Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
У каждого, конечно, свое представление о том, какая книга прозвучала громче всех на идущей сейчас очередной Московской международной книжной выставке-ярмарке. Это понятно, вкус на книги у всех разный. Но в любом случае к звездам ярмарки можно отнести роман, написанный Сергеем Шаргуновым и называющийся "1993".
Это литературное событие или политическое? Сложный вопрос. Для большинства, наверное, это политика, особенно с учетом того, что в начале октября стрельбе по зданию российского парламента будет ровно 20 лет. И это никак не преступление — написать роман "к годовщине".
Кому лечить раны
Климат в Москве устроен так, что каждый год в момент ММКВЯ льет абсолютно гадюкинский дождь. Тем, кто добрались до павильона на ВВЦ в первый день ярмарки (а именно тогда Сергей Шаргунов представлял свою книгу), казалось, что настоящих читателей мало, на ярмарке грустно, слушать писателей никому не хочется… И еще — что разучились делать красивые обложки или, точнее, жалеют денег на настоящих художников-иллюстраторов (что правда). Но дальше, на другой день, народ у стендов появился. А волны от презентации "1993" расходятся далеко. Книгу заметили.
Причины очевидны. Когда новый российский парламент в 1994 году амнистировал всех участников тех страшных событий, казалось, что милуют побежденных — сторонников того обстрелянного и разогнанного Верховного Совета. А сегодня получается, что помиловали скорее тех, кто их побеждал. Дальше — постарались все забыть, будто ничего и не было.
Но как же не было? А убитые были? Сколько их? Говорят, что погибло более тысячи человек — это правда или нет? 1993 год стал какой-то незаживающей раной даже не в памяти, а в подсознании страны, и похоже, что так будет, пока кто-то не докопается до правды.
А кто? Сейчас, как видим, это пытаются сделать писатели. Сергей Шаргунов оказался в толпе защищавших Верховный Совет в возрасте 13 лет. Это не забывается. Но сегодня в своей книге он старается — очень старается — быть беспристрастным. Увидеть правду как "президентской" стороны, так и защитников парламента. Для чего придумал героев романа — мужа и жену. Муж защищал Белый дом, жена — наоборот. У обоих своя правда.
Получилось ли? Может быть, для того, чтобы написать совсем справедливый роман, надо отойти от тех событий еще дальше? Вот Лев Толстой ведь не участвовал в войне 1812 года, а участвовал бы — еще неизвестно, что бы написал.
Нужен ли нам вообще справедливый роман о тех событиях, или лучше два несправедливых, с разных позиций? Кто знает.
Тот самый год
Если говорить о политике вне всякой литературы, то 3-4 октября 2003 года все было еще тихо, а вот сейчас наверняка будет сказано много слов о том, чем стал для всех нас и для страны тот приступ гражданской войны.
Шаргунов в своей книге по сути говорит, что через два года после 1991-го всем хотелось драки, и поэтому все были виноваты. Но в любом случае ясно, что кровь октября 1993 года охладила многие головы. Очень странная получилась победа ельцинского лагеря — вскоре после нее резко вниз покатились звезды тех, кто призывал "добить красно-коричневую гадину" и "установить настоящую демократию".
И вот вам пример — с той же проходящей сейчас книжной ярмарки. Кто стал рекордсменом по раздаче автографов? Я видел, как десятка этак три человек выстроились на подпись новой книги Всеволода Овчинникова (понятно, о Китае и Японии). Больше лично я такой толпы среди стендов не встречал. Между прочим, книгу для автографа ведь надо еще купить за кровные…
А за десять минут до этого Овчинников рассказывал, как в начале 1990-х его убрали с телевидения после того, как министр иностранных дел Андрей Козырев сказал: этот человек сорок лет работал в газете "Правда" и до сих пор не покаялся, что он делает на экране… Но именно после 1993 года такие разговорчики стали глохнуть.
И где теперь Козырев (я имею в виду в политическом смысле, физически-то мы знаем, где он, и у него все в порядке)? А Овчинников, ровесник королевы Елизаветы, — вот он, в толпе восхищенных его неуязвимыми знаниями и уникальной биографией, в лучах заслуженной славы.
Живые картины
Но вернемся к разговору о литературе. Критики по Шаргунову уже прошлись — едет верхом на конъюнктуре, занимается публицистикой и называет ее романом… Что, нельзя писателю сделать что-то среднее? А что делал всю жизнь Александр Солженицын, называя свои книги романами? Да тот же Лев Толстой…
Шаргунов сделал вот что: кинохронику, объемную, звучащую, цветную. И он — писатель. Вот хотя бы — о самом расстреле здания парламента: "Белоснежный, в черной шапке дыма, дом возвышался, большой и слабый".
Все документы о тех событиях когда-нибудь опубликуют, политические определения вынесут заново, а потом еще раз. А вот завести читателя внутрь ушедшего времени, кого по второму разу, кого впервые… тут уже нужны не историки или политики, а совсем другие люди.
Ругают Шаргунова за склонность давать целыми страницами диалоги — скорее даже "многологи" — голоса толпы, метавшейся между ОМОНом, баррикадами, стенами Белого дома и Останкиным. В этой книге говорят буквально сотни людей того времени, с именами и без, люди, снабженные мгновенными портретами и совсем без таковых. Да, их многовато. Хотя в жизни было больше. Вот написал бы вместо романа рассказ, там все бы было по-другому, коротко.
Но еще и картинки… Спокойную жизнь героев у телевизора Шаргунов описывает не так выразительно, как все те же сцены побоищ. Или когда у него священник "глянул красноватым голубиным глазом" и протянул для поцелуя "крупный крест, который сжимал твердо в маленькой руке".
Поэма без героя
А что тогда не так — если отрешиться от тех критиков с идеологией, которые хотели бы цапнуть автора "за политику", но на всякий случай грызут "за литературу"? Что им дает право говорить, что книга слабая?
Стержнем книги служат герои. Есть стержень — и многоликая толпа в любых количествах лишь украшает эту конструкцию. Два героя Шаргунова — подчеркнуто обыкновенные люди. И конструкцию книги поэтому они держат с трудом. Это в XIX веке "маленький человек" был внове, а открытие, что "и крестьянки любить умеют", сбивало с ног. А сейчас начинаешь понимать, что "типичных представителей" в книгах как-то и до сих пор чересчур много, личностей маловато.
Русская литература нашего времени оказывается всесильной, когда находит ярких героев где-то за гранью реального (Фандорин у Акунина, воскресший Гумилев у Лазарчука с товарищами, Оуянцев-Сю у Ван Зайчика и прочие), и скучнеет на глазах, когда надо героев погрузить в серую жизнь.
Хотя вот как раз в 1993-м году было сколько угодно личностей, сверкавших, как фейерверки. Потом многие как-то потускнели… А жаль, о них тоже надо сказать правду. Как и обо всех выживших тогда или погибших.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
