Генеральный директор Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона (ФРДВ) Алексей Чекунков рассказал в интервью РИА Новости о том, по какому принципу фонд отбирает проекты, какие условия ставит, в каких проектах принимает непосредственное участие, а какие рассматривает как перспективные.
— Какими принципами и критериями руководствуется Фонд при выборе потенциальных проектов? Сколько проектов было рассмотрено и отобрано?
— Всего таких проектов, которые мы предварительно рассмотрели вместе с экспертами, посчитали перспективными, у нас с декабря 2014 года было 64. Из них отобрали около десяти наиболее эффективных и дальше пропустили их через важный шлюз — это инвестиционный комитет совета директоров ФРДВ, состоящий из представителей Внешэкономбанка, Минвостокразвития и независимых директоров.
На комитет выносятся проекты, когда мы с инициатором достигаем близкого понимания по условиям потенциальной сделки. Когда они готовы подписаться на наши деньги, взять их на тех условиях, на которых мы готовы их дать. А эти условия по-прежнему довольно жесткие — при том, что деньги платные, их цена где-то 10,5% годовых в рублях. Еще мы требуем довольно жестких гарантий, поручительств с целью максимальной защиты своих инвестиций. Удовлетворяющие этим требованиям проекты мы выносим на комитет по инвестициям. На сегодня комитетом утверждены десять проектов.
— В начале августа подкомиссией правительства РФ были одобрены первые три инвестиционных проекта из десяти, выбранных фондом. Когда ждать остальные? Какие компании участвуют, в каких регионах?
— Я сейчас не хотел называть конкретные компании, но отраслевой разрез — это транспортная, энергетическая, промышленная инфраструктура. Проекты на территориях Приморского края, Хабаровского края, Сахалинской области, Чукотке, Якутии.
Проекты на Камчатке, в Еврейской автономной области и на Сахалине уже прошли через правительственную комиссию. До конца года еще из этих десяти проектов, из которых три уже признаны приоритетными, мы надеемся минимум еще три-четыре проекта провести. Честно говоря, было бы больше денег, мы бы двигались быстрее. На мой взгляд, все предприятия находятся в очень высокой стадии готовности начать работать с этими деньгами.
В некоторые проекты мы входим на стадии проектирования. Например, проект на Чукотке. Это проект развития Баимского месторождения меди и золота, которым занимается Баимская горнорудная компания. Это проект мирового класса. И один из главных вопросов развития проекта — это энергоснабжение. Там только проектирование будет стоить несколько сотен миллионов рублей. Мы выступаем как катализатор инвестиций, уже фактически вступаем в разряд участников проекта де-юре, а это очень важно, особенно для азиатских соинвесторов. Для них очень важно участие госфонда в таком проекте. Наше участие — это для инвестора уже другой вес предложения войти в проект.
— Какие-то зарубежные компании выразили интерес к проекту?
— Я этот проект видел, еще работая в РФПИ. В то время был интерес со стороны BHP Billiton. Но тогда был 2011 год, ресурсные цены достигли пика, а у компании были огромные списания за неудачные прошлые годы. Она решила сфокусироваться лишь на нескольких существующих бизнесах, не пошла в проект. То есть это старый известный проект. Для него все решает энергетика. А на Чукотке наблюдается энергодефицит. Кроме того, в регионе выводится из эксплуатации Билибинская АЭС. Строить там свои мощности невыгодно и дорого, в то же время у нас в Магаданской области профицит электроэнергии почти 700 Мвт. Сегодня Минэнерго РФ при участии вице-премьера правительства Юрия Трутнева, правительства Чукотки выработали новый подход к энергообеспечению Чукотки, и в качестве одного из рабочих сценариев рассматривается соединение энергосистем Магадана и Чукотки.
Технологически это сложная схема. Сегодня экономически она может на цифрах выглядеть дорогой, но мы понимаем, что регион — это тысячи километров месторождений, природных ресурсов, к которым никогда в жизни без этой энергетической дороги не подступиться.
Проект электроснабжения ресурсного проекта может дать толчок развитию целого региона. Одна Баимка поменяет там все — структуру экономики, размер экономики. И мы, как фонд, были бы заинтересованы помочь им сделать этот первый шаг, понимая нашу роль катализатора.
Вот это один из десяти проектов, куда мы, при сравнительно небольшой инвестиции, заходим, и наши деньги твердо защищены, там сильные акционеры. И мы на безопасных для себя условиях двигаем это большое дело.
— То есть вы пока планируете вкладываться только в проектирование энергомоста Магадан-Чукотка?
— Совершенно верно. Сегодня проект создания энергомоста из Магаданской области на Чукотку оценивается порядка 70 миллиардов рублей, но это экспертная, предпроектная оценка. Я думаю, что объем затрат на проектирование составит порядка 700 миллионов рублей, где-то 1% от общей суммы затрат. Вот мы в этих деньгах готовы поучаствовать вместе с инициаторами проекта — Баимской горнорудной компанией. Пока будет вестись проектирование, уже будут привлекаться основные инвестиции.
— Предполагается ли участие фонда непосредственно в проекте разработки месторождения, строительства комбината?
— Планы очень долгосрочные. Они как раз зависят от результатов этого проектирования. И, конечно, зависят от того, куда вырулит конъюнктура, поскольку цены на медь, алюминий и ряд других ресурсов сейчас достигают пяти-шестилетних минимумов.
И если эта ситуация застынет, то нужно будет смотреть на такие технологии и модели отработки месторождения, когда сначала отрабатываются наиболее богатые участки. Выходить надо будет не на вал, а на более точечное развитие.
Поэтому привлекать крупного иностранного стратегического инвестора для проекта разработки месторождения надо, понимая, что это проект мирового класса, куда заходить вслепую, брать на себя конъюнктурный риск, нельзя. Туда нужно заходить, понимая рынки сбыта готовой продукции.
— Касаясь вопроса сбыта продукции, в том числе транспортной логистики, вспоминается проект Севморпути. Этот проект для вас мог бы быть интересен?
— Мы участвуем в рабочей группе при Минвостокразвития, которая занимается экспертно-аналитической работой по этому проекту. По результатам этой экспертной работы, предварительные выводы — проект мегаинтересный. Я бы его сравнивал с освоением космоса. Когда начиналось освоение космоса, никто не просчитывал его коммерческую привлекательность, в результате мы получили такие технологии, как GPS и навигацию, благодаря которой радикально изменилась транспортная логистика для всего мира, сельское хозяйство. В какой-то степени и интернет можно считать одним из результатов такого фундаментального государственного проекта.
Сейчас обсуждается создание нового атомного ледокола на основе концепт-проекта "Лидер" — судно нового размера с новым двигателем. Такой ледокол сможет вести за собой суда гораздо более крупные, чем до сих пор. Укрупнение судов — это тенденция в мировых морских грузоперевозках. Она началась когда-то с наливных танкеров, сейчас уже строятся огромные контейнеровозы по 18 тысяч TEUs (единица измерения вместимости грузовых транспортных средств — ред.). А через Севморпуть сейчас только четырехтысячники ходят. Так вот, если хотя бы восьмитысячники пойдут, так это насколько снизится себестоимость в расчете на один TEUs! Поэтому три четверти развития Севморпути с точки зрения необходимых для его реализации ресурсов — это судостроение. Это создание судов ледового класса и ледоколов. А одна четверть — инвестиции в портовую и навигационную инфраструктуру. Все в целом может существенно поменять баланс на мировом рынке перевозок.
— Ранее правила позволяли фонду инвестировать деньги только в проекты очень высокой степени готовности при минимальных рисках. Тем самым фактически блокировалась деятельность фонда как института развития. Удалось ли совместно с Минфином снять эти ограничения?
— В июле правительство изменило правила инвестирования средств фонда. Прошел фактически месяц, как мы можем дышать. До этого на аппарате искусственного дыхания жили, потому что было понятно — денег практически нельзя касаться. Из тех 60 проектов, может быть, только пять соответствовали тем правилам субсидий, которые существовали изначально при создании фонда, к сожалению.
Сейчас критерии существенно изменились за счет того, что проекты фонда рассматривает и правительство и Минфин. Сейчас, слава богу, правила разумные, хотя все равно оставляют на нас много ответственности по защите инвестиций, и мы фактически работаем как кредитно-финансовое учреждение. Но теперь хотя бы можем вкладывать в то же проектирование, сейчас мы можем соинвестировать с госкомпаниями, раньше такого делать нельзя было. Были критерии, которые описывали проекты так, что это должны были быть лучшие из рыночных коммерческих проектов, но по каким-то причинам не нужные коммерческим инвесторам. Но так не бывает. Лучшие с точки зрения доходности инвестиций проекты, честно говоря, на наш стол не попадают. Те проекты, где есть доходность в 25-30% годовых, и так востребованы российскими инвесторами.
— По мере инвестирования в проекты средства фонда будут сокращаться. Как будет проходить докапитализация?
— Было поручение Юрия Петровича (Трутнева — ред.) вложить не менее половины средств фонда до конца 2015 года. Мы это поручение выполним. По нашему сегодняшнему портфелю проектов видно, что мы не менее половины существующего капитала в 15,5 миллиарда рублей проинвестируем. То есть до конца года эта сумма составит 7-8 миллиардов рублей. Весь фонд мы в состоянии проинвестировать в течение следующих 12 месяцев.
Что касается докапитализации, то было поручение президента России и премьер-министра согласовать механизм докапитализации фонда, основанный на реинвестировании в фонд части федеральных налогов от новых проектов на Дальнем Востоке и Байкальском регионе, не касаясь НДС. Мы это проработали, подготовили проект федерального закона об изменениях в бюджетный кодекс с Минвостокразвития. Получили реакцию МЭР и Минфина. Эта работа пока не закончена. Ее интенсивность повышается по мере того, как мы инвестируем наши существующие деньги.
У нас есть ряд проектов, которые мы сейчас обсуждаем с регионами, с властями по концессионной модели, когда мы создаем инфраструктуру, регион выступает концедентом, мы концессионером. Например, нужна дорога к месторождению, которое инвестор в состоянии разработать, но брать на себя еще и ее он не готов. Так мы, конечно, хотели бы, чтобы налоги, поступающие от этого месторождения, федеральная часть того же НДПИ, того же налога на прибыль поступали в фонд. И Минфин, надеюсь, с этим согласится. Вот детали мы до конца этого года доработаем.
Надеемся с 2016 года уже применять этот механизм. Юридически инфраструктура для этого создана. То есть мы готовы получать эти средства в рамках реинвестирования налогов. Главное, чтобы механизм был согласован правительством, произошли изменения в законодательстве.
— Промышленный банк Кореи предлагал создать совместный фонд для развития инфраструктурных проектов на Дальнем Востоке, прежде всего связанных с судостроением, строительством верфей. Ваш фонд каким-то образом может поучаствовать в этом проекте?
— У меня есть определенный опыт создания фондов. Это очень долгая и очень тяжелая история. Когда вы являетесь организацией, управляющей проектами, то платить за управление фондами — это не всегда выигрышная стратегия. Потому что, отпуская деньги в фонд, вы в какой-то степени уже теряете контроль. В целом идею создания таких фондов считаю преждевременной. Наша стратегия пока состоит в том, чтобы отталкиваться от проектов.
— Недавно было объявлено о планах создания компании "Международный аэропорт Хабаровск", которая будет заниматься вопросами реконструкции воздушного порта. С кем из иностранных инвесторов ведутся переговоры об участии в проекте?
— Это проект, которым мы давно занимаемся. Он пока на правкомиссию не выходил, поскольку мы должны финализировать структуру инвесторов и кредиторов. Изначально огромный интерес проявляли японские структуры, и они были готовы и продолжают оставаться готовыми инвестировать в виде акционерного капитала и кредитов. Но это деньги, даже если они стоят 2% годовых, это деньги в йенах. Это деньги длинные, на семь лет. Но брать на семь лет деньги в валюте рискованно, при том, что объект чисто рублевый, все сборы рублевые, а часть их них регулируется нашей тарифной службой. В то же время, если кредитоваться в рублях, если даже ставка будет существенно выше, мы в таком случае хоть какую-то привязку к нашей инфляции, к нашей покупательной способности имеем.
До конца года надеемся сделку по строительству нового терминала в Хабаровском аэропорту завершить. Сейчас работаем с российскими банками и параллельно продолжаем работу с японскими и даже с китайскими партнерами, чтобы выйти на какие-то финальные решения по инвестициям в следующие два месяца — скажем так, до конца октября. Как только у нас будет закрыт инвестиционный пул, будет понятно сто процентов капитала, мы будем этот проект выносить на рассмотрение правительства. Весь проект оценивается в порядка 6-7 миллиардов рублей.
— ФРДВ войдет в уставный капитал?
— В уставном капитале наша доля составит где-то между 20 и 30%. Речь идет о вхождении в уставный капитал, но с определенным купоном, обсуждаем привилегированные акции. Я считаю, это один из ключевых проектов, касающийся развития дальневосточного региона, потому что это ворота в административный центр и исторический транспортный хаб всего нашего Дальнего Востока.
— Поскольку фонд у вас по развитию Дальнего Востока и Байкальского региона, есть какие-то конкретные проекты, в которых фонд мог бы принят участие именно в Байкальском регионе?
— Действительно, в мандат фонда входит Байкальский регион. Сама система рассмотрения проектов для реализации в Байкальском регионе сформировалась только в июле этого года, когда было определено, что проекты в части Дальнего Востока пропускает через себя Минвостокразвития, а в части Байкальского региона — Минэкономразвития. Начали работу, разослали всем губернаторам наши инвестиционные критерии, методику. Встречались уже с главой Забайкалья. Обсуждали проекты в сельском хозяйстве и проекты более глубокой переработки в Краснокаменске медной руды Быстринского ГОКа (разработкой месторождения занимается "Норникель"- ред.). Там сейчас планируют делать территорию опережающего развития — ТОР.
Быстринский ГОК разрабатывается "Норникелем", а вот в Краснокаменске надо строить металлургический перерабатывающий завод. Будем вместе искать инвестора. Это будет крупный проект, чтобы не концентрат вести по железной дороге в Китай, а уже продукт высокого передела.
— Недавно был утвержден совершенно новый для России проект "Свободный порт Владивосток". Вашему фонду насколько он интересен?
— Активнейшим образом смотрим. В нашем списке есть проект, связанный с модернизацией портовых мощностей в самом порту Владивостока. С одним из операторов мы сейчас уже в достаточно продвинутых переговорах по модернизации части портовой инфраструктуры, речь идет о строительстве нового холодильника. Мы задействованы в проекте широкого международного транспортного коридора — Приморье-1 и Приморье-2. По первому — больше в части строительства автомобильных дорог, по второму — в части развития порта Зарубино, расширения автодорог, железнодорожных переездов, энергетических мощностей.
— Канадско-американское СП ООО "Амур Минералс" заявляло о намерении привлечь компании РФ в дальневосточный горнорудный проект — Малмыжское месторождение золота в Хабаровском крае. Соглашение о вхождении в проект российских инвесторов может быть подписано в рамках Восточного экономического форума. Планирует ли фонд поучаствовать в этом проекте?
— Здесь у нас контакты достаточно раннего характера. Проект мы знаем. Одним из его участников выступает американская компания Freeport McMoRan — один из лидеров именно медно-золотых проектов. Разработка Малмыжского месторождения золота — это проект мирового уровня. Месторождение требует очень крупных инвестиций. Компания "Амур Минералс" действительно к нам обращалась. Мы открыты для сотрудничества, но какой-то готовой сделки пока с ними нет. В нашем коротком списке этого проекта нет, но работу мы продолжаем.
— Что они вам предлагали? Какое участие?
— Любой ресурсный проект заинтересован получить нас в некотором смысле как флаг. Мы с небольшими деньгами участвуем в различных проектах, выступаем инвесторами, акционерами. Для нас этот механизм рабочий, при условии, если мы понимаем, как у нас деньги возвращаются, есть гарантия.
В случае с Малмыжским месторождением пока такой гарантии нет. Инициатор — компания частная, не публичная, поэтому мы, скажем так, изучаем эту возможность, но как готовый проект Малмыж пока не рассматриваем. Край их поддерживает, очень хорошо знает, считает проект перспективным. И организаторы проекта, и местные власти считают, что проект технологически реализуем. Несмотря на невысокое содержание металла, технологии отработки есть, он не такой сложный, как, например, Удокан (Удоканское месторождение — ред.).
Я думаю, если компания сейчас активизируется, мы готовы их подхватить и вместе работать в режиме road show, в режиме привлечения инвестиций от наших партнеров.
