Вера Копылова
Минимализм на сцене, ноль реквизита, политические аллюзии на эзоповом языке, современные смыслы в старом тексте и подтекст, подтекст, подтекст – все это роднит новый спектакль британского режиссера Деклана Доннеллана "Мера за меру", поставленный в Театре имени Пушкина с русскими артистами, с Театром на Таганке 60-х годов.
Артисты русские, подмостки русские, зрители русские. Англичан двое: кроме Доннеллана, еще художник постановки Ник Ормерод. Деклан Доннеллан – отнюдь не первый режиссер, который у нас ставит спектакль. Но, возможно, первый за последние годы, кто почуял запах настоящего русского театра, сам его смысл.
Доннеллан собрал в кулак все лучшее, что случилось с русским театром в ХХ веке: глубину проживания, злободневность подтекстов, яркость содержания. Больше того, ему удалось соединить все это с духом народного шекспировского театра "Глобус", где работал, как известно, великий автор "Меры за меру". Открытость, отсутствие границ между залом и сценой, ощущение площадного выкрика, общности с толпой, которая рядом и которая думает и чувствует то же, что и ты.
Толпа – это сквозной образ спектакля Доннеллана. 13 актеров, прижавшись близко друг к другу, перемещаются по подмосткам стремительно, как рой пчел, и исчезают, оставив на сцене одного или двух персонажей. Герои – плоть от плоти, кровь от крови этой толпы, от нее отделились и в нее же вольются. Кстати, это еще и способ поменять мизансцены, перейти от одного эпизода к другому. Но замусоленное слово "народ" у Доннеллана – не скопище оборванцев, а мир в первоначальном его значении. Мир людей, противопоставленный власти.
Сюжет и текст "Меры за меру" остались старыми, шекспировскими, а вот спектакль получился про сегодня. Как так? По-прежнему герцог оставляет за себя наместника Анджело и, облачившись в рясу священника, отправляется в мир узнать, чем живут подчиненные. По-прежнему святоша Анджело на посту правителя отправляет на казнь парня по имени Клавдио за блудодеяние. При этом сестра Клавдио, монашка, должна отдаться Анджело, чтобы спасти брата… Но Анджело одурили, подсунув ему не ту девицу, а герцог, вернувшись, разоблачил наместника и наказал.
У Доннеллана все так, да не так. Безликий Анджело (Андрей Кузичев) в деловом костюме и галстуке похож на сто тысяч российских чиновников сразу, а еще больше он похож на самого главного российского чиновника. Какими знакомыми кажутся его холодные, официальные интонации, его ежедневник, папка с бумагами, бюрократическая скованность движений. А как он умеет рассуждать о законе! Что закон наконец очнулся от сна, что надо пресечь пренебрежение к власти, что карает не он лично, а закон, что мы должны прийти к правовому государству… Впрочем, цитаты не точны: вслед за шекспировским текстом зрители дописывают себе современные расхожие формулировки. Кстати, тут же и охрана, одетая в типичную форму сегодняшних полицейских, и манеры у нее такие же.
Клавдио (Петр Рыков) – обычный парень в футболке и джинсах, попавший под раздачу, под маховик "пробуждения закона", на котором проверят действие "дремлющих, дряхлых заветов". Встречался с девушкой без совершения брака, и она забеременела! За прелюбодеяние Клавдио теперь ведут на казнь. Народ в шоке: что за бред? Любовью занимались всегда, она в основе мироздания, а теперь по закону о блудодеях за нее казнят. Народ возмущается еще и тем, что Анджело закрыл все публичные дома в округе. Больше всего потрясен старый друг Клавдио Лючио – потрясающая работа Александра Феклистова. Он играет сладострастника в самом соку, знающего толк в разврате: шелковый пиджак, серьга в ухе, хитрый прищур и очаровательное пузико.
Изабелла, сестра Клавдио (Анна Халилулина), готова ради брата на все. Но не на бесчестие. Ведь Анджело требует от нее того же, за что казнит Клавдио. Короткая сексуальная сцена, во время которой дрожащий, возбужденный Анджело касается Изабеллы, поставлена особенно пронзительно.
Впрочем, аплодисменты в зале вызывает другое: от ужаса монашка падает на колени и начинает молиться. Что остается делать первому лицу государства, который всегда старательно показывает свою религиозность? Опуститься на колени и тоже начать молиться. Но вот что делать охраннику? Остаться стоять, когда хозяин на коленях, или присоединиться? Мучительная дилемма отражается на лице здоровяка. Наверное, его поймут те, кто вынуждены охранять официальных лиц на публичных богослужениях. В итоге решение принято: он пристраивает на пол фуражку, кое-как встает на колени, а вместо молитвы кивает, поддакивает и совершает невнятные движения рукой, вроде как тоже перекрестился.
Самой потрясающей с точки зрения режиссуры оказывается сцена возвращения герцога (Валерий Панков). Сцена, микрофон, софиты, гром аплодисментов, свист и крики публики — точь-в-точь вручение "Оскара", американские политические дебаты или другая торжественная церемония. Герцог приглашает к микрофону Анджело, представляет его публике, благодарит за работу. Так бы и прошло, если бы прямо из толпы какая-то девушка в монашеской рясе не выкрикнула из толпы неуместные, неловкие слова. Так происходит разоблачение Анджело. В отместку его женят на той девушке, которую ему подсунули вместо Изабеллы и которая от него без ума. Моральная кульминация спектакля – Изабелла прощает Анджело, отказываясь от варианта "око за око, мера за меру", и просит государя простить его.
Временами режиссер словно удаляется от сюжета и смотрит издалека. Тогда актеры начинают кружиться в танце (музыка – блестящая работа композитора Павла Акимкина), а красные кубы на заднем плане поворачиваются вокруг своей оси, демонстрируя свое содержимое.
Доннеллан ничего не менял в пьесе Шекспира. Впрочем, за одним исключением. Прозвучавшее в финале слово "коррупция" Шекспиру, в отличие от нас, было незнакомо.
