Святитель Иоасаф Белгородский
Сын полковника Прилуцкого казачьего полка Андрея Горленко и дочери гетмана Даниила Апостола Марии, дед и отец которого, близкие к гетману Мазепе, в 1709 году вместе с ним бежали в Османскую империю, а вернувшись, были высланы в Москву и лишены всех земельных владений, сбежал в монастырь и принял постриг в тайне от родителей. И неудивительно.
В начале XVIII столетия для монашества в России наступил вековой период гонений. Закончилась эпоха Московской Руси, прошедшая под знаком сотрудничества церкви и государства. "Просвещенным обществом" овладели идеи "естественного права", цель государства виделась теперь в достижении здесь, на земле, "всеобщего блага", и церковь должна была подчиниться этой цели, так как светская власть стала самодовлеющей, абсолютной.
Петр I, тщательно изучив церковное управление в протестантских странах, ввел его у себя по образцу скандинавских государств. Управление церковью стало государственным, духовенство отныне несло "государеву службу", было обязано доносить об исповедуемых прихожанами грехах "против государства" и не должно было иметь влияния на народ. Ему запрещалось даже посещать дома прихожан в праздники.
Особенно резки были меры против монастырей. Петр именовал их "гангреной государства", а монахов считал тунеядцами и плутами. Им запретили иметь в кельях бумагу и перья. Монастырскую колонизацию отменили даже в Сибири.
За указами Петра последовали указы Анны Иоанновны, а потом и Екатерины II, которая в 1764 году перевела все церковные имения в казну, а для содержания церковных учреждений повелела выдавать определенные суммы, разделив их на классы по уровню содержания.
Святитель Арсений Мациевич, протестовавший против изъятия церковных ценностей, лишился сана и умер в Ревельской тюрьме. Монастыри обезлюдели, богатые обители обеднели до крайности, а средние закрылись. Во многих монастырях церкви стояли без глав и крестов, крыши их прорастали мхом, кельи — на подпорах, ограды полуразрушены. Не было иеромонахов — приходилось звать совершать литургию приходского священника. В обителях доживали престарелые и больные иноки, а, бывало, братия и вовсе "разбродилась розно" и монастырь сам собою закрывался. А в уцелевших настоятели зачастую смотрели на свою должность как на источник дохода. Общим бичом стало пьянство.
Игумен Валаамского монастыря Назарий в 1795-1796 годах жаловался на общее бродяжничество монашествующих. Но еще в 1786 году и сам митрополит Гавриил распорядился, чтобы монашествующие "по дворам не шлялись".
Казалось, монашество на Руси погибло. Но из векового периода гонений оно вышло очищенным и обновленным. В эту эпоху, когда духовное начало преследовалось, когда монастыри пустели, духовно одаренные натуры поневоле погружались в скрытую для мира внутреннюю жизнь, сохраняя истинное понятие о духовном подвиге. Так, незаметно, созревали духом Божии избранники, в тайном подвиге выковывавшие силу духа. Благодаря им с окончанием гонений возродилась истинная монашеская жизнь.
Жития подвижников того периода до сих пор недостаточно изучены, лишь несколько из них были канонизированы. И среди них святитель Иоасаф Белгородский.
Окончив Киевскую духовную академию и прослужив в ней несколько лет преподавателем, он был возведен сначала в сам игумена Лубенского Спасо-Преображенского монастыря, а к сорока годам, при императрице Елизавете Петровне, назначен еще и наместником Троице-Сергиевой лавры.
В 1748 году его рукоположили в сан епископа и отправили управлять Белгородской епархией. 1060 церквей, 59 монастырей, духовенство, служившее прихожанам не примером, а соблазном… С первого же года своего епископства святитель Иоасаф взял за правило регулярно объезжать все это огромное хозяйство и принялся наводить порядок. Прежде всего, среди духовенства.
За любые проступки строго взыскивал – вплоть до телесных наказаний. Поссорившимся между собой священникам запрещал приступать к совершению литургии, пока не помирятся. Но и о нуждах их заботился, и от произвола светского начальства защищал.
Свободный доступ к епископу Иоасафу имели все, без разбора лиц и званий. Все доходы с вотчин архиерейского дома он употреблял на помощь неимущим. Сам жил аскетом — по его кончине у него не нашли денег даже на погребение и, по разрешению Синода, пришлось хоронить святителя на запасные суммы архиерейского дома.
Последнюю литургию он совершил в мае 1754 года, потом поехал навестить родителей, на обратном пути, в селе Грайворон, заболел и 10 декабря (23 декабря по новому стилю) умер. Останки его привезли в Белгород и до середины февраля не могли похоронить — назначенный на погребение святителя преосвященный Иоанн Переяславский задержался в пути из-за разлива рек. За это время, по свидетельству очевидцев, тело святителя Иоасафа не потеряло обычного своего цвета и вида. Не изменилось оно и через два года, когда был вскрыт склеп. С этого времени началось его местное почитание.
А через 156 лет после кончины святителя Иоасафа, в 1911 году, состоялась его торжественная канонизация, на которой присутствовала великая княгиня Елизавета Федоровна.
Мощи святителя, после того как в 1920 году их вскрыли и отправили в Москву, в Музей Наркомздрава, а потом в Ленинград, в Музей истории религии и атеизма, были обнаружены в запасниках этого музея и идентифицированы лишь в 1991 году и тогда же доставлены через Москву и Курск в Белгород, где с тех пор и хранятся в Преображенском соборе.
