Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости, Цхинвали - Гори - Москва.
Войну августа 2008 года не получается объявить священной ни тем, кто принуждал к миру, ни тем, кого принуждали, ни даже тем, кого спасли от агрессии.
Уже через два года после той войны, по данным ВЦИОМ, количество россиян, уверенных в том, что Россия, поддержав Южную Осетию, поступила правильно, сократилось с 59% до 38%. Последующие два года бесконечных разоблачений и скандалов ни сочувствия к Южной Осетии, ни интереса к ней не прибавили.
Сакрализовать можно лишь то, что продолжает отдаваться болью, а боль утихает даже там, где еще вчера было очень страшно. Страшное забывается.
В грузинском Гори за четыре года вместе с отстроенными руинами затянулись и раны-воспоминания, и даже накануне невеселой годовщины город совсем не по-траурному высыпает в сверкающий огнями, гуляющий центр.
Он ведь для того и был отстроен, чтобы доказать несгибаемый дух народа, но для настоящей несгибаемости нужно хоть немного ненавидеть врага, а с этим здесь так и не разобрались: осетины здесь всегда были своими, а российские войска, на полторы недели оккупировавшие город, если чем и запомнились, то лишь неожиданной корректностью.
А к десяткам тысяч беженцев из Южной Осетии, которые расположились и в городе, и вокруг него, как показывает практика, легко привыкнуть - как к не самой большой проблеме не самой благополучной страны.
В югоосетинском Цхинвали боль той войны стереть из памяти труднее – но на то есть особые причины, о которых ниже.
Сыграть на поражение?
Проигравшая, как считается, грузинская власть, возможно, кое-что и выиграла. Некоторые конспирологи вообще были готовы к такой гипотезе: Саакашвили для того и пошел на Цхинвали, чтобы его окончательно вместе с Сухуми потерять, избавив себя и страну от тщетных надежд.
Как рассказывают осетинские ветераны войн с Грузией, так отчаянно и профессионально, как в первую ночь августовской войны, грузинские войска никогда прежде не воевали. И нужно, действительно, быть непоколебимым конспирологом, чтобы заподозрить Тбилиси в намерении сыграть с Цхинвали и Москвой в поддавки. Но то, что получилось, на самом деле, сыграло в пользу Грузии.
Грузинские социологи еще при Шеварднадзе утверждали, что Абхазия и Южная Осетия в плане своей социологической значимости редко поднимались в первую десятку насущных грузинских проблем, уступая место чему-то более материальному – типа безработицы или личной безопасности. Саакашвили же своими первыми достижениями поднял планку ожиданий до того уровня, за которым надо было отвечать что-то конкретное, а отвечать было нечего.
В итоге он ведь и в самом деле решил проблему, и Грузия, давно привыкшая к жизни без Абхазии и Южной Осетии, их потерю, похожую на окончательную, восприняла относительно спокойно.
Во всяком случае, не смогла этот фактор использовать грузинская оппозиция четыре года назад, и не видно особых перспектив у оппозиции нынешней, пусть и во много раз более сильной. Может быть, поэтому ее лидер Бидзина Иванишвили пошел на довольно неожиданный предвыборный шаг, заявив, что войну начала не Россия, как принято считать в Грузии, а лично Саакашвили.
Россия, в отличие от Грузии, ничего от войны не приобрела – кроме сомнительного удовольствия участвовать в политической жизни Южной Осетии. Но, по большому счету, она ничего особенного и не утратила: репутационные риски и потери в нынешнем мире, который трудно чем-то удивить, долго не котируются и не обсуждаются.
И только в спасенной, как утверждается, от грузинской агрессии Южной Осетии спустя четыре года выяснилось, что от участи самой пострадавшей стороны ее никто на самом деле не спас.
Цена спасения
То, что грузины – враги, в Южной Осетии всегда было общим местом, таким же, как в иных странах погода. Есть такая данность, в которой никто не виноват, и эта ясность в Южной Осетии давным-давно обрела характер уверенности.
А теперь, спустя четыре года после войны, оглядев свой город, в котором только по оценкам цхинвальского министерства строительства, повреждены более 800 зданий, граждане Южной Осетии обнаружили, что это привычное мироустройство дало сбой.
Во всем, конечно, виноваты грузинские "Грады" и минометы, которые винить бессмысленно, как погоду. А вот в том, что город и спустя четыре года стоит в руинах, а там, где руины, там сами собой образуются свалки и помойки, а одновременно с не начавшимся восстановлением вдруг кому-то понадобилось менять гнилую канализацию, в связи с чем во всей столице остались всего лишь две заасфальтированных улицы, одна из которых, - улица Сталина – в этом-то грузины уж точно ни при чем.
Ради чего спасали?
Травма, нанесенная войной, перешла в травму, нанесенную тем, что случилось после войны, и она оказалась намного тяжелее, потому что привычные ответы не подходили, а непривычные надо было гнать от себя, как дурной сон.
Ведь оказалось, что и признание Россией независимости республики, казавшееся пределом мечтаний, легализует потерю реальной независимости с той же неумолимостью, с какой война легализовала окончательный уход Южной Осетией из Грузии.
Жителям Цхинвали оставалось только пройти путь по разбитым улицам своего разбитого города к избирательным участкам, чтобы понять, что и этот путь был проделан зря, поскольку победившую Аллу Джиоеву так объявили проигравшей, как не посмели бы это сделать ни в одной Астрахани.
Южную Осетию спасли от Саакашвили, и этот факт здесь сомнению никто не подвергает. Но, спасенная, она через четыре года обнаружила себя без столицы, без независимости, и, главное, без понимания того, что, в конце концов, произошло четыре года назад. Впрочем, с этим пониманием скверно не только в Цхинвали.
Когда могилы не становятся памятниками
Если война не стала спасением Южной Осетии, то что это была за война?
Есть войны захватнические и освободительные, есть войны за независимость и войны гражданские. Есть войны за рынки сбыта и за сферы влияния. Есть, наконец, репарации, аннексии и контрибуции, и, если не считать сумм порядка 4 миллиардов рублей в год, которые после августа-2008 платила Россия в югоосетинское никуда ("на развитие Южной Осетии"), никаких подходящих формулировок опять не видно.
Война не помешала Саакашвили продлить свою политическую судьбу как минимум на четыре года. Эдуард Кокойты, по признанию близких к нему людей, уж точно без войны не дотянул бы до того 2011 года, в котором ему все-таки пришлось уйти.
107 человек, по официальным данным, погибли в Гори, раненых никто не считал, как никто не считал их и в Цхинвали. Вопреки официальным югоосетинским данным, люди, которые сами воевали, уверяют, что погибших, конечно, не тысячи, а несколько сотен, и с этим не спорят и те, кто не спорил и с официальными данными, и глупо спорить о том, что это все равно очень много, особенно для ускользающе малой Южной Осетии.
Южная Осетия, август 2008 года. Фото >>
Их всех вспомнят 8 августа. Других итогов у войны нет. И, наверное, правильно, что все остальное настолько, насколько получается, уже забыто.
Потому что о войне забывают ровно настолько, насколько о ней можно забыть, и, может быть, поэтому о ней все время приходится напоминать, отмечая юбилеи побед и дни скорби.
Память о войне - вещь почти подневольная, особенно о той войне, после которой могилы не становятся памятниками, и даже воспоминания переживших "Град" в Цхинвали и рев бомбардировщиков над Гори, никак не складываются в эпос, которым обязана обрастать война к своим юбилеям.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
