Постоянные представители стран ЕС на совещании во вторник в Брюсселе отказались ослаблять санкционное давление на Россию, сославшись на отсутствие видимого прогресса в украинском урегулировании. Как заявил в интервью корреспондентам РИА Новости Татьяне Калмыковой и Наталье Кургановой замглавы МИД РФ Алексей Мешков, Москва отнесется к этому "гибко", "принципиально, но вполне разумно".
— ЕС заявляет, что санкции против РФ могут быть отменены при достижении "устойчивого прекращения огня" на востоке Украины и когда в Брюсселе убедятся, что Москва предприняла конкретные шаги по деэскалации". Как вы можете прокомментировать эти заявления? Не является ли это казуистикой?
— Естественно, это казуистика. Не мы вводили санкции, не нам их отменять. Уже достаточно много свидетельств того, что Россия активно работала по деэскалации внутриукраинского кризиса на всех его этапах. Яркий пример тому — договоренности, достигнутые в рамках так называемой Минской группы. Действительно, такие заявления о возможности сокращения, а может быть, и отмены санкций звучали из Брюсселя. Буквально вчера в Брюсселе представители стран Евросоюза обсуждали эту тему. В результате, судя по просочившейся в СМИ информации, победили сторонники конфронтации с Россией.
— То есть из Брюсселя поступали сигналы о том, что санкции будут сняты в обозримой перспективе, но этого не произошло?
— Действительно, в последние дни к нам поступали сигналы, что санкции могут быть отменены. Ведь трудно игнорировать, что выдвигавшиеся против России обвинения разбиваются о реальную действительность в "поле". Что это значит? Значит то, что внутриукраинский кризис используется как предлог, чтобы попытаться дестабилизировать политическую и экономическую ситуацию в России. Причем зачастую это делается вопреки и в ущерб позиции целого ряда наших европейских партнеров.
— 30 сентября страны ЕС не пересмотрели и не отменили часть санкций, какова будет на это реакция российской стороны?
— Еще раз повторю — мы реалисты. Мы знаем о раскладе сил в Евросоюзе, понимаем, что снятие санкций требует единогласия стран-членов, среди которых есть и "воинствующие русофобы".
Мы не являемся апологетами санкций. Россия принимала ответные меры, их даже санкциями в полном смысле нельзя назвать. Ответные меры по вопросу сельского хозяйства, которые прежде всего были завязаны на то, что были подведены под санкции наши государственные банки, в том числе Россельхозбанк. А это автоматически давало преимущество и так субсидируемому сельскому хозяйству Европейского союза получать еще больший льготный режим для экспорта сельскохозяйственной продукции к нам. Но когда мы эти меры принимали, сразу было сказано, что, конечно, если будут отменены санкции к нашему финансовому сектору, то тогда исчезнет мотивация, чтобы продолжать наши ответные меры. Одним словом, мы относимся достаточно гибко к этим вопросам и подходим принципиально, но вполне разумно. Именно с этой точки зрения подойдем и к "несостоявшемуся" положительному решению в Брюсселе 30 сентября.
— Какова вероятность введения новых санкций со стороны ЕС?
— Это надо спрашивать у Евросоюза. Все санкции, которые вводились против России, были алогичны. Каждый новый набор вбрасывался после того, как появлялся прогресс на внутриукраинском треке. Но самое одиозное — это последний набор санкций, который был введен одновременно с достижением договоренностей в Минске. Поэтому тут трудно прогнозировать позицию людей, которые изначально принимали лишенные логики решения, направленные в том числе против экономик стран Евросоюза.
— Июньский саммит Россия-ЕС был отменен из-за ситуации на Украине. Состоится ли саммит Россия-ЕС в декабре, или сейчас вообще не стоит прогнозировать проведение подобных мероприятий?
— Июньский саммит вообще не был запланирован как таковой. Естественно, что сейчас ситуация непростая, но она непростая с различных точек зрения. Как вы понимаете, новый состав Еврокомиссии начнет работу с ноября, то есть люди только придут, поэтому возникает много вопросов, и не только политического характера, но и чисто технических. Сегодня еще рано говорить о конкретных сроках проведения полноформатного саммита Россия-ЕС.
— Недавно стало известно, что евродепутату Ребекке Хармс, которая приехала в Москву на процесс по делу украинской летчицы Надежды Савченко, было отказано во въезде на территорию Россию. Данный шаг был воспринят как наличие у Москвы некого "черного списка" граждан ЕС, и предполагается, что там находятся высокопоставленные чиновники ЕС…
— Этот случай напрямую связан с наличием такого списка. Те, кто вводили санкции против российских представителей, включая руководство нашего парламента, должны были прекрасно осознавать, что у России есть адекватный ответ. Другое дело, что мы не предаем его гласности. Те, кто занимает агрессивную позицию против России, активно добивается введения дополнительных санкций против нашей страны, должны озаботиться, прежде чем поехать к нам, проверить, не являются ли они фигурантами подобного списка.
— А насколько большой этот список?
— Он сопоставим с тем списком, который есть у Европейского союза.
— Но гласности его предавать не собираются?
— У нас нет такой практики в работе на европейском направлении. Надо понимать, что все, кто включен в этот список, попали в него за дело. Одним словом, отказ на въезд этой дамы совершенно не связан с тем мероприятием, на которое она собиралась поехать. При этом особо хочу подчеркнуть, что Россия не сторонница всякого рода санкционных списков.
— Ведутся ли сейчас в каком-то виде переговоры по облегчению визового режима с ЕС? Или они приостановлены в связи с охлаждением отношений с Евросоюзом и никаких сигналов из Брюсселя по поводу возобновления диалога не поступает?
— Фактически наши европейские партнеры эту тему заморозили еще задолго до украинских событий. Уже давно все было готово, но нам достаточно открыто намекали, что пока безвизовый режим не получат страны так называемого Восточного партнерства, рассчитывать на то, что такой режим будет введен в отношениях с Россией, нереально. Поэтому все время придумывались какие-то новые и новые предлоги для того, чтобы не приступать к реальным переговорам. Как вы помните, была разработана программа совместных шагов по движению к безвизовому режиму, эта программа была нами полностью выполнена. Так что решение о замораживании безвизового режима носило чисто политический характер, потому что уже не о чем было говорить. Надо было либо переходить к безвизовому режиму, либо от этого отказываться. Наши европейские партнеры выбрали второй путь.
— Ранее МИД, комментируя ратификацию парламентами ЕС и Украины соглашения об ассоциации, заявил, что в случае нарушения достигнутых с РФ 12 сентября договоренностей может последовать реакция "в соответствии с правилами ВТО, СНГ и Таможенного союза". По вашему мнению, насколько велика вероятность, что ЕС и Киев могут пойти на такие нарушения?
— Когда вы приходите к каким-то договоренностям с партнерами, вы рассчитываете, что они эти договоренности будут соблюдать. Поэтому, скажем, решение Евросоюза от 29 сентября, подтверждающее договоренности от 12 сентября, идет в правильном направлении.
— Российская сторона выступила за юридическое оформление договоренностей 12 сентября, наше предложение поддержано?
— Давайте посмотрим. Сделан первый шаг, сейчас есть пятнадцатимесячная пауза. Этой паузой надо правильно воспользоваться, если наши партнеры действительно хотят выйти на такие договоренности, которые были бы для всех взаимоприемлемы.
— Есть ли подвижки в вопросе строительства газопровода "Южный поток"? Что говорят в Еврокомиссии? Ожидаете ли в ближайшее время от Болгарии "разморозки" строительства?
— Дело в том, что работы по "Южному потоку" ведутся по целому ряду направлений. Идет соответствующая подготовка и на болгарском участке. В настоящее время Болгария стоит на пороге парламентских выборов, а в ЕС идет смена еврокомиссаров. В апреле рабочая группа Россия-ЕС встречалась по "Южному потоку". Мы надеемся, что после того, как пройдут все изменения в Евросоюзе, эта работа будет продолжена. Во всяком случае, думаю, сегодня для всех очевидно, что строительство "Южного потока" — это гарантия энергетической безопасности Европы. Если коллеги считают, что им энергетическая безопасность не нужна — это их выбор.
— Это также, по вашему мнению, политически мотивированно?
— Стопроцентно политически мотивировано. Если мы вернемся к истории "Южного потока", то так получилось, что я присутствовал при подписании самого первого документа, меморандума, который давал толчок к началу работ. При подписании этого меморандума присутствовал высокий представитель ЕС, который выступил в поддержку проекта "Южного потока". Мы не имеем привычки не доверять нашим партнерам, поэтому к заявлению представителя Еврокомиссии мы отнеслись серьезно. Потом, под давлением определенных кругов в Брюсселе занятая ЕС позиция модифицировалась. И стала максимально политизированной. Сейчас, я думаю, пора всем спуститься на землю и заниматься чисто техническими аспектами. А то, что это возможно и осуществимо, я уверен.
— Кем прежде всего лоббируется такая позиция?
— Эта позиция лоббируется прежде всего, естественно, из-за океана. Но есть и силы в ЕС, по разным причинам выступающие против "Южного потока". В данном проекте особо заинтересованы те государства, через территорию которых пойдет газопровод. Это обусловлено несколькими факторами, главный — получение газа. Кроме того, по пути прохождения газопровода будет создаваться очень серьезная инфраструктура, это большие капиталовложения в экономику стран, создание новых рабочих мест, подготовка молодых кадров. То есть "Южный поток" — это комплексный проект, который может способствовать выводу из депрессии экономик балканских стран. Поэтому в большинстве этих государств искренне заинтересованы в работе по проекту.
— Получается, они являются заложниками ситуации в настоящий момент?
— Да, есть кто-то, кто больше идет на поводу у противников проекта, а есть те, кто принимает в рамках законодательства ЕС решения по "Южному потоку", которые дают возможность его осуществлять. Ведь, как вы знаете, проект "Северный поток" был реализован. А в чем тогда проблема с "Южным потоком"? Можно найти при желании формулу, позволяющую в том числе в рамках европейского законодательства осуществить этот проект.
— То есть он не противоречит, как говорят в ЕС, национальному законодательству?
— В любом случае этап строительства не противоречит ни законодательству ЕС, ни законодательству стран-участников проекта.
— На какой стадии реализация контракта по "Мистралям"? Будут ли они поставлены в срок? Если нет, то будем ли мы требовать компенсации?
— Давайте дождемся, когда срок их передачи истечет, тогда посмотрим. Пока все идет по плану. Но вы слышали заявления французской стороны… Там есть определенный люфт по времени передачи.
— В основополагающем акте Россия-НАТО говорится, что Москва и альянс не рассматривают друг друга в качестве противников и что общей целью РФ и НАТО является преодоление остатков прежней конфронтации и укрепление взаимного доверия и сотрудничества. Эти принципы по-прежнему в силе? Нет ли нужды пересмотреть этот документ, особенно с учетом того, что Москва уже заявляла о нарушении НАТО положений основополагающего акта?
— На саммите в Уэльсе, несмотря на позицию так называемых ястребов, НАТО не отменило свое участие в Основополагающем акте. Это подтверждает важность документа для наших отношений с НАТО. Речь должна идти не о пересмотре этого документа, а о его выполнении.
То, что наши западные партнеры уже давно его нарушают, это факт, который трудно отрицать. Более того, принятые в Уэльсе решения, в частности касающиеся такого вопроса, как постоянная ротация натовских подразделений в государствах, граничащих с Россией, и в некоторых других странах Восточной Европы, как раз идет вразрез с Основополагающим актом.
— Нужно ли фиксировать "на бумаге" новый формат отношений с альянсом, учитывая итоги саммита в Уэльсе?
— Это даже не имеет отношения к Уэльсу. Сейчас многие наши партнеры на Западе начали говорить об утрате доверия к России. Но если мы возьмем их заявление годичной давности, то они как раз говорили, что мы должны им доверять, в том числе в вопросе создания ЕвроПРО. Мы, при всем к ним уважении, сказали, что давайте будем выходить на юридически обязывающие договоренности. Таким комплексным предложением как раз являлась российская инициатива о разработке и подписании договора о европейской безопасности. Нам ответили, что это в рамках НАТО, у нас юридические обязательства, а с вами мы будем "по-хорошему" дружить, у нас с вами будут политические договоренности, и все, что мы делаем, мы делаем чуть ли не в ваших интересах. Буквально сегодня появилась информация о том, что о подключении к ЕвроПРО задумывается Норвегия. И это при том, что альянс не изменил своих заявлений, обуславливающих необходимость создания такой системы, "исходящей угрозой" с юга, из Азии. Поэтому мы считаем, что по таким базовым вопросам, конечно, необходимы юридически обязывающие договоренности.
— Москва ощущает потери от приостановки сотрудничества с НАТО? Кто больше пострадал от отсутствия взаимодействия — НАТО или Россия?
— Я неоднократно слышал высказывание о том, зачем Россия помогает НАТО, ведь все идет в их копилку. Это не совсем так. Наше сотрудничество касалось таких очень серьезных вызовов международной безопасности, как борьба с терроризмом, наркотрафик, вопросы подготовки афганских специалистов в рамках "вертолетного проекта", наркополицейских и т.д. Была система взаимной работы по обеспечению безопасности воздушного пространства вдоль западных границ России, в которой была задействована целая группа стран НАТО. Думаю, если бы это сотрудничество не было свернуто, мы могли бы иметь важную дополнительную информацию, связанную с обстоятельствами катастрофы малазийского "Боинга". Поэтому сворачивание этих проектов приносит общий вред международной безопасности. Есть в натовских странах люди разумные, которые понимают, что сотрудничать с РФ важно, прагматично.
— Сейчас заморожены все проекты с НАТО?
— Большинство.
— Какие проекты не заморожены?
— Дело в том, что по некоторым проектам идет старое финансирование. Они еще не заморожены, но потом, как предполагается в НАТО, они будут заморожены. То есть фактически надо говорить о том, что они (НАТО) свернули все сотрудничество.
— То есть, когда финансовый год закончится, проекты будут заморожены?
— Да. Выделенные ранее суммы еще используются. Но уже мы со своей стороны по тем проектам, которые, на наш взгляд, представляют интерес, выходим на другие формы. В частности, это касается подготовки наркополицейских. Мы это можем делать и на двусторонней основе, с задействованием структур ООН. То есть там, где конкретный проект представляет для нас реальный интерес, мы ищем новую форму его реализации, задействуем другие форматы. Конечно, любая заморозка — это определенные потери. Но мы способны купировать в тех местах, где для нас интересно, эти потери и прагматично работать с другими партнерами.
— Заместитель генсека НАТО Александр Вершбоу недавно высказал сомнение в необходимости проведения Совета Россия-НАТО. Как можно прокомментировать это заявление? Действительно ли РФ и НАТО не о чем разговаривать?
— Когда была предыдущая заморозка в отношениях РФ и НАТО после событий в 2008 году, было принято решение, что Совет Россия-НАТО будет всепогодно работать независимо от какой-то внешней ситуации. Отсутствие диалога никогда никому не приносило пользу, потому что всегда важно выслушать мнение собеседника, чтобы сделать соответствующие выводы. Но опять же одна из проблем этого года заключалась в том, что кризис, который нам всем навязали вокруг Украины, наложился в том числе на кадровые изменения в Евросоюзе, НАТО. Встречаться с уходящим генеральным секретарем НАТО было бы достаточно странно с учетом в том числе того, что он уже давно выступал как какой-то политический деятель, а не руководитель военно-политической организации. Сегодня приходит в НАТО новый генеральный секретарь, будем смотреть.
— Россия возлагает надежды на изменение риторики НАТО в связи с приходом нового генерального секретаря Йенса Столтенберга?
— Все будет зависеть от того, какую политику будет проводить сама организация. Если будет продолжаться то, что мы видим уже не первое десятилетие, это одно. Если прагматизм в интересах международной и европейской безопасности начнет пробивать бреши в этой натовской системе, это уже другой вопрос.
— Ранее нашим сотрудникам постпредства РФ при НАТО ограничили доступ в штаб-квартиру организации. Как дело обстоит сейчас?
— На сегодняшний день все сохраняется, доступ имеет ограниченный круг лиц. Это тоже какая-то мелкая, политическая пакость, а не вопрос, продиктованный реальными опасениями или чем-то еще.
— Планирует ли Россия сократить количество сотрудников или закрыть постпредство при НАТО?
— Нет, сейчас таких планов у нас нет.
— Планируем ли мы закрыть бюро НАТО в Москве?
— Нет. Но контакты ограничены как в Брюсселе, так и Москве, сокращено количество проводимых мероприятий. Мы действуем здесь зеркально и реагируем на то, как себя ведут наши натовские коллеги в Брюсселе. Тут не должно быть удивления, если мы делаем какие-то шаги. Мы всегда в данной ситуации отвечаем, а не предпринимаем инициативные действия.
— Специальная мониторинговая миссия ОБСЕ намерена увеличить количество наблюдателей на востоке Украине до 500 человек. Будет ли увеличено количество российских представителей в миссии?
— Когда принималось решение о создании этой миссии, говорилось о том, что количество наблюдателей может быть увеличено до 500 человек и порядка 300 сотрудников для оказания административно-технической помощи. Проблема заключалась в том, что достаточно сложен процесс набора наблюдателей, которые должны обладать соответствующей квалификацией. Поэтому решение выйти на полноформатный набор миссии — важно, его надо реализовывать как можно быстрее, чтобы миссия полноценно работала, прежде всего на юго-востоке Украины. Выполняла свою функцию, которая заключается в наблюдении за разведением сторон и не возобновлением боевых действий, то есть за сохранением перемирия. Это один из важнейших элементов деятельности миссии. Конечно, в функции миссии входит содействие и политическому процессу. Особенно важен гуманитарный аспект. Пример тому — последние события, когда были найдены массовые захоронения на юго-востоке Украины. Тут работа миссии получает новое измерение. Мы, со своей стороны, уже направили в состав миссии 17 сотрудников. Наша квота — порядка 40 человек. Сейчас предлагаем кандидатуры, идет отбор. То есть мы собираемся иметь достаточно весомое присутствие в миссии.
— Можно сказать, что мы намерены увеличить количество российских наблюдателей в миссии ОБСЕ до 40 человек?
— Мы планируем расширять наше участие в миссии. Но это связано, прежде всего, с задачами, которые будут стоят перед ней. Люди подбираются под конкретные задачи.
— Москва не раз обращала внимание на необъективность некоторых докладов ОБСЕ по ситуации на Украине, в том числе указывала на прямое давление Киева на наблюдателей. Продолжается ли эта тенденция в работе специальной мониторинговой миссии на Украине?
— Значительно выровнялась работа миссии, что, с одной стороны, сделало доклады более объективными, с другой стороны, увеличило давление на миссию тех сил, которые не заинтересованы в ее объективной работе. Со стороны украинских "ястребов" и их спонсоров, которых мы объединяем в так называемую партию войны, неоднократно звучали и продолжают звучать претензии к миссии, что она, дескать, не идет 100 процентов в русле западной пропаганды. С миссией можно работать, миссия делает важную работу, и мы ее поддерживаем.
— ОБСЕ пригласила наблюдателей РФ для мониторинга парламентских выборах на Украине. Россия направит своих представителей на выборы?
— Мы сейчас рассматриваем этот вопрос. У нас есть квоты не только по парламентской линии, есть квоты по линии Центризбиркома и министерства иностранных дел. Сейчас оформляются два российских наблюдателя, которые поедут в долгосрочную миссию по линии БДИПЧ ОБСЕ.
