Захар Виноградов, Кирилл Вышинский — МИА "Россия сегодня"
…Этот день в Донецке, наверное, ничем не отличался от других, таких же дней здешней непонятной войны. Непонятной, потому что в столице ДНР — чистом, ухоженном городе — из примет войны — только необыкновенно пустые улицы, да бойцы в камуфляже с "калашами" в руках в сквериках, у Дома правительства и Верховного совета. И необычайно тихо, как будто город заснул в этот жаркий августовский день. Да нет, не заснул, а замер в ожидании очередного артобстрела.
Большинство магазинов и кафе закрыты, машин почти нет, людей еще меньше. И сколько бы ни было на часах, а картина не меняется — люди не спешат на работу, в сквериках не бегает малышня, молодежь не тусуется у ночных заведений. Привычная для буднего дня суета не возникает. Многолюдного кипучего города, каким мы его знали — с автомобильными пробками, бизнесменами в строгих деловых костюмах, спортсменами в "адидасах", мамочками с колясками, пенсионерами на скамейках — нет. Это — другой город. Чистый, вымытый, тихий, безлюдный. Вы можете идти 20 минут по центральной улице Артема, и вряд ли вам навстречу попадется два-три неспешно идущих человека. И один из этих трех обязательно будет в камуфляже. Объяснение простое — по разным косвенным данным местные власти уже прикинули, что половина жителей Донецка выехала. В одном из крупнейших городов-миллионников Украины осталось от 450 до 500 тысяч жителей. Да и те предпочитают оставаться дома — на пустынных улицах некомфортно. Многие мужчины на окраинах — на блокпостах, в отрядах местного ополчения. А в городе тихо. Чисто, ухоженно, зелено, но как-то жутковато.
Страх стал привычным — большинство дончан могут без запинки назвать часы обстрелов и бомбежек, сказать, в каком районе сегодня опасно, в каком не очень. В последнее время страшнее всего на Текстильщике, одном из самых густонаселенных микрорайонов, между центром и окраиной, — пару дней назад там артиллерийским огнем серьезно повредили школу №97, разбили трамвайную остановку. Да и в центре уже небезопасно — вчера несколько снарядов попали в жилые дома и магазин на углу Панфилова и Розы Люксембург. Современные кирпичные высотки недавней постройки, явно не дешевое жилье, в раковинах снарядных разрывов: окна разбиты, в стене дыра на уровне седьмого этажа, от пары квартир только боковые стены и остались. Огонь был явно не прицельный, скорее всего, — очередная акция устрашения.
Но люди привыкают ко всему — даже к ужасу и ночному завыванию летящих снарядов. Вот они покорно, как-то по-будничному, словно грибники на полянке, разбирают крошево из кирпича и разломанных домашних вещей. Видимо, ищут что-то, что осталось еще целым после утреннего артобстрела. Грузчики по-деловому выносят из только что разбомбленного магазина "Купец" коробки с оставшимся оборудованием. Стекла в доме напротив разбиты. Там тоже живут люди, а окна посекли осколки кирпичей. Но ни слез, ни причитаний. Это просто будни, их будни, их сегодняшний, уже ставший привычным мир.
На Крытом вещевом рынке в центре города торгуют китайским ширпотребом и домашней мелочевкой. Жарко, больше тридцати на градуснике. Атмосфера явно не базарная — в длинном ряду киосков и прилавков открыто не больше пяти-семи. Две женщины-продавщицы и составивший им компанию мужчина режутся в карты. Торговли нет — из 250 мест на рынке с утра работают меньше половины. Наталья, приятная женщина за 40, удачным днем считает, если есть выторг в 100-150 гривен. Последние пять дней из ее, вроде как ходового, товара — недорогих носков и мужского белья — ничего не продалось, нет покупателей. Но вместо ругани в сторону ДНР — "взбаламутили народ, лишили мирной жизни…" — она говорит о майском референдуме и безумной киевской власти. "Они хотят нас всех здесь уничтожить, за людей не считают. А мы просто хотели сами решить, как жить на своей земле…". Партнер по картам, пенсионер-шахтер Валентин, которому около 50-ти, в выражениях не стесняется. Из самого цензурного: "Янукович, конечно, вор, и сыновья его не лучше. Но при нем хоть работа была — на стройке платили всего две тысячи и кинуть могли с зарплатой за месяц, но хотя бы не стреляли. А сегодня с 4-х утра начинают, как немцы…". На вопрос, почему не уезжает, отвечает коротко — а кому я в России нужен? Здесь мой дом, двое детей, могилы родителей. Правда, концы с концами сводить все труднее — пенсию в 1250 гривен получить можно только в Мариуполе, в Донецке работающих банкоматов почти не осталось. Продукты есть, а вот с лекарствами проблема — сыну-астматику надо покупать ежемесячно ингалятор, а открытых аптек остается все меньше. Но, по словам Валентина, нет худа без добра — раньше возле рынка вечно околачивались пьяницы, бомжи и наркоманы, сейчас всех, как ветром сдуло — в целях перевоспитания нынешняя власть их отправляет за город рыть окопы…
Эти простые "торгаши", что нас удивило, реальные, настоящие, что называется, патентованные патриоты. Без кавычек. Никуда не поедут, хотя, кто мог, детей отправили к родственникам в Россию. "Это наша земля, — сверкнув золотым зубом, убежденно поясняет полная женщина в возрасте. — Денег мы тут не можем заработать, но останемся до конца".
Когда мы ехали в Донецк, ожидали увидеть что угодно — марширующих штурмовиков, прячущихся по углам мародеров, возмущенных граждан. Мы увидели другое, — более страшное в своей обыденности — людей, спокойно и стойко живущих на краю воронки войны.
Впрочем, это даже не война, а "войнушка", как объяснил нам таксист Иван. "Война — это когда фронт, наступление, боестолкновения. А "войнушка", это когда город обстреливают из орудий, а ополченцы и украинские войска друг за другом бегают. "Войнушка", в общем-то".
Этот таксист, который вез нас в гостиницу, единственный из явных противников ДНР, встретившийся нам. По его словам, во-первых, среди денеэровцев немало беспредельщиков — носятся по городу "на красный" на конфискованных машинах, подрезают. Во-вторых, клиентов почти не осталось, народ-то из города уезжает. Еще и комендантский час ввели — после десяти не только пешеходов останавливают, но и машину могут проверить. Раздражение таксиста понять легко — в Донецке, как мы заметили ранее, уже привычно видеть на улице человека в камуфляже и с "калашом". Что у него в голове, поди разберись. Правда, ни один из таких встречных не скрывал своего лица балаклавой — скрывать особенно нечего. "Если сюда придут украинские войска, нам всем все равно каюк", — объясняют они нам.
По словам председателя Верховного совета ДНР Бориса Литвинова, в тех населенных пунктах, которые заняли украинские войска, первым делом ищут списки тех, кто 11 мая пришел на референдум, провозгласивший независимость Донецкого края от всей остальной Украины. Списки ищут, чтобы наказать "сепаратистов", ставших "террористами".
Да, не террористы, но и без масок вид у ополченцев пугающий — часто бородатые, на лицах суровая решимость. По возрасту — не майданная молодежь, народ все больше зрелый, под сорок и старше. Суровый быт наверняка не делает ополченцев добрее — в бывшем здании обладминистрации, ныне в Доме правительства, один из караульных сказал, что к семьям не отпускают. Казармы нет, спят прямо в здании, едят в общей столовой. Но на блокпостах под городом еще труднее.
Удивительные эти ополченцы, невольно сравниваем их с теми, кого несколько месяцев наблюдали на Майдане Незалежности в Киеве. Там — эпатаж, бравада собственной значимостью, почти у всех "хохлятские" чубы на наголо остриженных головах. Здесь — спокойная, какая-то уверенная неторопливость мужиков, взявших оружие, чтобы защитить свой дом от невесть откуда взявшихся бродяг и разбойников. И не просто спокойствие, а готовность без суеты и лишних эмоций принять достойную смерть защитника своего крова. Такой вот у них, этих бойцов непонятной "войнушки", свой уклад, свой мир, нам, приехавшим из столиц, непонятный. Мы-то им о том, что от войны, от артобстрелов, от неминуемой, как нам кажется, смерти, надо бежать без оглядки. А они прямо на стене Дома правительства написали сокровенное: "Нам отступать некуда. Позади Донбасс". То есть ни в Россию, ни в Крым они не уйдут. Никогда и никуда.
И вот она, сенсация дня, которую, пока ждали начала пресс-конференции, словно шмели на цветнике, разносят друг другу журналисты: Бородай, легендарный, почти киношный глава республики, подал в отставку.
Мы-то со своим московско-киевским менталитетом пытаемся просчитать варианты — конфликт в правительстве? Не поделили власть? Не согласен с тактикой полевых командиров? И самое предательски ужасное — испугался, бежит с тонущего корабля?
А Александр Бородай с легкой московской небритостью, единственный здесь в строгом подчеркнуто деловом синем костюме, вышел, немного ехидно улыбнулся и сказал, что не уходит, а остается в правительстве первым вице-премьером. "Я ведь коренной москвич, — поясняет он, — но наступило время, когда Донбассом должен руководить настоящий командир, дончанин, умный управленец. И это — мой друг и боевой товарищ — Александр Захарченко".
А Захарченко, он другой. В камуфляже, с портупеей и кобурой на поясе, в начищенных до блеска ах, с крестом на кителе, под которым тельняшка, с короткой стрижкой, под которой угадывается шрам. И глаза у него, и повадки другие — донецкий мужичок себе на уме, спокойный, уверенный в своей силе, как и его бойцы, те самые, которым отступать некуда.
Еще Бородай говорил о мире. О том мире, который нужен Донбассу, где они хотят дать работу людям, завезти в магазины хлеб и одежду. Мир им нужен, чтобы строить свое, только им, донецким, понятное государство. Но о мире можно будет говорить только тогда, когда, как считают здесь, украинские войска уйдут с этой земли.
Пока ночью писали этот репортаж, где-то на окраине завыли снаряды. С нашего шестого этажа видно, как на пустом вычищенном до блеска проспекте мигают светофоры, едет, кажется, единственное в Донецке в этот послекомендантский час такси. И огромное, черное, бездонное небо с редкими звездами. То самое, о котором когда-то писал Гоголь. Только это теперь, кажется, не украинское, а другое небо. Может быть, новороссийское все же?
Ну в общем, мир вокруг этой "войнушки" и внутри нее стал совсем-совсем другим.
