Автор: Екатерина Кронгауз
Вслед за сферой печатных СМИ перемены, вызванные перестройкой и гласностью, неизбежно пришли и в другие медиа. В историю вошли те, кто первым сориентировался в новой реальности и в тех возможностях, которые она предоставляла. Человеком, который начал трансформацию советского радиовещания в радийный бизнес, создав первую частную радиостанцию в СССР, был Жорж Полински, гражданин Франции, основатель "Европы Плюс".
Жорж Полински (1954, Рубэ, Франция) – бизнесмен. В 1981 году – основатель и президент "Радио Атлантик" в городе Сент-Эрблен округа Нант, Франция. В 1982-1984 годах года – основатель и президент французских радиостанций "Радио Нант" и "NRJ Нант" в Нанте. В 1985 году – основатель и президент холдинга G.P. Investissement. С 1987 года – президент парижской радиостанции Prisa 95,2 и создатель во Франции и на Таити сети станций KISS FM. С 1995 года – создатель "Радио Ретро" (сейчас "Ретро FM") в Москве и странах СНГ. С 1996 года – советник по внешней торговле при посольстве Франции в России. В 2006-2012 годах – основатель и президент Европейской медиа группы (ЕМГ). С августа 2012 года – основатель и президент ООО "Зефир Медиа". Живет в Москве.
В 1990 году – создатель и президент совместного предприятия "Европа Плюс Москва" (Франция-СССР).
Первая коммерческая радиостанция России "Европа Плюс". Справка >>
– Когда вы появились в 1989 году в СССР, вы были создателем множества вполне успешных радиостанций во Франции. Как вас сюда занесло?
– Я был президентом крупной радиостанции во Франции — Kiss FM. В нашей структуре был телеканал Canal+, и его президент Андре Русле, мой крестный отец в медиабизнесе, первый сказал, что нужно расширять вещание канала на всю Европу. В это время много говорили о Европе, но никто ничего для нее не делал. Он меня попросил изучить вопрос. И я быстро понял, что нужно делать это в СССР, потому что здесь ничего не было вообще. В Греции уже было что-то, в Германии, в Англии. А в СССР, Польше, Чехии еще ничего не было. И я приехал посмотреть, реально ли это. В это время в СССР не было ни одной частной газеты, ни одного частного журнала, ни одного частного телеканала и ни одного частного радио. Мне предлагали потом делать радио в Китае, во Вьетнаме, на Кубе, но заниматься СССР и Китаем одновременно – это нереально. А когда я приехал в СССР, я сразу понял, что это будет моя страна, поэтому я уже с тех пор никуда отсюда не уезжал.
– Вас должен был кто-то пригласить, чтобы вам дали визу в СССР?
– Мы договорились с Гостелерадио, конечно.
– По-русски вы не разговаривали?
– Ни одного слова не говорил. Я приехал и стал встречаться с людьми на Гостелерадио – с вице-президентом Валентином Лазуткиным и Анатолием Тупикиным, который занимался радио, с Борисом Непомнящим, который тогда возглавлял "Маяк", и Александром Ахтырским, главой радио "Орфей". Я хотел открыть радио, потому что я занимался радио, а их больше интересовало телевидение, да и поехал я узнавать про телеканал. Телеканал мы так и не открыли, зато открыли "Европу Плюс".
– А где вы жили?
– Я жил несколько месяцев в общежитии института Патриса Лумумбы. Там было дешево и проще учить русский язык.
– Вы сразу решили, что остаетесь?
– Я очень быстро понял, что остаюсь. Я вернулся в Париж и сказал, что все – я уезжаю, все бросил там и уехал. Вы знаете, это, конечно, шутка, но это интересная шутка – Иисус Христос умер в 33 года, Джимми Хендрикс умер в 33 года, Джим Моррисон – в 33 года, Дженис Джоплин – в 33 года, а я в 33 года приехал в Россию.
– Как вы стали искать людей?
– Диджеев я брал с Гостелерадио и их сам учил, потому что музыкальных диджеев нигде не было, школы никакой не было, а эти люди хотя бы имели представление о радио. Но мне важно было сделать коммерческое радио, и надо было найти людей, которые будут продавать рекламу. В это же время слова "реклама" не было, была только "пропаганда". Все понимали, почему я делаю радио, но никто не понимал, откуда брать деньги. Не было никого, кто бы смыслил в рекламе и кто бы ее покупал. Было всего несколько кооперативных ресторанов, больше ничего не было. Сотрудников я искал через объявления в эфире, и люди приходили. Много молодых людей приходило, потому что мы были первой иностранной структурой, и все хотели тогда работать у иностранцев.
– Как вы разговаривали с людьми без знания русского?
– У меня был переводчик Андрей Анисенко, который потом стал гендиректором "Европы Плюс", он переводил, а я рассказывал то, что я знал – во Франции же у меня все работало. Первый человек, которого я взял, был Юрий Аксюта, и он потом у нас стал программным директором, а сейчас работает на Первом канале.
– Как вы учили первых диджеев?
– Я копировал то, что делал до этого во Франции и в других странах. В это время мне было легко, потому что никто не знал, как надо. Даже если я учил неправильно, никто этого не понимал, я мог делать ошибки – никто не догадывался, что это ошибка. Самым первым диджеем был Юрий Аксюта. Первое время даже я бывал диджеем, но ночью, чтобы никто не слышал, потому что я очень плохо говорил по-русски и сейчас не очень хорошо говорю, но людей было мало, и кто-то должен был вести эфир. А еще с самого начала были Ксения Стриж, Таня Годунова. И Жени Шаден – ведущий эротического шоу в 12 часов ночи по Москве, причем из-за разницы во времени во Владивостоке оно выходило в 6 утра. Никто не знал, мужчина это или женщина, интрига была, мы специально так голос изменили.
– Как вы учили советских людей продавать рекламу?
– Из Франции и США приезжали мои коллеги и учили. И все пошло.
– А что рекламировалось? Кто были ваши первые клиенты?
– В основном рестораны. Это была очень серьезная советская реклама.
– Сколько стоило создать "Европу Плюс"?
– Где-то 300 тысяч долларов. Уже в первый год компания стала прибыльной и больше никогда не была убыточной.
– Были ли у вас местные консультанты, которые вам помогали?
– А какие консультанты, если никто не знал, как здесь делать радио? Здесь была пустыня.
– На какие средства вы создавали радиостанцию?
– Это были деньги моей собственной французской компании, деньги Canal+ и мои личные деньги.
– Как появилось название "Европа Плюс"?
– Название было не моей идеей, а Лазуткина. У него была идея сделать молодежный музыкальный мост между Европой и СССР, и первое название было "Европа Плюс СССР", потом СССР развалился, и появилась "Европа Плюс Москва". Потом правительство Москвы попросило у меня денег за использование слова "Москва" в названии, и я выкинул "Москву".
– Иностранцы привлекали в СССР повышенное внимание. Следило ли за вами КГБ? Вас кто-то курировал?
– У меня была с ними встреча, они пришли и сказали, что хотят иметь контроль над радиостанцией. А я отказал. Я сказал, что я не буду делать радио, если у меня не будет над ним контроля. А поскольку они хотели, чтоб я это радио все-таки делал, то они согласились.
– Во Франции вы создали множество радиостанций, помог ли вам этот опыт в России?
– Первую радиостанцию я открыл в 1975 году. Этот опыт был, конечно, полезен, но гораздо важнее было понять, какая здесь, в России, культура, и как здесь это должно быть устроено. Сразу после "Европы Плюс" открывали радио "Ностальжи", буквально через несколько дней. Я узнал о планах "Ностальжи" и открылся быстрее, чем собирался, зато теперь "Европа Плюс" вошла в историю, а не "Ностальжи". К тому же те, кто запускал "Ностальжи", совершили две большие ошибки. Они открывали радио на французском и открывали его через Париж с разницей во времени в два часа. А я сделал на русском, и передатчики у меня были в Москве. После "Ностальжи" довольно быстро открылись "М-Радио" и "Эхо Москвы".
– Вы сталкивались с какой-то советской спецификой работы, ведения переговоров?
– Когда я открывал первую радиостанцию в 1975 году, во Франции тоже ничего не было, так что это было похоже. Официально независимые радиостанции стало можно открывать во Франции с 1981 года, когда президентом стал Франсуа Миттеран. До этого я делал пиратское радио.
– Что значит пиратское радио?
– Радио без разрешения. Мы сами делали передатчики, сами делали антенны. Эфир был свободный. И люди знали, когда мы выходили в эфир, через друзей, через газеты все узнавали про наш эфир.
– В России и во Франции вопросы решались по-разному?
– Здесь все решало Гостелерадио. Если вы могли договориться с Гостелерадио – вы все могли решить. Но о некоторых вещах было сложно договориться, потому что в России их еще не существовало, и их здесь никто не понимал. Например, здесь никто еще не знал, что такое FM, все было на УКВ. Сложно было объяснить, зачем нужен FM, почему нужен для музыкального радио хороший звук. Мы тоже вышли сначала на УКВ, потом запустили FM, долго вещали в обоих диапазонах, а потом это стало накладно, и мы отказались от УКВ.
– Тогда уже существовало слово "формат"?
– Нет, тогда никто так не говорил. И не было никаких узких форматов, как сейчас. Музыкальная политика была очень широкая. Я смотрел, какие композиции имели успех в Париже, что слушали в Лондоне, что популярно в Европе и США, и ставил здесь.
– А русская музыка была у вас?
– Нет, первое время у нас совсем не было ничего на русском, и это была моя ошибка. Мне казалось, что здесь, в России, было всего два-три артиста – Пугачева и еще кто-то. Но довольно быстро открылось "Русское радио", и они стали очень популярны. И тогда мы быстро включили русскую музыку в эфир "Европы Плюс".
– Правда, что вы ездили на лошади из Москвы в Петербург, чтобы понять русский народ?
– Я жил в Москве и понимал, что в этом городе совсем другая жизнь, не такая, как в остальной России. А мне надо было понять, как устроена вся Россия, чтобы иметь возможность расширяться и работать с регионами. И мы поехали. У нас было семь лошадей. Мы ехали, заезжали в деревни, просились на ночлег. На нас смотрели как на сумасшедших, но у всех жителей была хорошая, добрая реакция. Нас приглашали в дома, кормили, кормили лошадей. Мы ехали где-то три недели.
– Каков был результат? Поняли ли вы русский народ?
– Думаю, что да, иначе бы у меня не было такого успеха.
– Как открывался ваш первый эфир?
– Я сам открывал эфир "Европы Плюс" в 6 утра 30 апреля 1990 года эксклюзивным интервью с президентом Франции Миттераном и композицией Жан-Жака Гольдмана с символическим названием "Я иду один" (Je marche seul). В 4 часа ночи накануне мне позвонили из КГБ и сказали: "Ты знаешь, перевод интервью не очень хороший, давай его изменим". Я понял, к чему они ведут, они хотели наложить другой перевод. Но я сказал: либо открываемся так, либо идите далеко. Они сказали: "Хорошо, открывайтесь".
– Сколько длился эфир?
– Первое время эфир был с 6 часов утра до 12 часов ночи. Мы брали частоту у "Маяка", у них было много свободных частот тогда.
– Как вы измеряли свой успех?
– Нам слушатели писали письма, много писем, одно письмо пришло из деревни на деревянной дощечке, потому что там не было бумаги, я его до сих пор храню.
– Вы много рассказывали о своей дружбе с Путиным…
– Я так никогда не говорил, это пресса так говорит, не я. Мы знакомы, но я не могу сказать, что он мой друг. Да, мы знакомы. А все остальное – легенды прессы.
– А то, что вы подарили ему и Собчаку бренд "Санкт-Петербург", тоже легенда?
– Был тогда город Ленинград, а один мой знакомый (не скажу, кто) сказал мне, что было бы умно зарегистрировать бренд "Санкт-Петербург", если вдруг город вернет свое старое название. И я это сделал для его сохранности, запатентовал на "Европу Плюс", чтобы под этим названием никто не выпустил какой-нибудь дурацкий товар. И когда Собчак переименовал Ленинград в Петербург, я предложил ему его подарить. Но потом уже и Собчака не стало, появилась Матвиенко, а подарили или не подарили в итоге, я не знаю, я ушел уже из ЕМГ.
– Не было ли у вас каких-нибудь столкновений с "лихими девяностыми", бандиты к вам не приходили?
– Приходили. Решал. У меня были друзья – помогали.
– Как так вышло, что вы знакомы со всеми российскими президентами?
– На всю медиагруппу у нас была аудитория в день 16-17 миллионов человек. Это огромный ресурс, так что нам всем было выгодно наше знакомство. Мне нужно было разрешение на все, что я делаю, а это решается только на таком уровне. Раньше, если у тебя было разрешение сверху, это все решало. А теперь приходится даже с разрешением договариваться со всеми по очереди.
– А кто из наших президентов вам симпатичней?
– Не секрет, что мне симпатичней Путин, он мне ближе как человек, я не смотрю на него как на президента.
– Нужно ли во Франции говорить с президентом, чтобы получить частоту?
– Нужно, конечно, так же, как в России. Я был знаком и с президентом, общался с министрами — нам точно так же нужно было договариваться, чтобы получить башню.
– Не было ли у вас момента, когда вы думали уехать из России?
– Нет, я живу здесь давно, у меня русская семья, дети, русское гражданство. Уже лет семь-восемь, раньше, чем у Депардье.
– В какой момент ваша корпорация начала расширяться?
– Когда открылось "Русское радио", я понял, что нужны разные форматы. У меня первое время было желание купить "Ностальжи", но это было сложно, и в 1995 году я сделал "Ретро FM". Я был на вечеринке у одного олигарха и записывал, кто подо что танцует. Из этого и получился репертуар.
– А вы сами какую музыку слушаете?
– Я слушаю французскую музыку. И классическую, и оперу. То, что мы ставили в эфир, было не то, что нравится лично мне. Я смотрел, искал, что людям нужно, то и ставил.
– То есть чистый бизнес.
– Я не люблю это слово, в России все – бизнес. А радио – это нечто большее, оно открывает новый мир на международном, всем понятном языке музыки.
– Почему вы ушли из "Европейской медиа группы"?
– Когда группа Lagardere решила продать "Европейскую медиа группу", на последнем этапе остались два претендента [на покупку] – Сибирский деловой союз и я. СДС предложили больше денег и купили, а я с ними работать не желал. Потому что – бизнес отдельно, политика отдельно, а один из владельцев СДС занимается политикой. Я сказал, что ухожу и буду делать новый эфир.
Если человек может сказать "нет", он должен сказать "нет" – это демократия.
Конечно, это было тяжело, потому что ЕМГ для меня как ребенок, но у меня есть французский опыт, российский опыт, я не пропаду. Меня интересуют радио и интернет. И меня интересуют Москва и Россия, потому что это самый конкурентный рынок в мире. Ни в одном городе мира нет такого количества радиостанций, даже в Нью-Йорке.
