Янис Урбанович, глава фракции партии "Согласие" в сейме Латвии, для РИА Новости
В непростой ситуации, которая сложилась в отношениях между Россией и Западом, многие в Европе сегодня стараются понять и объяснить причины происходящего. Они ищут ответы в истории и традициях русского народа, в психологии национального характера. Идей на этот на счет высказано предостаточно: от последствий монголо-татарского ига до угнетающего действия на сознание русского народа идей православия и даже водки. Рискуя показаться неоригинальным, хочу добавить к ряду подобных "диагнозов" еще один.
Всякий, кто в своей жизни понемногу и без особых предубеждений общался с россиянами (причем не только с этническими русскими), имел возможность заметить в их поведении такую черту, которую можно назвать природным и практическим альтруизмом: готовность помочь, прийти на помощь, поддержать нуждающегося, причем не только добрым словом, но и делом.
Примечательно, что черта эта проявляется особенно ярко, когда ситуация становится особенно драматичной — русские при этом обычно ведут себя, как убежденные стоики и прирожденные оптимисты.
Думаю, что корни такого альтруизма уходят в русскую историю, которая была и тяжелой, и кровавой. Суровый климат, огромные расстояния и необходимость постоянно защищаться от внешних врагов сформировали у русского народа не только упрямство и стойкость, но и такие качества, как чуткость, сердечность и душевная щедрость, которые издавна здесь считались добродетелью и ставились в пример. Отсюда и поговорка про готовность отдать "чужому последнюю рубашку".
Почему я об этом говорю? Думается, что, привнося в политические и даже деловые контакты, помимо своего специфического понимания вызовов и угроз, свой, не менее специфический, альтруизм, русские неосознанно создают у своих западных контрагентов дискомфорт, провоцирующий настороженность и тревогу.
Участвуя в переговорах и вообще, решая любые дела, европеец, прежде всего, исходит из своих интересов и последовательно торгуется за них. Такого же поведения он ожидает от партнера и контрагента, стараясь представить и понять интересы и цели второй стороны. Если такого понимания у него не возникает, он старается их домыслить или угадать. Сама мысль о том, что ему готовы пойти навстречу просто так, из желания помочь или из добрых чувств, для него нелогична и непонятна.
Европеец-эгоист относится к любой сделке, к ведению переговоров, как к торговле, в процессе которой балансируются интересы и прибыль переговорщиков. Если в итоге этой торговли заключается договор, то в нем прописываются и выгоды, и обязательства обеих сторон. Отныне эти стороны связаны, и само сцепление интересов несет в себе конкретные гарантии и избавляет от тревог.
Когда такого баланса в соглашении не проглядывается, то для европейца как бы нет и самой сделки. И всякое немотивированное ее логикой деяние изначально выглядит подозрительным, и, следовательно, потенциально опасным.
Наверное, можно даже говорить о том, что Россия приучила Европу и мир к собственному альтруизму. От нее постоянно ждут помощи, уступок и "подарков" (например, передачи полной схемы уникальных подслушивающих устройств в строившемся в Москве здании посольства США), а когда не получают — злятся на россиян вдвойне. Наблюдать это воочию можно сегодня на такой теме, как отношение на Западе к Владимиру Путину — пожалуй, самому большому европейцу и наименее альтруистично настроенному российскому лидеру за последние 200 лет.
Думаю, что Россия доставила бы много пользы себе самой и остальному миру, если бы спрятала свой альтруизм подальше и встала бы в своей практической политике полностью на рельсы государственного эгоизма.
Во-первых, она избавила бы всех от иллюзий насчет своей сердечности и щедрости. После неизбежного периода "отвыкания", ее заявления стали бы воспринимать серьезно сразу, а не потом, когда нередко исправить уже ничего нельзя.
А во-вторых, эгоизм пошел бы на пользу самим русским: им давно следовало бы брать пример с остального мира и больше думать о себе.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
