Выдающийся русский композитор Родион Щедрин отмечает 80-летие. К этому событию Московская филармония приурочила фестиваль, состоящий из четырех концертов. На них прозвучит музыка Щедрина — ранние и недавно созданные сочинения, в том числе три российские премьеры, которые исполнят три ведущих симфонических коллектива России — Российский национальный оркестр под управлением Михаила Плетнева, Госоркестр имени Светланова под управлением Владимира Юровского и симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева. Фестиваль откроется в день рождения Мастера — 16 декабря "Стихирой на тысячелетие крещения Руси". Накануне празднования специально приехавший в Москву из Германии юбиляр дал интервью РИА Новости, в котором рассказал о своем отношении к круглым датам и политике, а также о том, как "сменил одну левшу на другую". Беседовала Елена Чишковская.
- Родион Константинович, вы можете давать мастер-классы по юбилеям — широко отмечалось ваше 70-летие, потом 75-летие…
— Но это Господь Бог делает, а не я.
- Тем не менее что для вас юбилей: неизбежность, данность, радость, возможность что-то сделать или что-то осмыслить?
— Как говорил Маяковский (хотя, как известно, он умер в возрасте значительно более молодом — в 37 лет), так вот, он говорил, что юбилей — это остановка пути. Все верно, это остановка, данная для того, чтобы оглянуться. Но когда друзья, близкие тебе музыканты делают такой красивый от всей души подарок — прекрасный фестиваль, то это, конечно, доставляет удовольствие, что уж греха таить. Кокетничать не буду, для меня это радость огромная.
- Вы как-то сказали о Валерии Гергиеве, что он человек высокой цели. А Родион Щедрин — это человек чего?
— По поводу Гергиева я могу только еще раз повторить — это действительно человек высоких целей. Мелких целей он не ставит и не замечает их. Ну а что касается меня, то композиторская деятельность — это тоже всегда цель, но она в письменном столе существует. Я бы сказал, что я человек, который старается осуществить свои замыслы и мечты.
- В 60-70-е годы в Советском Союзе вы были в авангарде музыкального авангарда, простите за тавтологию. Сейчас по отношению к вам все чаще звучит слово "классик". Когда, по ощущению, вам творилось легче — когда вопреки или когда вы сами диктуете правила?
— Все-таки самое важное для каждого человека искусства, а может быть и для любого рода человеческой деятельности, это иметь к делу талант (или способность) и чувство внутренней свободы. И совершенно неважно, что за окнами твоей квартиры происходит. Великий тому пример — Шостакович. Его травили в 1948 году, а он приходил домой, садился за письменный стол и писал скрипичный концерт, который потом, через значительное количество лет, сыграл Давид Ойстрах. То есть у него было колоссальное чувство внутренней свободы. Вот это самое важное для композитора. И не важно, живет он при социализме, коммунизме или капитализме. Если у него этого чувства нет, а только нос по ветру, то я не верю в "высокость" его предназначения.
- Вы — русский композитор, и сами всегда настаиваете, что вы — стопроцентный москвич. В российской столице за последнее время произошли колоссальные изменения, которые невозможно не заметить. Как вы их воспринимаете?
— Я не узнаю Москвы. Мне кажется, что со времен Лужкова она превратилась в какой-то Диснейленд. Все эти сверкания, неоновые рекламы, все эти бары, рестораны через дом, а то и в каждом доме. Я помню другую Москву. Да и климат у нас изменился. Я помню, как раньше скрипели под ногами снежные наросты, а теперь всюду грязь, которой поливают тротуары и улицы. Но это, видимо, признак возраста — та Москва была мне роднее.
- Политический климат тоже здорово изменился…
— Ну а что политический климат? В политике за прожитые мной годы чего только не происходило. Если бы я реагировал на события политической жизни, которые так преходящи, я бы до 80 лет не дожил бы.
- С Майей Плисецкой вы в браке почти 55 лет. Считается, что две творческие, независимые личности не могут ужиться…
— … а мы опровергаем это (улыбается). Вы знаете, мы просто подошли друг другу. Причем, все эти годы у нас не было каких-то отдалений или сближений. Очень ровные всегда были отношения. С ней мне легко. Я надеюсь, ей со мной тоже не слишком трудно.
- Это было строжайшим секретом, но все равно все знают — на открытие Мариинки-2 вы пишете оперу "Левша" по Лескову. Приоткройте тайну, что это будет за опера?
— Я вам скажу одну замечательную вещь — поскольку вы спрашивали о Майе Михайловне. Она очень часто говорит гениальные афоризмы, которые надо записывать. Я даже купил себе специальную записную книжку, потому что они, правда, бесподобны. Вот и сейчас, когда я занят "Левшой" и сижу много часов за письменным столом, она мне как-то сказала: "Ну вот, бросил одну левшу ради другой". Она ведь левша (смеется). Ну, что сказать, я работаю. Три четверти партитуры написано, одну еще предстоит дописать. А о том, что это за опера, пока говорить не будем.
