Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
Украинская объединенная оппозиция "Батькивщина" заявила о намерении создать в Верховной Раде единую фракцию, и это можно расценивать как окончание всей выборной эпопеи с признанием оппозицией своего поражения. В Грузии выборы прошли месяцем раньше, но хоть команда Михаила Саакашвили их и проиграла, с уверенностью определить, кто теперь стал оппозицией, довольно затруднительно.
Разница, как выясняется, непринципиальна. Кто бы этой оппозицией ни стал, ему не достается ничего. Даже там, где была революция.
Заведомо проигрышная оппозиция
Между строк заявления украинской оппозиции сказано о том, что все понимали с самого начала: оппозиция проиграла и никакой революции не будет.
Как и предполагалось, выборы по партийным спискам прошли сравнительно честно. Если, конечно, не считать административного ресурса, благодаря которому многие избиратели на востоке страны не имели оснований подозревать в участии в выборах кого-то, кроме Партии регионов. Но и это лишь незначительно скрасило картину откровенно провального выступления власти по партийным спискам.
Власть, судя по всему, была к провалу готова и потому отыгрывалась на одномандатных округах любой ценой, не боясь ни сравнений с выборами 2004 года, ни тем более его "оранжевого" повторения. Парламент останется, судя по итоговым раскладам, под ее контролем.
Словом, когда страсти улеглись, обнаружилось, что для них и не было особенных оснований. Все прошло так, как и предполагалось, и, судя по тому, что происходило на выборах, оппозиция с самого начала относилась к мероприятию как к роду безысходности.
Возможно, с Юлией Тимошенко все было бы по-другому. Ее традиционный драйв мог бы конвертироваться и в дополнительные голоса оппозиции, и в продолжение бескомпромиссной игры. Украинская оппозиция — вообще явление лидерское. Кто вспомнит завтра про УДАР, если Кличко вознамерится снова целиком посвятить себя боксу?
И впервые в украинской новейшей истории на баррикады вести было некому, оппозиция исходила из той реальности, которую в УДАРе и сформулировали: мы лучше недосчитаемся одномандатников-победителей, чем потом эти победители перейдут во фракцию власти. И даже при этом партия была готова к отбраковке процентов десяти из тех, кто должен был победить.
А объединенная оппозиция никого и не отбраковывала. "И так людей не хватает", — оправдывались в кулуарах партийцы, используя довольно неприличные глаголы для описания того, как обошлись в оппозиции с идейно-кадровым наследием Юлии Тимошенко.
В некоторых округах под флагом партии шли люди, которые еще вчера, на муниципальных выборах были "регионалами", и в оппозиции об этом знали. А кое-где, порождая самые обидные подозрения, оппозиционеры вдруг снимали своих людей, чтобы не мешать успехам кандидатов власти.
Будто с самого начала это и было сутью выборов, исход которых знают все: одни получают власть, другие — гарантированное и комфортное место в политическом пространстве.
Картельная демократия
Если у оппозиции нет никаких шансов, ее деятельность перестает быть политической, и это справедливо не только в отношении Украины. Может быть, украинский случай наиболее выразителен потому, что здесь оппозиция работает, в отличие от многих других постсоветских случаев, в сравнительно демократической среде и имеет опыт побед даже над всесокрушающим административным ресурсом.
Но все это, оказывается, не имеет никакого значения, если политический процесс остается внутриэлитным делом. На Майдане общество поверило, что может по-своему решить дворцовый конфликт. А во дворце после некоторых пертурбаций договорились о том, что игра по новым правилам и без Кучмы всех, в общем-то, устраивает.
Элиты прекрасно занимались общим бизнесом через мнимую линию идеологического фронта, через которую во власть "оранжевых" легко переходили "донецкие" и наоборот, и обманутыми почувствовали себя и условный запад, и условный восток.
5 ноября, по призыву объединенной оппозиции, защищать ее голоса на митинг перед Центризбиркомом собралось около тысячи человек. Но, кажется, они тоже не поняли, почему, выдвигая требование "установить результаты", то есть утвердить победу оппозиции в 13 округах, оппозиция легко соглашается отредактировать свой запрос и согласиться на перевыборы в пяти округах. И даже если оппозиция победит на всех пяти участках, это не никак не повлияет на итоговый расклад сил в парламенте.
Украинский случай, возможно, знаменует собой венец имитационной демократии, с которой, как казалось, оранжевая революция решительно покончила. Дело, оказывается, не в авторитарном стиле правления, который в украинском случае реализовать в традиционных постсоветских масштабах невозможно. Дело в устройстве элиты, которая демократической конкуренции предпочитает договоренность, очень похожую на картельную.
Иногда договориться не удается. И тогда у общества появляется шанс вмешаться и что-то изменить. Оранжевый или, как в Грузии, розовый.
Что может революция?
В Грузии, в отличие от Украины, этот шанс во многом был использован. Признаком этого везения стали не только зримые изменения в устройстве государства. Его больше никто не назовет с былой, как во времена Шеварднадзе, уверенностью "несостоявшимся".
Но не менее важно то, что попытка строить процветающее государство без гражданского общества провалилась: выборы выиграла оппозиция, и кто теперь ею в Грузии является, сразу и не разберешь.
С одной стороны, странно называть оппозицией тех, кто, получив большинство в парламенте, формирует правительство, назначая своих людей даже на те посты, которые являются зоной ответственности президента.
Казалось бы, вопрос праздный. Одна оппозиция победила, потому что другая, которая до этого была властью, согласилась этой оппозицией стать. Все хорошо, и перед нами чудо превращения авторитарной модели в классическую демократию, по крайней мере, с нормальной сменяемостью власти. Элиты не договорились, и все от этого только выиграли.
Проблема только в том, что это тоже имитационная демократия: обе стороны играют роли, предусмотренные демократической процедурой. Демократия не стала системой правил игры. Она — лишь ограниченный набор политических технологий, которыми вооружились противостоящие друг другу и пережившие революцию элиты, которые отличаются от украинских лишь тем, что не смогли снова договориться о картеле.
Власть по-прежнему, как и до революций, нужна только целиком, а в решении столь бескомпромиссных задач демократия бессильна. Бороться за полную властную монополию она не мешает. Ни в одной демократической конституции нет прямого запрета на сведение личных счетов, на аресты бывших министров, и Иванишвили арестовывает — как, впрочем, их арестовывал, придя к власти, и сам Саакашвили. Не сделав во все последующие годы ничего для того, чтобы эта традиция кому-то показалась недемократической.
Но и готовность Саакашвили быть оппозицией тоже выглядит все той же технологией. Он дает оппоненту возможность втянуться в обострение игры, почувствовать вкус, а потом, когда тот совершит ошибку, наконец ответить со всей страстью, так долго обуздываемой.
Импичмент? Прекрасно. Пока сюжет с ним раскрутится, как раз пройдет пять месяцев, когда по конституции настанет месячное окно, в которое президент может распустить парламент. А кто поручится, что за это время Иванишвили, увлекшись отключениями света в президентской резиденции, не растеряет свою былую популярность?
Революция может поменять правила игры, и последующие выборы могут пройти даже сравнительно честно. Ведь даже на Украине никто не ставит под вопрос формальную арифметическую победу Партии регионов.
Революция может открыть путь реформам. Она не может только одного — дать гарантию, что все эти достижения при следующей власти не будут обнулены.
Победитель по-прежнему должен получать все, не оставляя оппозиции ничего. И революция в этой логике пока ничего не меняет. Других революций пока не предвидится.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
