МОСКВА, 14 ноя — РИА Новости, Александр Уржанов. "Открытый показ" фильма Сергея Кресо "Кофе, кекс и крематорий", предоставленного телеканалом "24 Док" — о похоронах и похоронщиках, которые остаются чудовищными что в Германии, где происходит действие фильма, что в России, где его смотрели накануне. И сам уход человека из жизни в этом — меньшая из бед.
"Кофе, кекс и крематорий" — лирическая зарисовка из жизни биороботов. Респектабельные сотрудники немецкого похоронного бюро проведут экскурсию по кладбищу, подберут удачные венки, ленты и другие аксессуары, подходящие именно вам, а если ушёл кто-то из близких, всегда готовы разделить ваше горе в чате (вернее, не всегда, а каждую среду с 20:30 до 22:00).
Хозяин бюро Карл Шумахер развеет ваши страхи: на глубине двух метров никаких червей нет. Его сын, Карел-Маркус (папа его всегда так и называет: "Привет, Карел-Маркус", "Закажи, пожалуйста, еще венков, Карел-Маркус", "Встретимся за ужином, Карел-Маркус") — так вот, Карел-Маркус с достоинством демонстрирует семейный некрополь: "На дедушкиной могиле плиты нет, потому что его звали как папу, и папа не хотел, чтобы это была как бы его могила". Отец Шумахера — единственное эмоциональное пятно в механическом движении фильма: больше тридцати лет назад он, тоже гробовщик, покончил жизнь самоубийством — и сын, хоть и продолжает смотреть на фото отца с восхищением, сквозь выступившие слёзы замечает: "Суицид — прежде всего удар по близким". В остальном — вывеска бюро горит круглые сутки. Клиент всегда мёртв.
Специалисты по последним дням — от собственно похоронщиков до сотрудников хосписа, которых в этот раз пригласила к дискуссии ведущая "Открытого показа" Катерина Гордеева, — фильм восприняли неоднозначно.
"Нет ни одной страны, где уважали бы и ценили профессию утилизатора, — объясняет создатель Новосибирского крематория Сергей Якушин, известный своим инновационным подходом к погребению. — Но дело не в этом". На экране появляется видеосюжет о Якушине: аккуратные юноши в чёрном, любые виды надгробий, фраза "Мы всегда делаем умершему улыбку" — контраст с русской похоронной традицией очевиден. Оказывается, Якушин лично знаком с Шумахером — и, говоря о нём, видит проблему вовсе не в особом статусе профессии: "Есть среднетехнический уровень похоронщика в Европе: надо быть практиком, бальзамировать, быть флористом, каменщиком — это ремесло. Там психологии нет, психотерапевтов нет. Алмазы из праха, в землю, сжечь или развеять — на этом уровне и идёт разговор".
"В фильме есть мотив смерти как инструмента потребления. Когда [сотрудник крематория] сказал, что из пепла можно сделать бриллиант — у женщин глаза загорелись. Как рождение ребёнка или свадьба стали развлечением, так и смерть превратилась в аттракцион, — соглашается заместитель главного редактора журнала "Русский репортер" Дмитрий Соколов-Митрич.
Две недели назад я участвовал в рытье могилы. Оказалось, что это ужасно позитивное занятие. Это как отвести ребенка первый раз в первый класс, абсолютно естественная вещь. Дмитрий Соколов-Митрич, заместитель главного редактора журнала “Русский репортeр”
Спокойному отношению Соколова-Митрича можно или удивиться, или позавидовать: всё-таки большинство из нас продолжают бояться смерти. Писатель Людмила Улицкая, много лет боровшаяся с раком, объясняет: это не страх покинуть мир навсегда: "Когда люди говорят "я боюсь", они боятся страдания предсмертного. Чем дольше я живу, у всех людей всё одинаково: в детстве ты не можешь представить, что ты умрешь, потом ты догадываешься, а потом ты знаешь, что это скоро. И вот тогда не остается страха небытия — а остается страх, как ты выдержишь". Правда, сам фильм привел писательницу в возмущение: "Мне стало смешно, когда человек показал, как устроена газовая камера, — зал засмеялся, и Улицкая поняла, что оговорилась. — То есть поймите, ну правда, только немцы могут знать, как могут пропустить через печь 6 миллионов человек. Полная бюрократизация смерти. Пошлость в этом — невероятная. Мы стоим в очень шатком мире, где новые ритуалы только созидаются.
Ритуал, который предлагает фильм — он мне тошнотворен. Но это не хуже, чем то, что происходит в Москве — поборы, свинство, унижение живых достигло немыслимых пределов. Людмила Улицкая, писатель
Разговор о смерти — он важности необыкновенной, он не о мертвых — им все равно, будут они сожжены или развеяны в воздухе, а о нравственном состоянии оставшихся здесь людей от ситуации перехода, который так некрасиво совершается".
Религия, не глядя на научный прогресс, продолжает твердить, что смерть — это только исчезновение тела, а душа продолжает свой путь дальше. Но это — идея глубоко ошибочная, говорит президент благотворительного фонда помощи хосписам "Вера" Нюта Федермессер: "Отношение только как к телу и привело к унизительному отношению к умершим людям в России.
И это и не дает людям попрощаться с близкими — недостает именно физики, возможности их потрогать: они нам снятся, мы их вспоминаем, но не можем их коснуться. И эти последние часы очень важны.
В Британии в детских хосписах есть так называемые special bedrooms, и они рассчитаны на то, что тело там может находиться две недели. Мамы и папы должны пробыть с ребёнком столько, сколько надо, когда они готовы отпустить. Нюта Федермессер, президент благотворительного фонда помощи хосписам "Вера"
С этим тут же не согласился настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры отец Павел Великанов: "Здесь нет веры в воскресение. Кремация недопустима: если Бог в физическом теле воскрес, то мы должны уважать тело. Мы против кремации как таковой и допускаем ее только в исключительных случаях".
Правда, так и осталось неясным, как церковь мирится с прагматичной практикой массовой кремации в городах — и как действуют на родственников умерших бессмысленные аргументы о возможности воскресения.
Философ Валерий Подорога, правда, возражает отцу Павлу: церковь может путать следы сколько угодно, но идея бессмертия — продукт не только верований, но и многовековой философской традиции: "Все философские системы от Декарта до Гегеля выстраиваются вокруг бессмертия — и это целая плеяда людей, которые и заложили современное европейское сознание. Идея смерти появится только после мировых войн. И современная наука подхватила от рационалистической философии этот опыт бессмертия. Фактически мы сегодня имеем исследования в микробиологии и других областях, где ведется речь о будущем бессмертии — но без человека".
Правда, эта перспектива показалась гостям "Открытого показа" слишком далекой для обсуждения — и разговор снова вернулся к актуальной похоронной традиции, а точнее — к ее отсутствию. "Тема смерти табуирована. И это ужасно неправильно, прежде всего по отношению к детям, — пожаловалась главный редактор журнала "Отечественные записки" Татьяна Малкина.
— Кто из нас не знаком с пьяными оркестрантами, которые лабают Шопена, и еловыми веточками во дворе. А мои дети покойников уже не видят. Хотя мне важно было бы намекнуть им, что мама-папа умрут, они умрут, их дети умрут. И к этому нужно как-то отнестись, потому что сама идея смерти определяет жизнь".
Правда, пьяный оркестр и крышка гроба у подъезда, покинувшие городские реалии — это вряд ли такая уж серьёзная потеря. Тем более, что им на смену пришёл новый китч: из личного опыта — хамские звонки из больницы с "соболезнованиями", распорядитель похорон в золочёных кроссовках (это не шутка) и место на кладбище за 150 тысяч рублей. Кстати, этим утром у сотрудника Николо-Архангельского кладбища угнали внедорожник за два миллиона. Memento mori.
Партнеры показа:
Телеканал «24 Док»
Благотворительный фонд помощи хосписам «Вера»
