Материал подготовлен проектом ИноСМИ Группы сайтов РИА Новости >>
Штеффен Мартус (Steffen Martus)
Братья Гримм хотели сохранить старое - и тем самым прокладывали путь новому. Они собирали мифы и сказки, изучали язык и вступали в споры с властями предержащими. История успеха? Да. Но эта история о мужестве, необходимом для того, чтобы переносить собственные неудачи.
В 1831 году Якоб и Вильгельм Гримм опубликовали свои биографии в гессенском лексиконе науки и искусств. Их в то время причисляли к тем людям, «которыми может гордиться отечество», - так было сказано в этом справочном издании. Тогда одному из братьев было 45 лет, а другому - 46 лет. Известность пришла к ним еще при жизни.
В опубликованной в этом лексиконе статье есть отрывочные воспоминания о детстве, проведенном в городе Ганау (Hanau), где братья родились незадолго до (Великой) французской революции - соответственно в 1785 и в 1786 году. Речь там идет также об идиллических годах, проведенных в городе Штайнау (Steinau), о школьных годах в Касселе, а также об обучении на юридическом факультете в Марбурге. Оба этих ученых вспоминают о периоде французского господства с 1806 по 1813 год, когда город Кассель был столицей наполеоновского образцового государства Вестфалии и когда Якоб Гримм заведовал библиотекой Жерома Бонапарта. Они внимательным образом анализируют освободительную войну, а также итоги Венского конгресса. Затем в статье описываются события до 1829 года - это была фаза спокойной работы над созданием библиотеки курфюрста в музее «Фридерицианум».
Время, выбранное для этого биографического отчета, было весьма показательным. Аутсайдерам научной жизни могло показаться, что братья Гримм в 20-х годах XIX века переместились в центр исследовательского сообщества. Они устанавливали критерии для работы в области языка, права и мифологии, тогда как зарабатывали они на жизнь как библиотекари. Уже были готовы первые варианты книги «Детские и семейные сказки» (1812/1815 и 1819 годов). Братья Гримм выпустили также том «Немецких преданий» (Deutsche Sagen, 1816/1819), а также такие стихотворные средневековые произведения как «Бедный Генрих» (Der Arme Heimrich). Вырученные деньги были направлены на поддержку добровольческих военных формирований в Гессене, принимавших участие в антинаполеоновских освободительных войнах. Кроме того, в 1819 году появился первый том «Немецкой грамматики» Якоба Гримма, которая стала вехой в исторической лингвистике. В 1821 году был опубликован фундаментальный труд Вильгельма Гримма «О немецких рунах» (Ueber deutsche Runen). В 1829 году Якоб Гримм совместил работу над «Древностями немецкого права» (Deutsche Rechtsaltertuemer) с изучением права в Париже под руководством Фридриха Карла фон Савиньи (Friedrich Karl von Savigny). Известный профессор привлек тогда его в качестве вспомогательной силы для проведения своих исследований по истории права в Париже. Что касается Вильгельма Гримма, то он в соответствии со своими литературным склонностям занимался составлением «Немецких героических сказаний» (Die deutsche Heldensage). Несомненно, братья Гримм входили в круг тех ученых и представителей творческих профессий, к которым с уважением относились «образованные друзья отечества», как и обещал издатель ученого лексикона. Они сами также подчеркивали свой патриотический образ мыслей.
Но именно в этом уважении к отечеству до последнего категорически отказывали братьям Гримм. Полностью игнорируя их заслуги, курфюрст Гессена-Касселя в 1829 году отказался назначить их на работу в свою библиотеку, на что они в течение многих лет рассчитывали. Директором библиотеки курфюрста вместо них был тогда назначен марбургский профессор Иоганн Людвиг Фелькель (Johan Ludwig Voelkel). Это был человек, которого братья Гримм не могли серьезно воспринимать, поскольку он на самом деле считал найденные в домах Касселя черепки творениями античности. Он также был известен тем, что как-то принял изъеденные червями стены за германские руны. С братьями Гримм обошлись бесцеремонно. По слухам, им были известны не лишенные иронии слова, сказанные курфюрстом по поводу их отъезда в Геттинген: «Господа Гримм уезжают! Большая потеря! Они за все время ничего для меня не сделали!»
Это не был последний случай, когда братьев Гримм не признавали и поступали с ними несправедливо. Якоб и Вильгельм постоянно конфликтовали со своими начальниками. Они постоянно сталкивались с тем, что их современники не признавали их заслуг. Но именно поэтому карьеры братьев Гримм столь увлекательны - в их жизни были не только сплошные триумфы.
То же самое относится и к книге «Детские и семейные сказки», которая лишь позднее получила мировую славу, не проходящую и по сей день. Но поначалу она совсем не была бестселлером. Уже сразу после выхода первого издания этот сборник сказок был подвергнут резкой критике. По поводу книги «Бабушкины сказки» (Ammenmaerchen), опубликованной в 1813 году в их журнале «Древненемецкие леса» (Altdeutsche Waelder), известный и влиятельный романтик Август Вильгельм Шлегель написал резкую рецензию. «Если кто-то вычищает чулан, наполненный разного рода благоглупостями, и при этом всякому барахлу во имя «древних сказаний» выражает свое почтение, то для разумных людей это уже слишком».
Подобным образом думали тогда многие: когда в 1819 году вышло второе издание «Детских и семейных сказок», вышедший в 1812 году первый том был уже распродан, тогда как из примерно тысячи экземпляров опубликованного в 1815 году второго тома примерно третья часть тиража осталась невостребованной и была уничтожена. Да и после этого сборники сказок не расхватывали в книжных лавках как горячие пирожки. В 1833 году берлинский издатель Георг Андреас Раймер (Georg Andreas Reimer) подвел итог: у него на складе осталось несколько сот экземпляров второго издания.
Со многими другими книгами братьев Гримм происходило нечто подобное. Их лингвистические работы, а также исследования в области истории литературы, их изучение сказаний, сказок и мифов, их труды по истории права, обычаев и нравов, а также их политическая деятельность редко получали такую оценку, которую они считали оправданной. Судя по всему, современники просто были не готовы к «почтительному отношению к незначительному», о чем в 1815 году пренебрежительно сказал историк искусства Сульпис Боассере (Sulpiz Boisseree) в своем письме к Гете.
И действительно: зачем надо было заниматься малопонятными образцами средневековой поэзии, обнаруженными в каких-то грудах старого хлама? Зачем надо было углубляться в немецкую грамматику и изучать возможности исторической лингвистики? Почему просвещенные люди должны были интересоваться историями о древних богатырях и рыцарях, о ведьмах и волшебниках? Может быть «Детские и семейные сказки» направляли детей по ложному пути и не подходили для воспитательных целей? Однако братья Гримм верили в то, что они делают. Они всегда были готовы к тому, чтобы взять на себя риск неудачи - и так было с каждым их новым проектом.
Причину этой поразительной настойчивости они сами обнаружили в своем детстве. Большая часть их рассказов о самих себе в «Ученом лексиконе» 1831 года посвящена не героической исследовательской работе, не важным открытиям и великим научным достижениям, а детству и юности этих ученых. Там говорится о персиковом дереве, которое росло за родительским домом, о саде, в котором они играли, о том, как они учились читать и писать, о детских болезнях, о военных парадах, о поездках с родственниками в экипаже, а также о школьных годах, проведенных в Кесселе.
Добившиеся известности ученые вставили в свои автобиографии именно тот материал, который многие их современники должны был считать несущественным и не имеющим значения. Рассуждения «О детском поведении и детских нравах» (Kinderwesen und Kindersitten) - так называлось одно эссе Вильгельма Гримма, написанное в 1819 году. Более того: испытывая большую склонность к провокации, они заявили о том, что детская внимательность и вообще детство являются существенным элементом их исследовательской программы. По их мнению, тот человек, который смотрит на мир «чистым взглядом» ребенка, проявляет также интерес к мелочам и второстепенным вопросам, ускользающим от внимания взрослого.
Именно эта открытость по отношению к малому и незначительному привела к большим открытиям в ходе научной революции в прошедшие десятилетия. «Исследователь природы, - подчеркнул Якоб Гримм в своем труде «О женских именах, связанных с цветами» (Ueber Frauennemen aus Blumen, 1852), - наблюдает с одинаковым вниманием, и с огромным успехом, как за большим, так и за малым, поскольку в самом малом содержатся доказательства самого большого». Почему, например, спрашивает он, «в истории и в поэзии не должно собираться и изучаться то, что представляется ничтожным?» По его мнению, как раз в деталях и лежит ключ к миру, а не в чем-то большом, сенсационном или привлекающем всеобщее внимание.
Поэтому Вильгельм в своем биографическом очерке мечтает об исследованиях, посвященных чему-то «особенному», и в качестве примера он приводит работу Пьерра Лионе (Pierre Lyonet) о полевых гусеницах. «Подобного рода небольшие по объему статьи, возможно, не представляют существенного интереса для науки, однако их влияние трудно предсказать, а их значение может быть непреходящим. «Анатомический Трактат Лионе о гусенице, поедающей листья ивы (Traité anatomique de la chenille, qui ronge le bois de saule) от 1762 года занимает больше 600 страниц и представляет собой монументальное исследование о крохотном насекомом. Как и другие работы процветавшей в XVIII веке науки о насекомых, этот труд входит в число заметных книг эпохи просвещения и в нем зафиксировано фундаментальное изменение соотношения происходящих в мире процессов. Авторы эпохи просвещения не уделяли большого внимание культуре барокко, основанной на удивлении, - им было важно изучать не только то, что всех поражает. Они обращали внимание на обычные вещи, которые человек, как правило, недооценивает и не замечает. Быть внимательным стало основной их отношения к работе. Постоянно исходить из того, что от внимания исследователя может ускользнуть важная деталь, которая поначалу может показаться второстепенной, - такой подход стал для них правилом при проведении любых научных изысканий.
Столь характерное для просвещения «почтительное отношение к незначительному» составляло основу отношения к самим себе братьев Гримм - и одновременно служило им защитой против критики со стороны всех тех, кто не хотел с должным сниманием относиться к их работам. «Очень легко... подчас отбрасывается как не заслуживающее внимания то, что наиболее отчетливым образом проявило себя в жизни, а вместо этого исследователь продолжает предаваться изучению тех вещей, которые, возможно, увлекают, но на самом деле не насыщают и не питают». Этими словами Вильгельм Гримм заканчивает раздел в своей биографии, посвященной детскому собирательству. Таким образом, невзрачные, но важные детали оказываются на свалке истории, отмечает Вильгельм Гримм. Но так же легко в то время было не заметить, насколько важными в фундаментальном отношении были труды братьев Гримм.
Такого рода научное «почтение» было связано с глубоким осознанием быстротечности вещей, а также самой жизни. Труды братьев Гримм пропитаны пафосом того, что можно выразить словосочетанием «пока еще». Они на собственном опыте испытали, как стабильные жизненные планы могут превратиться в пыль, как быстро меняется время, и именно поэтому они обосновывали актуальность своих научных намерений желанием как можно быстрее спасти то, что история может оставить без внимания. «Пока еще» сохранились старые формы языка, позволяющие провести их реконструкцию. «Пока еще» мы сталкиваемся со следами старого германского права, сохранившимися, несмотря на успех римских законов. «Пока еще» можно спасти старую немецкую поэзию от современного забвения. «В какой-то момент будет уже слишком поздно», - отмечает Якоб Гримм в своей работе «Призыв ко всем друзьям немецкой поэзии и истории (Aufforderung an die gesammten Freunde deutscher Poesie und Geschichte, 1811), который, как и многие другие обращения братьев Гримм, не был услышан.
Этот пафос, связанный со словосочетанием «пока еще», обеспокоенность в отношении прошлого образовались не в последнюю очередь на основе исторического опыта. В результате (Великой) французской революции Европа изменилась с поразительной скоростью: Наполеон опрокинул весь континент, Священная римская империя немецкой нации перестала существовать, был основан Германский союз под председательством князя Меттерниха. В то же время в немецких землях распространились национальные, либеральные и демократические идеи. В своей биографии, написанной в 1831 году, Вильгельм Гримм замечает: «Мы все еще чувствуем, как безвозвратно все уходит, но я не могу противиться возникающему движению, когда воспоминание мгновенно переносит меня в давно прошедшее время, где присутствовали и боль, и радость».
Еще раньше Якоб Гримм указывает в письме Ахиму фон Арниму (Achim von Arnim) на то, как воспоминания о юношестве связываются с прошедшими временами и культурами под знаком утраты и быстротечности. «Ты не находишь, что все так же необратимо уходит, как и юность, и так же неизбежно наступает, как старость? Перестали существовать крупные животные, питавшиеся растениями, и количество слонов уменьшилось, вырублены обширные леса, и вся страна все больше покрывается дорогами, каналами и пашнями - почему в таком случае должна сохраняться одна эпическая поэзия?»
«Пока еще» можно изучить, по крайней мере, остатки прошлого, но скоро и они будут навсегда утрачены. Когда братья Гримм цепляются за остатки воспоминаний о своем детстве, они преодолевают таким образом свой страх перед забвением. С помощью собственной несовершенной памяти они показывают, что так же быстро и «безвозвратно, как юность, уходят и другие вещи».
Этот пафос, связанный со словом «пока еще», также означает обратное: любой момент прошлого достоин сохранения для того, чтобы получить возможность понять исторические взаимосвязи. Может быть, с помощью чего-то незначительного человек способен понять, что мир когда-то был совершенно другим и воспринимался иначе. Может быть, человек способен понять, что раньше существовали другие ценности, господствовали другие отношения и что порядок вещей с тех пор существенным образом изменился.
Именно это осознание быстротечности и непохожести исторических эпох отличает братьев Гримм как современных исследователей. Их восприятие прошлого как чего-то мимолетного, а современного как чего-то меняющегося с исключительной быстротой принадлежит к основополагающему опыту современной эпохи. Да и сами братья Гримм были революционерами. Их научное любопытство охватило многие культурно-исторические области и повлияло на дельнейшие исследования. Их методы работы и способы изображения были радикально современными, их твердость и бескомпромиссность в важных вопросах позволяли им без всякого почтения относиться к существовавшим авторитетам. Столь же бунтарски они сохраняли язык и его историю, а также мифы, сказки и сказания. Якоб и Вильгельм Гримм были современными традиционалистами. Их взор был устремлен в прошлое, однако их позиция была современной.
И они не оставляли в покое прошлое. Наоборот: проводившиеся братьями Гримм исследования, скорее, были связаны с тем беспокойством, которое они испытывали в современности. Вильгельму Гримму принадлежала главная роль в работе над сборником «Детские и семейные сказки», и он выпускал все новые редакции этого издания вплоть до своей смерти 16 декабря 1859 года. А Якоб оставил германистике свой незаконченный монументальный труд - «Немецкую грамматику» - не только в виде гигантского ландшафта из руин. Новые подходы, новые выводы и материалы заставляли его постоянно переделывать, обновлять и по-новому формулировать, переписывать и дополнять отдельные тома - все это составляло своеобразные «блоки учености» (Quader an Gelehrsamkeit), заставившей Генриха Гейне предположить, что Якоб Гримм «продал свою душу дьяволу». В 1819 году был готов первый том, в 1822 - его второе издание, в 1840 - третье, а в его архиве позднее были найдены дополнительные материалы. Даже «Немецкий словарь» (Deutsche Woerterbuch), то есть лексикон, служащий фиксированию знаний, после выхода первого варианта был для братьев Гримм всего лишь предварительным результатом их работы. Сразу после его выхода в свет они положили корректурные листы рядом со своими рабочими столами и начали ревизию своего словаря. Будучи научными революционерами поневоле, братья Гримм впоследствии превратились в своего рода столпников немецкой культуры.
Удержание внимания братьями Гримм не в последнюю очередь имело также свою политическую сторону. Якоб и Вильгельм Гримм не были кабинетными учеными, они наблюдали мир и не ограничивались только сидением за своими рабочими столами и формулированием весьма умных, однако далеких от жизни мыслей. Нет, они имели непосредственное представление о политическим событиям. Оба часто работали как журналисты, а Якоб Гримм занимал немало политических должностей. В 1809 году Жером Бонапарт призвал его в государственный совет королевства Вестфалиии. В 1813 году, во время освободительных войн, он сопровождал армию союзников в ходе наступления на Париж. В 1814/1815 годах он работал секретарем делегации на Венском конгрессе. После этого - с 1816 по 1829 год - он входил в состав Цензурной комиссии в Касселе. И, наконец, в 1848 году он оказался в предпарламенте, заседавшем в церкви святого Павла. И решение кассельского курфюрста против братьев Гримм также имело политические основания: тамошний князь считал, что им недоставало определенных верноподданнических чувств.
Тем не менее, оба брата Гримм были убежденными монархистами. Еще в детском возрасте у них возникло отвращение к переворотам. В письмах к своему деду они очень внимательно анализировали последствия (Великой) французской революции. По их мнению, хорошими были сообщения о поражении революционеров, и при всех тех огорчениях, которые доставили им маршировавшие войска противников революции - расквартирование и «удорожание жизни» из-за повышенного спроса на продукты питания - их дед и сами братья приветствовали пруссов и русских. «Всей этой истории должен быть положен конец, какими бы ни были сложности», говорится в одном из писем.
Это совершенно нетипичная позиция. Такие разные современники как поэты и философы Людвиг Тик, Вильгельм Генрих Вакенродер, Иоганн Готлиб Фихте, Йозеф Геррес и Фридрих Шлегель, по крайней мере, в начале, были в восторге от происходивших во Франции событий. У них складывалось впечатление, что вместе с революцией они станут свидетелями исторической «утренней зари» и наступления нового времени. В отличие от этого, у братьев Гримм с самого начала было такое ощущение, что в результате происходящих во Франции событий будет безвозвратно потеряно прошлое.
В действительности братья Гримм постепенно становились революционерами, поскольку они отвергали революцию. Их критика была направлена не только против политических переворотов, которые, по их мнению, противоречили естественному ходу истории, но также против любых актов произвола, в том числе направленных против власть имущих. Если обличенные властью люди, руководствуясь представлением о суверенитете, принимали решения без учета воли «народа» и приглушали политические настроения, то в таком случае, с точки зрения братьев Гримм, это было не менее фатально и разрушительно, чем революция снизу.
Вместе с тем Братья Гримм в своих трудах никогда не формулировали прямые рекомендации в адрес власти. Якоб и Вильгельм Гримм не верили в то, что, например, можно будет вновь применять старое германское право или восстановить существовавшее ранее общественное состояние. Для них более важным было добиться определенного рода внимания, внимания ко многим мелочам, которые в своей совокупности определяли настроения в обществе. Поэтому сочинения братьев Гримм были политическими из-за содержавшейся в них позиции. Они требовали от монархов одновременно эмпирического умонастроения, которое работало бы не против «народа», а вместе с ним, и было бы связано с ним «верностью». Надежность была для них как научной, так и политической добродетелью. И как раз надежности они ожидали от хорошего князя.
Однако именно в этом ожидании Братья Гримм часто испытывали разочарование: сначала на Венском конгрессе, было принято решение о создании нового порядка в Европе без учета мнения простых людей. Затем то же самое произошло в отношениях с кассельским курфюрстом, который в 1829 году не продвинул их по службе и тем самым заставил их направиться в Геттингенский университет, а в конечном итоге и наступило разочарование и в отношении местного короля, поскольку и там они не нашли покоя, и там правители не демонстрировали «верность». Не успели они привыкнуть к необычным институтам и завоевать авторитет в качестве профессоров на новом месте, как в 1837 году они оказались замешанными в деле «геттингенской семерки».
В тот момент только что вступивший на трон ганноверский король поступил как своего рода революционер и одним росчерком пера отменил действие Конституции, на которой братья Гримм произнесли свою профессорскую клятву. В ответ на это братья Гримм вместе с пятью своими коллегами выступили с протестом. При этом Якобу и Вильгельму Гримму было совершенно все равно, что было написано в этой конституции. Они постоянно подчеркивали, что их не беспокоит в большей или в меньшей мере либеральный дух основного закона. Они требовали от короля Эрнста Августа I только верности, которую они сами готовы были продемонстрировать и которую они хотели передать как позицию своим студентам. В своем пространном самооправдании они говорили о том, что, поддерживая политику короля, они поставили на карту доверие к себе как к ученым.
Однако Эрнст Август иначе представлял себе послушных подданных. 11декабря 1837 года он подписал указ об увольнении братьев Гримм, а также других профессоров из «геттингенской семерки». Вильгельма лишили только его должности, тогда как Якоб, признанный зачинщиком, должен был немедленно покинуть пределы страны. Они вновь встретились в Касселе.
Насколько это было в их силах, они вновь стали активными участниками происходивших событий - и потерпели поражение. Их поиски места работы оказались сложнее, чем они ожидали. После долгих проволочек они оказались в конечном итоге в Берлине, куда их в 1840 году позвал недавно посаженный на трон прусский король Фридрих Вильгельм IV. Однако он позвал их не в университет - это было бы оскорблением для связанного узами родства ганноверского королевского дома. Этот «романтик на троне» пригласил братьев Гримм в Берлинскую академию наук для того, чтобы они там, получая вознаграждение из его собственной казны, посвятили себя работе над «Немецким словарем».
С помощью своего гигантского проекта по созданию словаря, этого монументального произведения, потребовавшего полной отдачи, братья Гримм в последний раз выставили на всеобщее обозрение свою рабочую этику, и также добавили к этому свою жизненную историю в виде типичной для них главы, в которой своеобразно переплетены успехи и провалы. Вновь они продемонстрировали свое «почтительное отношение к ничтожным людям» и к их «верности». Они вновь продемонстрировали в своем методе свою полноценную и до сих пор впечатляющую современность. Для «исторической позиции» проекта по созданию словаря, как написал Вильгельм Грим в 1839 году в письме к Савиньи, все, что «до сих пор было написано в этой области», бесполезно.
Это одновременно сформулировано консервативно и революционно. История должна привести к научному перевороту, к радикальной инновации в области лексикографии - по крайней мере, если верить саморекламе братьев Гримм. Однако планы реализации этого проекта оказались иллюзорными. То, что сделали братья Гримм во время своей работы над словарем, нельзя было сделать ни в течение одной, ни в течении двух жизней. Только спустя столетие после начала их работы появился последний том их словаря. Интерес читателей после первоначального энтузиазма сошел на нет еще при жизни самих авторов.
Вновь братья Гримм сильно рисковали, работая над проектом, ставшим символом их биографии, а также их общего творчества: одновременно он был успешным и провальным, обращенным в будущее и преходящим. То, что стало с их произведением, уже больше им не принадлежало. Возможно, им бы не понравилось, что работавшие после них специалисты постоянно изменяли концепцию словаря. Но их, конечно же, это не удивило бы, хотя они в некотором отношении хотели увидеть нечто другое. В любом большом успехе, что было известно этим современным традиционалистам, скрывается провал, и в каждом провале - успех. Однако те времена, когда желание еще помогало, уже безвозвратно прошли.
Штеффен Мартус родился в 1968 году; он является профессором по истории новой немецкой литературы в Университете имени Гумбольдта в Берлине. Недавно была опубликована написанная им двойная биография «Братья Гримм».
