Накануне московской премьеры своего нового балета "Татьяна" Джон Ноймайер рассказал в интервью РИА Новости о том, как он работал над спектаклем по мотивам романа Пушкина, почему он назвал свое сочинение не "Евгений Онегин", а "Татьяна", а также о новой музыке и планах на будущее. Беседовала Наталия Курова.
— Господин Ноймайер, как родилась идея сочинить балет по роману Пушкина "Евгений Онегин"? И как вообще возникают у вас замыслы новых балетов? Какова исходная точка — литература, интересный сюжет или музыка? И завершает все хореография? Или это происходит как-то иначе?
— Единого рецепта нет. Каждый раз по-разному. Иногда это художественное произведение — роман, пьеса, стихи, с которым я познакомился и которые меня заинтересовали. Это может быть музыка, которую я услышал. В случае с "Евгением Онегиным" — это, конечно, пушкинский роман, который меня увлек, и далее я стал уже подбирать к нему музыку, а потом уже хореография. Но каждый раз, когда я создаю новое произведение, музыка играет для меня первостепенную роль.
— Почему вы не взяли музыку Чайковского к опере "Евгений Онегин"? Решили, что должна быть новая музыка? Это было принципиально для вас?
— Опера Чайковского — фантастическая, но она была создана более 130 лет тому назад. Потом был известный балет "Онегин" Джона Кранко, который переработал сочинения Чайковского и так много отдал этому балету, который я ценю очень высоко. Я не думаю, что у меня получилось бы найти что-то еще у Чайковского. Но это одна причина. А вторая состоит в том, что если я, не будучи русским, берусь за это произведение, естественно, я должен взять и новую музыку.
Я обратился к Лере Ауэрбах, с которой уже работал над балетом "Русалочка", с просьбой сочинить эту музыку. Тем более что она по происхождению русская и знает прекрасно этот роман. Я и Ленского сделал музыкантом. Это был для меня способ выразить его суть как художника, творца, с одной стороны, а с другой — сделать его ответственным за ту музыку, которую он сочиняет, ту, что будет звучать и в спектакле.
— Если вы создаете балет по литературному произведению, то чаще всего обращаетесь к поэтическим текстам, а не к прозе. Вы считаете, что поэзия более близка хореографии?
— Если я беру за основу даже прозу, например, "Чайку" Чехова или "Трамвай "Желание" Уильямса, то это такие прозаические произведения, в которых есть поэтическая составляющая, а она, естественно, ближе к хореографии, она заложена в самой природе танца.
— Вы впервые работаете с пушкинским текстом. Насколько сложной была для вас эта работа, ведь вы читали роман только в переводе?
— Работа была непростой. Каким бы ни был прекрасным перевод, выразить все нюансы пушкинского творения он не в силах. Но мне помогал Чайковский, который уже в некоторой степени переработал роман и смог передать в своей музыке то, что заложено в романе автором. Замечательно, что есть не просто перевод, а настоящее исследование, анализ романа, сделанный Владимиром Набоковым. Я очень внимательно все это изучал. Я понимаю, что, несмотря на то что я тщательнейшим образом работал с переводом и много читал об этом произведении — посмотрите на мою книжку, которая полна закладками с замечаниями, уточнениями, — все же не могу сказать, что каждая деталь мне абсолютно ясна. Но убежден, что эмоции, заложенные в пушкинских строках, я почувствовать могу.
И еще хочу прояснить один важный момент. Балет не может быть произведением Пушкина. Вот лежит роман — это Пушкин. И это прекрасно. Но балет — это то, что родилось у меня внутри, это моя реакция, мои впечатления, мое восприятие романа. Это очень личная вещь, очень индивидуальная. Это мой взгляд из моего окошка на Пушкина. Это то, что сделал лично я.
— Невозможно не спросить у вас, почему вы назвали балет "Татьяна", а не "Евгений Онегин"? Какая она, ваша Татьяна?
— Суть Татьяны раскрывается в последнем диалоге с Онегиным, потому что здесь эта женщина достигает равновесия между вымышленным миром своих фантазий, иллюзий, мечтаний, с одной стороны, и тем состоянием, когда она может контролировать, обуздывать свои эмоции. Татьяна способна на это, в отличие от Онегина, который никогда так и не достигает такого духовного роста. Татьяна — центр романа, все развитие этого произведения заключено именно в ней.
— Насколько московская версия балета, созданного с русскими артистами, отличается от спектакля в вашем театре в Гамбурге?
— В принципе, ничем. Но я очень хочу надеяться, что у русских танцовщиков больше понимания пушкинского произведения, которое они читали в оригинале. Этот роман в России знают и любят все, многие даже наизусть. И у каждого свой взгляд на героев, который они привнесут в созданные ими образы своих персонажей.
— В заключении хотелось бы спросить о ваших новых замыслах. Может быть, вы захотите продолжить работать с произведениями Пушкина?
— Что касается Пушкина, то я не могу сейчас ответить конкретно. Конечно, я буду продолжать его читать и, может быть, наступит такой момент, когда я вновь обращусь к этому великому поэту. Но сейчас я занят очень большим проектом и надеюсь, что он состоится. Это балет о великой итальянской актрисе Элеоноре Дузе.
