Процессы локальных перемирий проходят во многих ключевых провинциях Сирии на протяжении нескольких лет. В рамках данной программы сирийское руководство призывает своих граждан, которые взяли в руки оружие и вступили в ряды вооруженных группировок, пройти процесс реабилитации и вернуться к мирной жизни. О том, насколько эффективно проходят локальные примирения сегодня и как повлияло начало военно-воздушной операции ВКС России в Сирии на результаты перемирий, рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Михаилу Алаеддину министр народного примирения САР Али Хайдар.
— Господин министр, с вашей точки зрения, военно-воздушная операция России в Сирии ускорит победу сирийской армии над терроризмом?
— Сто процентов, без сомнений. Она стала новым этапом развития событий на арене боевых действий и обеспечила благоприятную почву для новых достижений сирийской армии на земле, которые мы все сейчас наблюдаем.
— Россия на сегодняшний день не считает так называемую Свободную сирийскую армию террористической организацией. Как вы считаете, есть вероятность сотрудничества с ССА в борьбе с терроризмом?
— Во первых, руководство РФ задало конкретные вопросы: кто такая "Свободная сирийская армия"? Где они? И кто является их руководителем? Существуют вооруженные бандформирования, которые называют себя ССА. У них нет общего руководства, программы и мнения. В конечном итоге эти группировки вне закона, против государства и воюют с государством. Россия с дипломатической стороны говорит: если есть вооруженные группировки, готовые воевать с террористами, то давайте воевать вместе. В этом нет ничего неправильного, мы тоже контактируем с вооруженными группировками, но ради того, чтобы вернуть молодых людей к мирной жизни и реабилитировать их. Я предполагаю, что предложения России (о совместной с ССА борьбе с терроризмом — ред.) стоит рассматривать как ответ (на позицию западных стран, которые поддерживают ССА как умеренную оппозицию — ред.).
— С вашей точки зрения, какова разница между ССА и ИГ с "Джебхат ан-Нусра"?
— Нет большой разницы. Изначально. Потому что эти группировки воюют против государства и разрушают его. Разница лишь в идеологии, в подаче мысли. Но на выходе то же самое: вооружение, подготовка бойцов и (эти группировки — ред.) так же не имеют свободного права принимать самостоятельно решения, так как зависимы от государств-спонсоров, в частности США — наибольшей угрозы Сирии. В общем, о боевых действиях в СМИ о них (ССА) мы слышим меньше, чем о других. Но в целом нет разницы между теми, кто убивает пулей или отрезает головы.
— Министр информации Сирии недавно в интервью агентству Sputnik заявил, что Сирия ближе к третьей встрече в Москве, чем к "Женеве — 3", основываясь на том, что было достигнуто при "Москве — 2". Вы как представитель оппозиционной партии склоняетесь больше к новым встречам в Москве или Женеве, и почему?
— В последний мой визит в Москву около месяца назад я, представляя народную оппозицию, говорил и на встрече с господином Богдановым и Наумкиным, и на пресс-конференции, что мы за "Москву — 3", а не "Женеву — 3". "Женева" должна состояться тогда, когда будет создана атмосфера для начала сирийско-сирийского диалога. Эта атмосфера на сегодня не сформирована, США и западные страны абсолютно не хотят успеха этого процесса. Во-вторых, в отличие от "Женевы — 2", первая и вторая встреча в Москве создали благоприятные условия для начала диалога между сирийцами. В связи с этим мы до сих пор нуждаемся в московских встречах, чтобы начать национальный диалог. И мы, несомненно, нуждаемся в "Москве — 3". Она должна стать новым этапом для реализации политического процесса, который заключается в национальном диалоге.
— Мы знаем, что идут примирения в восточной гуте (восточный пригород Дамаска). О чем удалось договориться на сегодняшний день?
— Что касается процесса примирения в пригороде Дамаска, оно является частью локальных перемирий по всей Сирии. Ведь происходят примирения и в других провинциях. У нас есть программы в Кунейтре, Дераа, Хомсе. Но вернемся к пригороду Дамаска, о котором вы спросили. Отмечу: программа примирения в пригороде Дамаска началась давно, и мы достигли больших успехов, особенно в Барзе, Кабуне и многих других местах. Сегодня есть программа по примирению в Вади Барада, начиная с Забадани. Исполнение программы было задержано по логистическим причинам, связанным с выводом вооруженных людей (из Забадани — ред.). Вчера был осуществлен первый этап по доставке гуманитарной помощи, так же как в окрестности Хама и Идлиб, конкретно в Фуа и Кефрайа. Конечно, если продлится процесс в таком положительном ключе, мы сможем говорить о следующих этапах в предстоящие дни. Мы не должны забывать о предыдущих перемириях, которые нуждаются в завершении, таких как в Кудсийа. Это если говорить в общем.
— Располагаете ли вы цифрами: сколько вооруженных людей сложили оружие и решили вернуться к мирной жизни?
— Во-первых, надо разделить перемирия и реабилитацию отдельных граждан. Перемирия проходят на уровне областей, поселений или городов. Задача — вернуть то или иное место к мирной жизни, чтобы государственная власть вернулась в те места. Что касается групп людей, которые были реабилитированы раньше, как минимум говоря о пригороде Дамаска, то за последние шесть месяцев там сложили оружие около 6 тысяч боевиков, включая тех, кто находился в розыске. В общем, если брать Хомс и его западный пригород, мы можем говорить о количестве, превышающем 10 тысяч человек, сложивших оружие за последние два года.
— Какие места на сегодня наиболее благоприятны для процесса локального примирения?
— В первую очередь это пригород Дамаска, начиная от большинства районов гуты, до которых мы можем добраться. У нас есть проект примирения в пригороде Дераа (на юге Сирии), где чуть больше 700 боевиков и разыскиваемых людей сдались добровольно. Есть еще проект в пригороде Кунейтра, где пока все складывается отлично — мы завершаем процесс примирения в Хомсе, включая проблематику аль-Ваэр (где укрывается несколько тысяч боевиков), а также в Тальбисе и Растен, где проходят военные операции. Есть проекты примирения в северном пригороде Хамы, связанные с достижениями армии за минувшее короткое время. В общем, процесс примирения продолжаем, чтобы охватить все территории.
— Говоря о продвижении в таких местах, как северная Хама, как вы считаете, начало операции ВКС России в Сирии как-то влияет на это?
— Конечно, борьба с терроризмом была и четыре года назад. Сирийская армия нуждалась в поддержке друзей, будь то Россия, Иран или другие. Предположу, что в борьбе с терроризмом и освобождении новых территорий, наступление сирийской армии необходимо. Освобожденные территории станут отправной точкой для освобождения остальных территорий, так как все понимают, что уничтожение террористов не может ограничиваться лишь военно-воздушными операциями. Целью авиаударов являются командные пункты, лагеря и места скопления боевиков. Но все равно остаются вооруженные отряды, для борьбы с которыми необходимы наземные операции, которые реализует сирийская армия. То, что было достигнуто за последние недели, реально сократило месяцы работы и вернуло возможность сирийской армии вновь проявится на земле.
— Выразили ли некоторые вооруженные группировки готовность к новым перемириям или ситуация складывается наоборот?
— Пока нет никаких конкретных подвижек со стороны вооруженных группировок, так как военные операции лишь в начальной стадии. Опыт прошлых лет показывает, что когда армии удается выиграть сражение в каком-либо месте, то они быстро становятся готовыми к реализации каких-либо перемирий. Поэтому мы ждем в ближайшие недели, что это произойдет, в том числе ряд поражений группировок. И наблюдаем бегство большого количества иностранных наемников за пределы страны ради сохранения собственных жизней. На фоне этого процессы примирения продолжаются.
— Господин министр, вы говорили в интервью нескольким СМИ, что в первые три месяца 2015 года произойдут значительные достижения в рамках народного примирения. Как вы оцениваете успехи на сегодняшний день?
— Прошло уже десять месяцев 2015 года. За это время нам удалось организовать некоторые новые проекты по примирению и проделать хорошую работу, достичь глубокого понимания со стороны сирийцев. Однако масштабы терроризма за последние шесть месяцев до российского вмешательства увеличились, заинтересованные страны препятствовали процессам локальных примирений. Создавались религиозные фетвы, которые запрещали эти процессы. Большое число тех, кто занимались примирением, погибли. Могу сказать, что процесс частично приостановлен. Учитывая все достижения, которые удалось реализовать, мы предполагали, что результат будет больше. Но предполагаю, что двери больших возможностей для примирений будут вновь открыты на фоне новых успехов на фронте.
— Какова на сегодняшний день обстановка в районе Джобар? На каком этапе там находится процесс локального примирения, особенно если учесть, что боевые действия на днях были приостановлены?
— Джобар изначально это арена боевых действий, так же как и Дарайа. Численность гражданских в этих районах невелика, и в большей степени это члены семей боевиков. Вместе с тем мы ведем переговоры о примирении там, чтобы боевики покинули эти территории и можно было начать процесс восстановления районов и вернуть людей в их дома. У нас очень много временно перемещенных граждан из этих мест. Мы как государство заинтересованы вернуть их к нормальной жизни. Ранее попытки переговоров были сорваны в результате внутренних разногласий боевиков, после чего возобновились боевые действия. Но сегодня диалог возобновился и мы имеем дорожную карту, которую согласовываем совместно с комитетом по примирению ради достижения договоренностей с боевиками. Я не говорю, что военная операция в районе была приостановлена непосредственно ради процесса локального примирения, я говорю, что мы пользуемся случаем, пока военные действия приостановлены. Армия оставляет за собой полное право возобновить боевые действия в любую минуту, когда посчитает нужным. Мы надеемся, что сейчас идет реальный диалог о примирении, и атмосфера положительная.
— Есть ли в целом координация между вашим министерством и армией?
— Конечно, у нас полная координация между министерством народного примирения и другими министерствами, включая Минобороны и МВД. Если есть вопрос, который должен быть решен, необходимы усилия всех министерств и организаций для достижения лучшего результата.
— Какова обстановка в палестинском лагере Ярмук? Давно не появлялось оттуда вестей.
— Лагерь Ярмук по названию палестинский, однако 80 процентов проживающих там были сирийцы. Договоренность с палестинскими движениями была о сохранении лагеря по политическим соображениям, прекращении боевых действий на его территории и реализации процесса локального примирения. В реальности государство предоставило все условия, четырнадцать палестинских движений сформировали комитет и готовы к взаимодействию. Боевики, находящиеся внутри лагеря, согласились на процесс примирения. Что свело на нет весь этот проект? Это вооруженные группы людей, подконтрольные "Джебхат ан-Нусра", которые напали на лагерь со стороны Хаджр аль-Асуад. Они в большинстве своем подчиняются иностранцам, а идеология их, как мы знаем, диктуется из Катара. Помимо всего прочего, они атаковали гуманитарные конвои и препятствовали любым действиям, которые могли бы реализовать процесс локального примирения. На одном из этапов обсуждался военный сценарий (в лагере Ярмук — ред.), однако он был отложен. Мы пытаемся восстановить контакт и убрать чужих из лагеря, чтобы завершить окончательное примирение. То есть проблема на данный момент в сотнях иностранных наемников, которые находятся в лагере сегодня.
— На сегодняшний день нет возможности доставить гуманитарную помощь в лагерь?
— Иногда это удается сделать, но очень большими усилиями и с высокой степенью риска. Однако недавно мы все-таки доставили часть помощи. На сегодняшний день количество мирных граждан в Ярмуке невелико, большая часть уже смогла покинуть лагерь.
Точное число оставшихся людей назвать невозможно.
— В целом действия сирийской армии усложняют процессы локальных перемирий или наоборот?
— Нет, наоборот. Военные операции и успехи на фронте всегда помогают процессам перемирий. Во многих ситуациях, благодаря отличной координации между нами и министерством обороны, приостанавливались боевые действия ради процесса локального примирения. Но боевики иногда пользуются остановкой боевых действий и переговорами, чтобы выиграть время для укрепления своих позиций на фронте (как в городе Забадани — ред.). В таких обстоятельствах мы не вмешиваемся и предоставляем армии самой принимать решение.
