Вера Костамо, обозреватель МИА "Россия сегодня", Донецкая область — Луганская область — Москва
Больше года, практически с самого начала вооруженного конфликта на территории Донбасса, здесь находятся не только те, кто вынужден быть в силу разных причин, но и добровольцы. Люди, которые вывозят мирных жителей из-под обстрелов в глубокий тыл или Россию, завозят в ДНР и ЛНР гуманитарную помощь, находят тех, кто уже отчаялся.
Никто из них не зарегистрировал фонд, не открыл собственную организацию — все они частные лица. Маркетолог из Донецка, менеджер из Ростова-на-Дону, риелтор из Подмосковья — теперь просто добровольцы. Каждый работает по собственной схеме, но в трудные моменты решают проблемы друг друга — на войне как на войне.
Гуманитарщики
— Серег, у тебя какая группа крови?
— Вторая положительная.
— Ага, Вера, а у тебя?
— Третья положительная.
— Ребят, аллергии нет?
— Нет, — отвечаем хором.
— Ну и отлично. Противошоковые у меня есть. С Богом, — Лена заводит машину, и в полной тишине мы трогаемся. Едем отвозить гуманитарную помощь.
Красный, пострадавший от минометных осколков Nissan Qashqai, или просто Кошка, выезжает из Донецка в сторону Тельманово. Там нас ждет координатор, который отправит нас дальше, точнее, ближе к линии фронта — в поселок Новомарьевка. Год назад в населенном пункте жили три тысячи человек, сейчас — 13.
Основные средства и груз гуманитарной помощи приходят из России, частично из-за рубежа. Ребята находят нуждающихся, размещают истории в социальных сетях и развозят продукты, медикаменты и одежду адресно. Часто попадают под обстрелы.
На блокпосту нас останавливает ополченец, мальчишка лет девятнадцати.
— Добрый день, паспорта.
Мы протягиваем три российских паспорта.
— Куда едете?
— Гуманитарку развозим.
— О, это нужно. Счастливо.
Тельманово встречает разбитым храмом. Есть стены и купол, оставшийся на сгоревшем остове крыши. Вокруг храма ничего нет, только поле. Ходить по "зеленке" строго запрещено. Учиться новым терминам и правилам поведения приходится быстро.
Школа, детский сад, водоканал, магазины, жилые дома — все попадало под обстрел. Останавливаемся рядом с пятиэтажкой, здесь живут только на первых трех этажах.
Прямо на асфальте раскладываем равными кучами продукты, упаковываем.
На детской площадке играют двое мальчишек. Качели взлетают высоко в небо, видны тонкие фигурки пацанов. Обстрелы начинаются ближе к вечеру, а сейчас можно разрешить себе детство.
Вода в домах есть только утром и вечером. Зимой не было воды, электричества и отопления. В подвалах приходилось ночевать столько раз, что помещения обжили и установили буржуйки. А до этого обкладывались бутылками с горячей водой.
— Бродячие собаки и кошки первыми бегут в подвал перед обстрелом, ну и мы за ними, — рассказывает координатор по гуманитарной помощи в Тельманово.
Вшестером грузим машину, в Новомарьевку нас повезет глава поселения.
Все крестятся.
— Ангел мой, иди предо мной, а я за тобой, — говорит глава, и мы трогаемся.
Дорогой, петляющей между двумя полями подсолнечника, до поселка ехать совсем недалеко. Жара стоит невыносимая, почти сорок градусов. Но спина под бронежилетом мокрая явно не от высокой температуры.
Желтые головы подсолнечника, отвернувшиеся от палящего солнца, уже созрели. Этого золота много, почти до горизонта.
— Хлеб мы убрали с полей и подсолнечник уберем.
Новомарьевка абсолютно пустая. Только в одном из дворов, у дома без крыши, собрались все, кто остался.
Старики сидят на одной скамейке, ждут.
Хозяйка дома, Раиса Алексеевна, бывший директор школы, показывает нам условия, в которых они живут последние месяцы.
— Вы, конечно, меня извините, света нет. Мы с мужем в этом доме прожили 50 лет, вот 14 августа годовщина. Когда начали бомбить, мы телевизор смотрели. Выходить было страшно — бахало жутко. Я дедушке говорю — пойдем в подвал, а он — сиди тут, — рассказывает Раиса Алексеевна. — И тут попало в крышу, соседи прибежали, ополченцы. Ветер был сильный, огонь потушить не получалось. Вызвали пожарных, а они говорят, что не могут приехать. Тогда ребята за ними поехали сами. Теперь живем на руинах.
После того как у дома сгорела крыша, шли дожди. Два дня старики выносили из комнат воду. Весь потолок дома в черной плесени.
— Виктор Григорьевич, посмотри, что творится! Посмотри, друг, с ума можно сойти. — Раиса Алексеевна стоит рядом с помощником главы, говорит и закрывает рот ладонью.
— Пенсию семь месяцев не платили, если бы не гуманитарка, не знаю, что с нами бы было. Дом у нас был большой и красивый, дедушка сказал — внукам. Вот и вышло — внукам.
Долго оставаться в Новомарьевке нельзя.
Старики выстроились в ряд.
— Особенно спасибо за конфеты, теперь есть повод ходить в гости.
Улыбаются.
Через несколько дней Новомарьевку накроет огнем. Так сильно, что зарево будет видно из Тельманово. Сутки мы будем ждать новости. Все живы. Отсиделись.
Лена
Лена — бывший риелтор из Подмосковья, больше года — доброволец в Донбассе.
Сначала работала с ПВР (пункт временного размещения), потом начала заниматься расселением беженцев, сбором и распределением гуманитарной помощи.
— У меня было много времени, чтобы подумать, что я здесь делаю. Бывает, наверное, у каждого человека в жизни перелом, момент переосмысления. Здесь со мной это и произошло.
Лена снимает квартиру в Донецке, каждый день занят, уже давно без выходных.
— В ноябре прошлого года в Луганском доме правительства я встретила женщину, которую буду помнить всегда.
Я приехала, чтобы взять списки нуждающихся, и в этот момент в кабинет зашла женщина в дорогой шубе. Она упала на колени: "Помогите, у меня умирает мать".
Никто на нее не отреагировал.
Я подошла к ней и спросила, почему она не хочет продать шубу, чтобы купить продукты и медикаменты для матери. Она ответила, что это единственное, что осталось от прежней жизни.
— Я хоть шкуру хочу оставить, чтобы чувствовать себя человеком.
"Мать этой женщины очень скоро умерла, что-то сделать было уже невозможно. А ей я помогла выехать. В тот момент я поняла, что, если уеду, кто будет им помогать, понимаешь?" — говорит Лена.
По словам волонтера, потоки людей, желающих выехать в Россию, стали меньше. Очень многие вернулись обратно.
— В прошлом году люди были вынуждены бежать в Россию, потому что бомбили везде, сейчас есть территории, где относительно безопасно. В том числе центр Донецка.
Многие хотят выехать на территорию России просто отдохнуть от войны.
Мы сидим с Леной на скамейке в лагере "Пионер" под Ростовом, сюда Лена привезла детей из ДНР "отдохнуть от войны". Со стороны России этот выезд организовывали и курировали волонтеры Сергей Логвин и Сергей Жученко, группа волонтеров "Помощь людям Донбасса" и гуманитарный батальон "Дорога добра".
Ребята уже год подстраховывают друг друга по телефону и только сейчас увиделись. Так и работают с той и этой стороны границы.
— Было время, когда меня и груз сопровождали ополченцы, но очень быстро я поняла, что являюсь мишенью. И стала ездить одна. Исключение составляют места, где сейчас очень опасно.
Лена отвлекается, фотографирует детей, которые привыкают к жизни в лагере.
— Это для спонсоров. Я сначала не фотографировала себя, только факт передачи груза или помощи, потом снимки стали воровать мошенники. Приходится "пиарить" себя — вынужденная необходимость.
Сейчас Лена в основном занимается помощью тем, кто не может выехать из-под обстрелов.
— Почему люди не уезжают? Если бы я не работала с беженцами в России, то тоже задавалась бы этим вопросом. Я хорошо их понимаю, они знают, что их никто не ждет.
Есть люди адаптивные, которые легко ориентируются в любой обстановке, а есть те, кто корнями врос в свою землю. И большинство донбассовцев такие. Это их земля, и они ее не бросят.
Были и страшные моменты за этот год.
— С 21 января Горловку бомбили несколько дней подряд. Пришлось срочно уезжать во время очередного обстрела. Осколок оказался в двух сантиметрах от бензобака. Теперь это мой второй день рождения.
В Спартаке я наехала на "сигналку" (растяжка с сигнальной ракетой — прим.ред.). Остановилась, знаю, что сейчас возможно на нее отреагируют — начнут огонь и дорогу накроет.
Открыла окно и кричу: "Люди, есть кто живой?" Тишина. Со мной была девочка местная, волонтер. И она начала выкрикивать имена. Вышла женщина, она потом рассказала, что не поверила, что кто-то ее зовет.
Мы быстро разгрузились и уехали.
Больше всего люди нуждаются не в продуктах, а в поддержке. Им нужно знать, что они не одни.
Сергей
— Так вот и объясни мне, куда мы заехали. — Сергей смотрит на навигатор.
По обе стороны дороги кусты и бесконечные поля. Солнце уже садится и нам не встретилось ни одной машины, попуток тоже не было — плохой знак.
— Я надеюсь, что мы все еще по эту сторону баррикад.
Из-за поворота выезжает Газель, под ветровым стеклом, где обычно размещена табличка "Пустой" или, например, "Вован" — совсем другие слова "Груз 200".
Навигатор просыпается, едем верно, просто в обход.
Мы в ЛНР, впереди два адреса, где ждут гуманитарную помощь — Антрацит и Ровеньки.
В Антраците живет Лена и двое ее дочерей, Диана и Арина. Полгода они находились в России и вернулись. Теперь волонтеры курируют их уже в ЛНР.
Когда Арине было восемь месяцев, ее прооперировали, сейчас она нуждается в систематическом обследовании и лечении. Лене пообещали, что на родине девочке проведут два необходимых курса лучевой терапии, она вернулась. Но проводить их оказалось некому.
За синим забором лает собака.
— Лена! Лена, волонтеры приехали, открывай.
Дом, где сейчас живет Лена с детьми, принадлежит сестре. Своего жилья у нее нет.
Как с недавнего времени нет мужа и работы.
— Ариша, ты узнаешь дядю Сережу?— Лена пытается остановить бегающую по комнате дочь.
— Дядя Сеежа. — говорит Арина и на минуту останавливается.
Ровно пополам Арину делит шрам — след от операции.
Продуктов, которые мы привезли, хватит на месяц. Цены в магазинах ДНР и ЛНР настолько отличаются, что первые несколько минут мы ходим по супермаркету и пытаемся понять, в какой валюте ценники. Дорого.
— С Леной мы познакомились летом прошлого года, тогда на приграничных территориях Ростовской области открылось восемь ПВР. Люди бежали из-под обстрелов, полями, без вещей и документов.
Неделю волонтеры возили людей от пограничного пункта до ПВР. Лагеря для беженцев заполнялись очень быстро, был момент, когда в ПВР на 1800 человек жили четыре тысячи. Самая тяжелая ситуация была на Изварино.
Волонтеры решили, что беженцев нужно расселять. Открыли сайт и группу в социальной сети "Вконтакте" — искали тех, кто готов разместить у себя беженцев. Так появилась инициативная группа "Помощь людям Донбасса".
— Мы ставили людям три условия. Если они хотели забрать беженцев, то должны были предоставить нормальные условия жизни, помочь с питанием и лекарствами. Мы все семьи контролировали. Ни один человек не уехал в неизвестность, — рассказывает Сергей.
На Донбасс волонтеры ездили только в связи с особенно сложными ситуациями, понимали, что с этой стороны границы они могут сделать больше.
Спали в те месяцы по несколько часов, часто прямо в машинах. Возили в ПВР продукты и питьевую воду.
— Потом нашелся человек, который предоставил свой особняк. Той же ночью мы привезли туда 15 человек. Следующие месяц-полтора мы практически жили на ПВР. Забирали людей с серьезными проблемами: многодетных, семьи с детьми-инвалидами, с онкологией. В итоге в доме стали жить 130 человек, из них почти 90 детей. Встал очень серьезный вопрос, как всех накормить. Познакомились с администрацией района, они подключили бизнесменов, и помощь пошла, — вспоминает волонтер.
В определенный момент особняком ребята заниматься перестали. Ситуация там была стабильная и с продуктами, и по делам с ФМС. А в это время в регионе было много беженцев, которые жили на самообеспечении. Они просто голодали.
Волонтеры в регионе готовили для группы списки, они на небольшом автобусе, или, как тут говорят, бусе, развозили гуманитарку, фасовали из мешков на месте. Приходилось помогать не только продуктами, но и в вопросах с документами.
— В основном людей мы консультировали по телефону. Были и курьезы. Звонок — вижу, номер не нашего региона. Оказалось, что люди звонят из Новосибирска. Звонили еще из Саратова, Самары. Я спросил, где вы взяли номер телефона. Сказали, что в маршрутках висят листовки с нашими контактами. Телефон горел в руках. В день было минимум 60 звонков. Чиновники меня ненавидели. "Мои" беженцы знали все законы.
Сейчас оба Сергея и их группа "Помощь людям Донбасса" продолжают курировать семьи беженцев, находящиеся в России и Донбассе.
Через волонтеров прошли более тысячи человек.
Катя
Красной краской на стене подъезда написано "Убежище". Надпись никого не удивляет — Донецк. Тут находится офис волонтерской группы "Общество милосердия 77", несколько человек постоянно ведут более 100 семей беженцев.
Небольшой склад, помещение, куда приходят люди.
— Завтра поедем развозить груз. Своей машины нет. Зато приехал знакомый по соцсетям Ваня из Москвы. Специально отпуск взял. Мы друг друга называем сумасшедшими. Ну, кто еще возьмет отпуск, чтобы поехать на войну?
Есть у ребят и своя особенная семья.
Женщина воспитывает сыновей-близнецов, один из которых инвалид, и внука. Голодали и, чтобы выжить, раскопали высохшее болото за домом, Саша — мальчик с ДЦП и мама на коленях вырывали сорняки. Посадили овощи.
К ним мы и поехали на следующий день. Мама долго отказывалась от помощи — другим же хуже — "я по телевизору видела".
У входа во двор стоит инвалидная коляска, у нее всего два колеса из положенных четырех.
— Ребята с улицы кричат: Санек, Санек, а он не выходит. Две недели дома сидит, — рассказывает мама.
Волонтеры достают из багажника новую коляску. Заносят в дом.
На кровати сидит Саша, ему 17 лет.
— Мам, а я ее не сломаю?— Саша улыбается так, что становится больно.
— Пацаны ведь пытались старую коляску починить, колеса искали, но ничего не вышло, а теперь все по-другому будет, да Саш?
Мама Саши показывает нам огород на месте болота.
— Я ребятам предложила тут овощи посадить. А сама стою и думаю, я на пенсии, пацанам двум по 17 и 14, и один инвалид. Как мы это сделаем? А смогли: раскопали, посадили, собрали, наелись, консервы позакрывали — во как!
Адрес за адресом волонтеры развозят гуманитарку.
Алла Ивановна: "Памперсы сушу на батарее, вся пенсия на лекарства уходит, продукты экономим, работы нет, сходите к соседям — им тяжелее".
Галина Владимировна: "Муж и дочь погибли, у меня рак груди, откуда же вы взялись, можно я буду ради вас жить?"
Людмила Захаровна: "Муж и двое детей погибли в ДТП. Мне некуда бежать, хатка моя и земля здесь".
Лидия Николаевна: "Инвалид первой группы перенесла два инсульта. Учусь читать по букварю. Одинока".
И таких 100 адресов.
— Нам часто приписывают героизм и чуть ли не святость. А мы обычные люди. Понимаете, обычные. Мы срываемся, боимся, протаскиваем каждую историю через себя, рыдаем, разочаровываемся, начинаем все снова. Но не можем остановиться, — говорят волонтеры.
Все, кто успел вернуться в Донецк до вечера, ссыпаются в офис к девчонкам. До 23:00 нужно разъехаться по домам и гостиницам — комендантский час.
Слышно, как "работают", ребята прислушиваются — исходящие. Можно допить кофе.
