Как бы ни бушевали в предновогоднюю пору политические страсти, 2011 год все же подходит к концу и, по крайней мере в области культуры, ничто не мешает нам подвести итоги. Впрочем, последние две недели декабрьского кинопроката, пожалуй, еще могут нас чем-нибудь удивить. С книгами же все стало ясно после объявления лауреатов основных премий и предъявления публике новинок на прошедшей non/fiction. Поэтому начнем с литературы.
И здесь, уже вполне ожидаемо, пути искусства снова повторили нашу нескучную реальность. Как политическая жизнь страны, которая проснулась только с наступлением холодов, книгоиздание порадовало читателей лишь к концу года. В моем личном топ-листе прочитанного, который я мысленно составляю где-то начиная с ноября, не было ни одной художественной книги, изданной в этом году. То есть книги печатались, и некоторые из них даже выходили неплохими, но места в истории ни одна из них, пожалуй, не заслужила. Зимняя non/fiction в этом смысле ответила за весь год.
Дорогого стоят "Благоволительницы" Джонатан Литтелла – огромный и совершенно беспощадный роман о второй мировой войне глазами офицера СС; "Свобода" Джонатана Франзена – очень точная книга о современной Америке, несчастливой стране, далекой от претензий на мировое господство, книга обязанная своей популярностью не только самим текстом, но и вниманием к ней президента Обамы; "Пражское кладбище" – новый Умберто Эко; новый Уэльбек (наконец-то не халтура и не отписка) – "Карта и территория" и др.
Исключительно переводные, как видим, книги; российские авторы, здорово выложившись в прошлом году, в этом, похоже, взяли тайм-аут. Все лучшие книги прошлого года ищите в шорт-листах главных книжных премий-2011: "Национального бестселлера" (не самый сильный список в этом году) и "Большой книги" (очень хороший список: и Быков, и Славникова, и Сорокин, и практически все остальные). Если времени мало – прочтите победителей: быковского "Остромова" и "Письмовник" Шишкина.
Наконец, последняя декабрьская премия – новообразованный смотр общественно значимых текстов "Политпросвет" достался вовсе не "политическому сидельцу" Навальному, как думали (ему передали грамоту и бутерброды с премиального фуршета), а стихотворному сериалу остросюжетной поэтической сатиры Быкова и Ефремова "Гражданин поэт". Мне кажется, что выбор замечательный: тексты "Гражданина поэта", хоть и написанные, что называется – "на злобу дня", все-таки организованы по законам литературы, а главное, – сами их авторы в рамках литературы в общем остаются. Может быть, ближайшие месяцы покажут нам, что граница между изящной словесностью и политикой стала совсем фиктивной, но пока приятно думать, что эти две сферы существуют хоть немножко, но врозь.
Есть, однако, кроме этих весьма достойных книг одна, о которой мне хотелось бы сказать особое слово. Это роман известного и уже покойного филолога Александра Чудакова "Ложится мгла на старые ступени", который в начале этой зимы жюри "Русского Букера" объявило лучшим романом десятилетия. Текст впервые появился в "Знамени" еще в 2000-м, а в следующем году напечатанный отдельной книжкой роман Чудакова стал чуть ли не бестселлером на тогдашней non/fiction. Сейчас ее, конечно, переиздадут – и эта книга, которая вызревала полста лет, которая вышла в начале "нулевых" и была признана лучшей по их завершении – действительно главный литературный итог этого года. Хотя ее автора уже нет среди нас, и сама книга говорит о времени и местах отдаленных – в основном, о послевоенной жизни ссыльно-поселенцев в казахстанских степях – она важнее, чем любой другой текст, для понимания нас теперешних, и эпохи, в котором мы живем. Важнее, чем тексты Навального, и даже важнее чем рифмы "Гражданина поэта".
Одной из лучших русских книг последнего, даже не десятилетия, – а десятилетий, называл первый и последний же роман Чудакова теперь тоже покойный Петр Вайль. Вайлю, который сам был замечательным литератором, мастерски владевшим словом, было важно не только как написана книга (а написана она очень просто, но не без изящества, а главное – ни на что не похожим, оригинальным языком), но и о чем. Чудаков писал этот роман, опираясь на огромный жизненный опыт: профессиональный – а умел он не только объяснить миру смысл произведений Антона Чехова, но и, например, виртуозно копать землю, выращивать фрукты-овощи, мастерить мебель – и духовный.
Все те потрясающие занятия, о которых пишет Чудаков, вроде получения сахарной патоки из свеклы или мыловарения – в книге не для того, чтобы формально организовать материал, а потому, что даже в середине ХХ века для многих обездоленных и сорванных с места из таких действий составлялся естественный ход жизни. Те люди, о которых пишет Чудаков – его родители, родня и соседи по поселению – ссыльная интеллигенция и даже бывшие дворяне, занимались производством необходимых для быта вещей, имея в виду нечто совсем иное, чем мы и наши современники. Когда нынешняя городская девушка принимается варить мыло, она это делает, скорее всего, от скуки по ручному труду и для того, чтобы произвести нечто отличное от поточной машинной косметики. Герои романа "Ложится мгла…" делают это по необходимости и без рефлексии, поэтому сопоставлять их опыт с нашим теперешним – крайне интересно и важно.
Для многих из нас сегодня кулинария, украшение жилища и тому подобные занятия – скорее замена психотерапии и попытка противопоставить какую-то очевидную деятельность бесконечному потоку в основном никчемной офисной работы. Об ужасах "офисного рабства" и "информационном терроризме" были написаны все важнейшие книги прошедших лет – от Пелевина до Минаева, но только Чудаков предложил настоящую альтернативу этому гиблому и фальшивому миру. Потому его книга и называется "романом-идиллией", против чего возражали фактически все критики: какая уж там идиллия в голодных казахстанских степях? Идиллия здесь не в том смысле, что все прекрасно, а в ностальгическом обращении к доиндустриальной эпохе, героями которой стали, правда, не наивные селяне, а прекрасно образованные и воспитанные выпускники классических гимназий.
Эти люди, ежедневно занятые борьбой с природой, голодом и неустроенностью, однако были, как писал в дневнике Чудаков, немногими имевшими иммунитет к "яду советской пропаганды". Ограниченные в правах и свободах, они в итоге оказались свободнее многих из тех, кто остался в кабинетах, на кафедрах и у прилавков. Внутренний опыт логически вырастал из внешнего: по свидетельствам Чудакова лучше других сохраняли себя (свою жизнь и ценности во всех смыслах) те, кто дисциплинировали себя примитивным трудом, вроде огородничества или ухода за скотиной.
И все же роман "Ложится мгла…" это литература – и очень хорошая, а не политическая сатира, и не сборник записей из блога. Этот текст не призывает нас, жителей больших и маленьких городов, бросить все и податься в деревню (как это делал когда-то Дмитрий Горчев). Он делает то, что и должна делать литература – она расширяет наши представления о мире; то, что тот мир внезапно оказался внезапно очень похожим на нашу современность – наверное, случайность, счастливая для нас, не знавших того времени и еле ориентирующихся в собственном. Проблемы, тем не менее, остались во многом прежние, и имея перед глазами пример тех замечательных людей, о которых пишет Чудаков, нам легче и интереснее справляться с ними сейчас.
Не думаю, что из этого, нужны какие-то дополнительные выводы. Но то, что букеровское жюри, наградившее в прошлом году нелепый роман-катавасию, признало романом десятилетия книгу Чудакова, – не просто приятно, но и внушает надежды на адекватные поступки литературной общественности в дальнейшем. Именно адекватности во всех делах нам сейчас больше всего не хватает.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
