и сами палаты. Врачи отделений показывают стены, посеченные осколками. Рассказывают, что приносили оконное стекло из дома, чтобы закрыть разбитые проемы в больнице.
— У нас были перебои с электропитанием в январе. А у нас дети лежали на искусственной вентиляции легких.
Удалось восстановить генератор, который не работал 10 лет. Он питает отделение патологии новорожденных и операционную.
— Сделано это было, чтобы предотвратить катастрофу. При обстрелах, когда поступают раненые дети, мы должны быть готовы.
Медикаменты, которые ТМО получает от гуманитарных конвоев и от волонтеров, закрывают порядка 20% от общей потребности клиники.
— Как только к нам поступают лекарства, они сразу уходят с колес в работу.
Такая жизнь
— А вы думаете, он меня спрашивал? Не спрашивал — родился. Жизнь ведь продолжается.
Мама прижимает к себе Кирилла. Мальчику несколько дней. Тут же в палате у окна стоит дедушка Кирилла.
— Мальчишка родился, и стало как-то совсем не до войны. Посмотрите, какой он светлый.
Мы проходим палату за палатой с заместителем главного врача по акушерско-гинекологической части Натальей Москаленко. Беременные в разноцветных халатах, на тумбочках соки, книжки, личные вещи.
— Как решились? А когда еще решаться? Может, потом и решаться будет некому.
В послеродовой палате, в розовом чепце, прижавшись к маме, спит Ева. Ей несколько часов. В детском корпусе все дети, которым разрешили, отпущены домой — стреляют. А здесь тишина и нежность. Время остановилось ради новой жизни.
— Мы должны были стать перинатальным центром. Находились на стадии завершения этой работы, было завезено акушерское и неонатальное оборудование, подобраны кадры, созданы отделения, которых раньше не было, но начались боевые действия. 27 июля 2014 года был массивный обстрел города. В это время отделение было интенсивно загружено: шли роды, беременные находились в корпусе, никто не пострадал, но мы все пережили колоссальный шок. В течение августа нам пришлось работать в подвале.
Выписывали мам с детьми настолько быстро, насколько позволяло здоровье роженицы и ребенка.
"Потом наступило какое-то затишье, и мы стали работать на первом этаже, оконные проемы закладывали мешками с песком", — рассказывает Наталья.
В месяц врачи принимают 80-90 родов, но привыкли они совершенно к другой нагрузке — 200 родов.
— Рождаемость снизилась, в благополучные годы, например, в 80-е только наш роддом принимал 3,5 тысячи родов, а город — до 6 тысяч родов в год. В 90-е был демографический провал, ближе к нулевому падение остановилось, появилась социальная поддержка, женщины на это отреагировали. Мы видели это по рождаемости.
"Трудно говорить, что будет с рождаемостью после войны, потому что сейчас очень большая миграция населения. Много людей выехало, и в основном это молодежь. Конечно, здесь дом и Родина, у большинства здесь осталось жилье. Но если люди уехали, адаптировались на новом месте, есть перспектива в будущем купить жилье, есть хорошая работа, вряд ли они вернутся", — продолжает Наталья.
— А мы? Нас не закрыли, не разграбили, не разрушили — значит, живем дальше.
