Дмитрий Бабич, политический обозреватель РИА Новости.
Президент Дмитрий Медведев в телевизионном интервью пяти российским телеканалам еще раз показал себя политиком современного, если угодно, западного склада: самый неприятный вопрос он способен выслушать спокойно, но это вовсе не значит, что от него стоит ждать уступок по затронутой теме. В течение всего разговора президент ни на йоту не отошел от официальной позиции ни по одному из самых "горячих" вопросов: ни по ответственности министров за провалы соответствующих ведомств, ни по делу Ходорковского, ни по требованиям протестных митингов.
Итак, перемены в правительстве будут, но "крови" самых ненавидимых министров общественность не получит; для амнистии Ходорковскому необходимо, чтобы он о ней попросил; московские демонстранты проиграли выборы, а демократия – это все-таки правление большинства; "Единая Россия" - сильная партия, и почему бы нынешнему президенту ее не возглавить, если его об этом попросят?
Да, время запрещенных вопросов уходит, но это не значит, что пришло время большого горбачевского "да" всем требованиям оппонентов и ожидаемого многими "слива" государственных позиций. Это члены ГКЧП в советском еще 1991 году были обескуражены вопросом Татьяны Малкиной о "государственном перевороте", поскольку не привыкли к подобной лексике (считалось, что госперевороты – это где-то в Латинской Америке, у Пиночета, но только не у нас).
Политиков нового поколения революционной лексикой не собьешь – они сами живут в Интернете, и о модных веяниях узнают не из справок КГБ по выступлениям западных "голосов", а из первоисточников.
И в либеральной общественности, и в кругах бывших советологов с удовольствием предвкушали, как Медведев стушуется при острых вопросах RenTV и "Дождя", комментируя неудобные для власти истории с Ходорковским и голодовками в Астрахани и Лермонтове. И что же?
На "озабоченности" журналистов Медведев отвечал точно так же, как Запад отвечает на российские озабоченности по поводу ПРО и расширения НАТО: уступок не сделал, но зато подробно объяснил, почему все должно происходить именно так, как происходит, и почему это в конце концов нужно для блага всех, включая вопрошающих.
Не нравится ситуация с Ходорковским? Но он сам не просит о помиловании, а как можно помиловать того, кто не признает свою вину и ни о чем не просит? Может, этот человек хочет доказать свою полную невиновность!
К тому же при действующем президенте количество отбывающих наказание людей сократилось с миллиона до 800 тысяч человек – только об этих 200 тысячах освобождений говорят намного меньше, чем о возможном освобождении одного Ходорковского.
Волнует сырьевая зависимость экономики? Но любимое нами с советских времен "производство средств производства", оказывается, выросло на 50 процентов, а радиоэлектронных средств мы стали делать на 30 процентов больше (не указывается, правда, от какого уровня мы растем – в 2008 году, помнится, продуктов машиностроения и электроники у нас производилось не густо).
Беспокоит кадровый застой, одни и те же лица наверху? Но за время работы Медведева сменилось 50 процентов губернаторов – это ли не приток свежей крови?! Так что есть прогресс по всем направлениям – и главное, люди стали свободнее.
На все эти очевидные (и неизменно поддающиеся реальному статистическому учету) подвижки может последовать одно вполне рациональное возражение: почему же не наступает счастье? Думается, президент сам дал неплохой ответ на этот вопрос, комментируя медленный темп судебной реформы: "Чтобы создать современный суд, мало самих нормативных актов… Надо создать модели поведения, и надо сделать так, чтобы им следовали все судьи".
Вот где разгадка – в моделях поведения. Думается, здесь следует искать решение и проблемы цензуры, поднятой в одном из вопросов Алексея Пивоварова, представлявшего на встрече с президентом телеканал НТВ.
"Цензура, напомню, у нас Конституцией запрещена, и если она где-либо проявляется, это повод для государственного вмешательства",- ответил Медведев. Только где ж его взять в истории, такое государственное вмешательство, которое бы само, по собственной воле, ограничивало цензуру, не без основания почти неизменно связываемую с государством? Может быть, было нечто подобное при Горбачеве, но продолжалось это благодетельное государственное вмешательство недолго.
Получилось, что если Медведев говорил о нормативном акте, то Пивоваров как раз создал модель поведения. Он заявил, что, как журналист федерального канала, часто сталкивается с ограничениями, которые не позволяют ему "в полной мере выполнять свои профессиональные обязанности".
Признать такое – это поступок: можно оказаться освобожденным от этих самых обязанностей вовсе. А поступок, то есть модель поведения, как учит нас сам президент, важнее любых нормативных актов. За такой поступок Пивоварову – спасибо.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
