Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Венедикт Ерофеев (24 октября ему было бы 75 лет) – абсолютно загадочная личность в нашей культуре. Никто еще не входил так надолго в ее историю одной… даже не книгой, какая там книга – 34 страницы в одном из современных форматов… брошюркой, которую каждый понимает по-своему. Называется "Москва – Петушки".
Из жизни алкоголиков
Вот изящнейшая схема (это если книгу не читать): 1970-й год, дата написания поэмы. Ровно середина между ясноглазыми и непобедимыми шестидесятниками и бескомпромиссными диссидентами 70-х. В этой срединной точке появляется человек, который бросает в лицо шестидесятникам, их читателям и героям (физикам, поэтам, интеллектуалам, обновителям жизни): вы не знаете своего народа, а он вот какой – пил, пьет и будет пить до смерти.
Ну, а тогдашней почти живой коммунистической идеологии и бросать нечего, тут для автора все было ясно.
За это, кстати, известная часть людей Ерофеева и полюбила – за правду. Их правду. Так же как полюбила и Владимира Высоцкого, одной из множества масок которого был такой же нетрезвый человек из народа.
Дальше же в полную силу вошло множество литераторов-"деревенщиков" и их друзей (Распутин, Астафьев, Белов, Солоухин), и наша культура надолго – это до сих пор так – стала напоминать коромысло, баланс двух образов мысли.
Одни говорят – "вы народ не знаете и не любите", другие отвечают: "а вы дики, бездарны и косноязычны". Ну и понятно, что "Петушки" тут выступают образом вечной и неисправимой России и как бы склоняют коромысло в сторону "деревенщиков".
В общем, прекрасная схема, пока не прочитаешь, наконец, "Москва-Петушки", этот вроде бы монолог народного героя, режущего правду-матку. И не увидишь там "заповеданность стыда, со времен Ивана Тургенева". Или – "как в трагедиях Пьера Корнеля, поэта-лауреата: долг борется с сердечным влечением". Или – "один только месяц от моего Тулона до моей Елены". И "полчища Эриний", и некоего Тихонова, который "прибил к воротам Елисейковского сельсовета свои четырнадцать тезисов" (и все это – без расшифровки, кому надо – поймет). Не говоря уж о таких взблесках тоски, как "там, за Петушками, где сливается небо и земля, и волчица воет на звезды".
Это голос "человека из народа"? Это, что ли, "разговор с народом", в стиле Высоцкого?
И ничего в этом кратком эссе нет от бравого солдата Швейка, или от явившегося двумя эпохами позже Пелевина, и абсолютно эта книжечка не смешная, как бы ни цитировали ее патриоты коктейлей типа "сучий потрох". А в общем, жуткое довольно произведение, в том числе потому, что так и не понятно, а о чем оно, и как же это автор его сделал – и сколько в нем подтекстов и слоев реальности.
Инобытие
То есть можно и так – Ерофеев был и правда алкоголик, описал с медицинской точностью бред и белую горячку, но… Вот сайт, посвященный поэме "Москва-Петушки". На нем стенограммы одной из множества конференций по поводу одной этой книжечки.
Разговор идет вот на каком уровне: "текст… охотно откликается на то, чтобы основным его жанрообразующим принципом считать тошноту как экзистенциальную категорию" (Н. И. Ищук-Фадеева)… Или – "точка зрения автора убедительно соотносится и с позицией Киркегора (позиция отрицания, которая, однако, рассматривается им как неистинная)". "Но одновременно не менее убедительно и то, что автор на обломках классической философии (Кант, Гегель), философии жизни (Шопенгауэр, Ницше) и философии существования (Сартр, Камю) всем текстом своей поэмы-романа-анекдота строит свою собственную философию – философию инобытия".
А в литературном смысле – "повествование построено так, что неразличимы границы между бытием и инобытием, сном и явью, визионерством и реальностью… Поэма постоянно мерцает, играет смыслами".
Божий человек?
Тут мы, конечно, выходим к простому вопросу: а кто же такой был этот Венедикт Ерофеев? С одной стороны – природный гений, школьный золотой медалист, учился в четырех вузах (включая филфак МГУ). С другой – из всех вузов выгнан, работал где угодно, даже грузчиком и сторожем в вытрезвителе, и тут все признаки личности, убитой алкоголем чуть не в детстве. У всех нас есть такие знакомые. Да, и "Москва-Петушки" – чуть не единственное его литературное произведение, плюс есть пара не очень внятных пьес, что еще – а, вот "Моя маленькая лениниана", ерофеевский подбор цитат из вождя, ничего сенсационного. Умер в 1990-м году, в возрасте 51 года. Вроде бы, в ту эпоху, когда пили "по Ерофееву", таких биографий было немало.
А кто же эта "заколдованная"? Вы не поверите – Ольга Седакова, религиовед, поэтесса, окруженная трепетом поклонников! И чтобы представить себе хронически нетрезвого Ерофеева, ночующего на раскладушке в кухне – у Седаковой? Но было.
Она же, кажется, и произнесла самые точные слова о том, кем – возможно – был Ерофеев для нашего мира. О его "ненависти и к героям, и к подвигам", о том, что "у него вообще была очень сильная русская идентификация". И что "он как будто не сводил глаз со всей лавины зверства, тупости, надругательства, совершенного его народом".
А в итоге – юродивый в высоком, изначальном смысле этого слова, то есть "божий человек", которому все можно говорить. А прочим положено слушать, как сказано, навытяжку. Некоторые и до сих пор слушают. Хотя дело это страшноватое.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
