Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
Три года назад, 29 марта, в 7 часов 56 минут, в вагоне метро на станции "Лубянка" раздался взрыв. Как потом выяснится, сработало взрывное устройство, закрепленное на теле молодой женщины. Спустя 44 минуты взорвался третий вагон поезда на "Парке культуры". Потом было много слухов и ложных сигналов про другие взрывы, но двух взрывов было достаточно, чтобы в очередной раз жители столицы почувствовали, что и они живут на войне.
Забыть о взрывах
Утром 29 марта 2010 года в московском метро погибли, по официальным данным, 38 россиян, два жителя Таджикистана и один житель Молдавии. 88 раненых. Война, которая для большинства россиян шла будто на другом конце земли, которую десятки раз объявляли победоносно завершенной, снова оказалась своей и беспощадной. И к тем, кто рукоплескал победам авиации над чеченскими селами, и к тем, кто выходил на антивоенные митинги.
Взрывы на Каширке в 99-м заставляли сжимать кулаки и взывать к мести. Спустя год в толпе у взорванного перехода на метро "Пушкинская" женщина в истерике призывала сбросить на Чечню атомную бомбу, и ей не возражали, одни из солидарности, другие – из-за трагизма момента.
А потом все как-то будто успокоилось. Теракт будто бы стал восприниматься как нечто неизбежное, как смена времен годы. У нас такой климат, и у нас такая война. Зло стало безличным и абстрактным, и его уже даже не получалось ненавидеть. Вместе со взрывами в привычку вошло умение о них забывать. К тем, кому суждено в этих взрывах погибнуть, стали постепенно относиться примерно так же, как к погибшим относятся на войне – как к неизбежности.
Не пройдет и года, как взорвется Домодедово, погибнет 38 человек, почти столько же, сколько погибло в метро.
И уже больше двух лет в Москве тихо.
Дом смертника
Как раз накануне взрывов в метро прошли спецоперации в двух ингушских селах. Тех, кто погиб, военные либо, как обычно, назвали боевиками, либо с неубедительным сожалением напомнили, что на войне, увы, как на войне. Некоторые коллеги, пытаясь объяснить случившееся, снова спросили: почему гибнущие мирные ингуши – необходимая цена победы над бандитами, а взорванные в метро москвичи – невинные жертвы?
Вопрос к этому времени немного устарел. В 95-м году басаевский поход в Буденновск для многих чеченцев был сродни подвигу героев-панфиловцев или бомбардировкам Берлина советской авиацией в 41-м году. И, действительно, можно с цивилизованной критичностью относиться к идее "око за око", но необязательно было быть чеченцем, чтобы, повидав превращенный прицельной бомбардировкой в месиво рынок в Шали, относиться, оценивать тогдашнего Басаева без общероссийской гневной однозначности.
А вот Радуев уже героем не стал. К нему и до Первомайского относились с некоторой презрительной жалостью. А после него без презрения к нему относились, пожалуй, только фанатики, да те, кто потерял вместе с самыми близкими людьми и рассудок.
Славы Басаева не досталось больше никому. Терроризм даже своими поддерживается недолго. Даже для того, кого нещадно вколачивают в землю бомбами, а потом регулярно и безжалостно зачищают, злорадство сладостно только раз. Может, два. А потом становится понятно, что убийство таких же ни в чем не виноватых людей по другую сторону линии фронта – не месть и не справедливость, а точно такое же убийство, которое он наблюдает годами и ежедневно.
Взрывать метро на "Парке культуры" 17-летняя Джанет Абдуллаева, одна из тех двух смертниц, уехала из родного села Новый Костек недалеко от Хасавюрта. После того, как ее останки идентифицировали, ее родители не открывали ворота для соболезнующих, как принято в Дагестане, когда в доме кто-то умирает. Дело не только в том, что никто не собирался соболезновать. То, как погибла дочь, для родителей было позором, с которым им пришлось теперь остаться один на один. И жители села несколько месяцев не встречали их, а некоторые запальчиво говорили, что видеть и не хотят.
Но это совсем не мешает Новому Костеку и по сей день оставаться объектом регулярных спецопераций.
Другая война
Терактов в Москве нет больше двух лет отнюдь не только благодаря усилиям спецслужб. Война поменяла характер. Уже давно эту войну ведет не Чечня и даже не "Имарат Кавказ", для повышения значимости которого Доку Умаров брал на себя ответственность за теракт в Домодедово. Своя война в Дагестане, своя – в Кабардино-Балкарии, свою войну пытаются продолжать оставшиеся чеченские группировки, которые вынуждены время от времени укрываться в соседней Ингушетии, а там тоже своя война.
Это, можно сказать, новое лицо сепаратизма: своя власть уже больший враг, чем власть в Москве. В Дагестане "лес", как условно называют все, что по ту сторону линии фронта, борется с местным чиновником, местным полицейским, местным имамом. Даже командированный из Москвы руководитель ФСБ или Следственного комитета для него чужая сила, и настоящие счеты у него только со своими.
Крупные теракты на Северном Кавказе в 2011-2012 годах >>
И именно в этой войне гремят взрывы, которые больше не гремят в Москве. И потому для всей большой страны это уже совсем не та война, которая докатывалась до Москвы.
В дагестанском Каспийске в 2002-м году 9 мая взорвали парад. Весело гулявшей столице было невдомек, что в это самое время в Каспийске собирались на траур. Десять месяцев, которые отделили взрывы на "Лубянке" и на "Парке культуры" от взрыва в Домодедово, вместили в себя теракты в дагестанских Кизляре и Избербаше и в ингушском Карабулаке. На федеральном уровне вряд ли кто вспомнит о трехлетних годовщинах этих взрывов.
Это снова чужая война, и это становится правдой. Тем, кто ее ведет на своих окраинах, не до московского метро. Терроризм рассеялся по стране, те, кто больше не погибает в Москве, погибает в Нальчике и Махачкале, их все больше.
И для столицы, к счастью, успевшей подзабыть, как это бывает, это уже обычное дело. Там нет метро, и там война. Чужая. Ровно три года назад именно на этой войне погибли 38 россиян.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
