Федор Шаляпин, со дня рождения которого сегодня - 140 лет, не нуждался в представлении, зато сколько лестных эпитетов придумали для него когда-то критики: неповторимый и первый, "музыкальный трагик" и "Царь-бас".
Его невероятную популярность можно сравнить со славой современной поп-звезды: мировое признание, бесконечные гастроли, огромные гонорары, поклонницы за кулисами, портреты и конфеты с именем на продажу... и что говорить о байках и сплетнях, которые колоритный певец – высокий, статный, с пронзительным взглядом - буквально притягивал к себе сам. Например, про то, как однажды американские таможенники, услышав от кого-то про "золотое горло" певца, заставили его делать рентген, или как к Шаляпину пришел певец-любитель и, набравшись смелости, попросил костюм Мефистофеля, а тот рассмеялся и пропел: "Блохе – кафтан?! Ха-ха-ха-ха!".
Не отказывался Шаляпин и от титулов и прекрасно знал цену, назначенную ему критикой: запросто мог пошутить, что бесплатно только птички поют, или отправить назад золотые часы, подарок императора, сочтя их недостаточно ценными.
Иван Сусанин, Дон Кихот…
На сцене же он был не только царем, Борисом Годуновым или Иваном Грозным, но и всем, чего требовала роль: вдохновленным Дон Кихотом из оперы Массне и коварным Мефистофелем из "Фауста" Шарля Гуно, бесстрашным Иваном Сусаниным из "Жизни за царя" Мусоргского и алчным Мельником из "Русалки" Даргомыжского…
"Посмотрите на его фотографию в Дон Кихоте - и вы увидите в этих отрешенных от действительности глазах, в этой истощенной фигуре одухотворенного борца с мельницами, нищего рыцаря, столько же вдохновенного, сколько и смешного. Это художественный портрет. И посмотрите сотни фотографий славных певцов Аид, Радамесов, Далил, Германов, Раулей, Маргарит, Снегурочек, Онегиных и пр. и пр.,— и перед вами пройдет только галерея ряженых", - писал Немирович-Данченко.
В сочетании голоса – богатого по тембру и в интонациях, мягкого, выразительного – и артистизма критика видела секрет его успеха у публики. Шаляпин работал не только с голосом – он работал с образом, костюмом, гримом. Даже его руки, восхищался Станиславский, всякий раз бывали разными: "то рука очаровательна, то как грубая лапа…".
Когда во время репетиций над "Жизнью за царя" Мусоргского ему в гримерную принесли привычный костюм Сусанина – "sortie de bal, красные сафьяновые сапоги", Шаляпина возмутился. На сцену он вышел в тулупе, лаптях и онучах.
Ученик сапожника
Будущий певец родился в Казани в 1873-м году. Голубых кровей у "Царя-баса" не было: это сейчас кажется, что величие, осанка, манеры – врожденное, из детства.
"...Я помню себя пяти лет. Темным вечером осени я сижу на полатях у мельника - Тихона Карповича, в деревне Ометовой, около Казани, за Суконной слободой. Жена мельника, Кирилловна, моя мать, две-три соседки прядут пряжу в полутемной комнате, освещенной неровным, неярким светом лучины. Лучина воткнута в железное держальце - светец; отгорающие угли падают в ушат с водою, и шипят, и вздыхают, а по стенам ползают тени, точно кто-то невидимый развешивает черную кисею. Дождь шумит за окнами; в трубе вздыхает ветер...".
Поэтичное, теплое, хотя не самое благополучное детство мало располагало к карьере артиста, хотя всю жизнь отзывалось в его творчестве - и в любимых романсах и народных песнях, и в операх русских композиторов, которые он вывел на мировую сцену.
Сыну крестьянина, ученику сапожника отец прочил ремесло куда приземленнее - мол, вместо того, чтобы петь, "в дворники иди, скважина, в дворники". В детстве Шаляпин был и помощником писаря, и учился на столяра, но талант взял свое.
Шаляпин начинал в увеселительном театре Столярова, где был сначала статистом, а потом хористом, в семнадцать дебютировал в постановке Казанского общества любителей сценического искусства в "Евгении Онегине", а после пробовал свои силы в труппах в Уфе, Тифлисе, в петербургской Мариинке.
Единственным учителем Шаляпина считается тенор Дмитрий Усатов, у которого певец брал уроки в Тифлисе в 1892-1893-х годах. Осталась "басня" о методах воспитания, который практиковал педагог: заметив, что голос ученика начинал слабеть, он наотмашь бил его в грудь и кричал:
- Опирайтесь, черт вас возьми! Опирайтесь!
- Лишь много времени спустя он наконец объяснил мне, что надобно было опирать звук на дыхание, концентрировать его... - со смехом рассказывал Шаляпин, уже будучи знаменитым.
"В самом деле Борис…"
Это Усатов познакомил Шаляпина с музыкой Мусоргского – создателя оперы "Борис Годунов", партия в которой стала коронной ролью певца на всю жизнь. И всю жизнь совершенствовал, раскрывал.
"То, что играл и пел Усатов из Мусоргского, ударяло меня по душе со страшной силой. Чувствовал я в этом что-то необыкновенно близкое мне, родное... Мусоргский бил мне в нос густой настойкой из пахучих родных трав".
Впервые он исполнял "Годунова" на сцене Русской Частной Оперы Саввы Мамонтова, который переманил певца из Мариинки – сразу на ведущие партии.
"У Мамонтова я получил тот репертуар, который дал мне возможность разработать все основные черты моей артистической натуры, моего темперамента", - вспоминал Шаляпин. Здесь он исполнял партии Хана Кончака в "Князе Игоре" Бородина, Ивана Грозного в "Псковитянке" , Варяжского гостя в "Садко" и Сальери в "Моцарте и Сальери" Римского-Корсакова, Мельника в "Русалке" Даргомыжского, Ивана Сусанина в "Жизни за царя" Глинки.
Костюм, позы, грим – в работе над ролью Годунова для Шаляпина не было мелочей. На облаченье Бориса, которого певец назвал "трауром русской истории", Мамонтов раздобыл в лавке кусок черной с серебром парчи, о гриме современник артиста писатель Степан Скиталец писал, что это было "лицо человека с душой, измученной пламенною, адскою мукой".
По свидетельству очевидцев, в роли Шаляпина было "жуткое обаяние трагизма", " чисто шекспировский размах". В сцене видений встревоженная публика замирала, вглядываясь в угол, где, как казалось Борису, что-то "колышется, растет, движется".
Да и сам артист удивлялся: "Сегодня я почувствовал, что я в самом деле Борис. Ей богу! Не с ума ли я сошел?".
"Годунова" Шаляпин пел и в Большом театре, и в Париже, Ньюй-Йорке и Буэнос-Айрэсе, и в миланской La Scala, для которой разучивал итальянский текст.
"Итальянцы ходили в антракте восторженные и ошалелые и – что удивительно – поняли дух и значение "Бориса", - вспоминал писатель и критик Александр Амфитеатров.
И актер, и певец, и шубу свистнул
Хрестоматийный образ Шаляпина – пожалуй, с кустодиевского портрета: с перстнем на пальце, в богатой шубе, точь-в-точь русский барин, певец стоит на фоне ярмарочной площади, какие уже уходили в прошлое...
"Шуба у вас больно такая богатая, приятно ее написать", - предложил Кустодиев. - "Ловко ли? - Шуба-то хорошая, да возможно краденая". - "Как краденая? Шутите, Федор Иванович..."
Но Шаляпин не шутил: "национализированную" чью-то шубу ему в качестве оплаты за концерт выдал Петроградский Совет. "Вы ведь знаете лозунг: "Грабь награбленное...", - добавил знаменитый бас. "Вот мы ее, Федор-Иванович, и увековечим на полотне. Ведь как оригинально: и актер, и певец, и шубу свистнул!...", - отвечал Кустодиев.
В этой шубе певец впервые пришел к художнику, чтобы договориться об оформлении спектакля "Вражья сила", которую он ставил в Петрограде. С приходом революции, которой певец поначалу симпатизировал (давал "народные концерты" и перечислял средства на революционные нужды), Шаляпин занялся творческим переустройством императорских театров, возглавил Мариинку. Но все стало быстро меняться:
- Меня обязали выступить сегодня перед конными матросами, - рассказывал Шаляпин Коровину (создателю другого знаменитого портрета певца). - Скажи мне, ради Бога, что такое конные матросы?
- Не знаю, что такое конные матросы, но уезжать надо...
В 1922-м году вместе с семьей – второй женой и детьми, Шаляпин отбыл в Европу на гастроли, которые затянулись на пять лет, пока в 1927-м советские власти, озадаченные поведением певца, не решили отобрать у Шаляпина звание народного артиста и не запретили въезд в страну.
Последний концерт Шаляпин давал в Праге в 1937-м – это был "Борис Годунов".
"Самое понятие о пределе в искусстве мне кажется абсурдным. В минуты величайшего торжества в такой даже роли, как Борис Годунов, я чувствую себя только на пороге каких-то таинственных и недостижимых покоев. Какой длинный, какой долгий путь!".
1. Шаляпин исполняет "Арию Мельника" из оперы Даргомыжского "Русалка". 1931 год
2. Шаляпин в сцене "Ария Мельника и князя" из оперы Даргомыжского "Русалка". 1931 год
Аудио предоставлено ФГУП "Фирма "Мелодия"
Материал подготовлен на основе информации открытых источников
