Этой пьесе, возможно, как никакой в русской классике, везет на интерпретации. Среди театральных помнится эфросовский спектакль в Детском театре (1957). Затем его телевизионная версия. Знаменитая любимовская постановка, запрещенная к показу в 1982 году и увидевшая свет рампы в 1988-м . Уже в постсоветскую пору приехал в Москву Деклан Доннеллан и поставил на сцене МХАТа своего "Годунова" (2001).
В кино пушкинской пьесе повезло меньше: фильм-опера (1954), помпезная экранизация Сергея Бондарчука, осуществленная в 1980-х годах. И вот последняя в этом ряду - экранизация Владимира Мирзоева, так пока и не дошедшая до широкого зрителя (прокатчики не сочли ее достаточно зрелищной), но нашедшую живой отклик у интернетовской аудитории.
Хотя, что значит: "везет, не везет"? Повезло нам, что есть такая пьеса.
***
Столь пристальное внимание к пушкинскому тексту нетрудно объяснить. В пьесе переплелись и завязались в один тугой узел едва ли не самые проклятые вопросы русской истории, что столетиями обречены на актуальность и современное звучание - власть и народ, власть и мораль, власть и ее легитимность.
Наконец, власть и борьба за нее.
По обыкновению, режиссеры выделяют мотив терзающей царя совести, ее мук, что доводят Бориса до психического расстройства, которое сильно расстраивает и зрителя.
Годунова Сергея Бондарчука особенно жалко. Кажется, что его действительно оговорили, что именно народная молва его отравила злыми слухами, что бремя приписываемого ему молвой преступления оказалось для него непосильным, что он со своими "мальчиками кровавыми в глазах" убедил самого себя в собственной вине и теперь проснувшаяся в нем совесть его добивает.
В новой экранизации акцент сделан на другом. Бориса терзают не совесть, не физический недуг, не польское воинство, не боярское окружение, не бунтующий народ; его пытает общественное мнение.
"Мнение" это призрачно и лишь однажды себя выражает устами юродивого Николки: "Нельзя молиться за царя-ирода". Но еще резче оно обнаруживает себя в предвыборных дебатах царя с самим собой:
"Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы -
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж ее любви".
К тому же, она "изменчива, мятежна, суеверна, легко пустой надежде предана, мгновенному внушению послушна, для истины глуха и равнодушна, а баснями питается".
Это претензия Власти к народу. А вот челобитная оппозиционера Гаврилы Пушкина, обращенная к Власти:
"Что пользы в том, что явных казней нет,
Что на колу кровавом, всенародно,
Мы не поем канонов Иисусу,
Что нас не жгут на площади, а царь
Своим жезлом не подгребает углей?
… Уверены ль мы в бедной жизни нашей?
Нас каждый день опала ожидает…
… Все языки, готовые продать,
Правительством подкупленные воры.
Зависим мы от первого холопа,
Которого захочем наказать".
И т.д.
***
Дебаты между царской властью и боярской оппозицией в "Годунове" носят заочный характер. Не лицом к лицу, как в "Поединке" Владимира Соловьева.
…А рядом сгущается и наливается иррациональной силой что-то неведомое. "Но кто же он, мой грозный супостат? Кто на меня? Пустое имя, тень - ужели тень сорвет с меня порфиру?".
Его грозный "супостат" и есть общественное мнение, орудием которого по воле случая и в силу стечения обстоятельств становится самозванец.
У Григория Отрепьева свой интерес. На первом месте не жажда власти. В ранней редакции пьесы есть сцена, которая затем была исключена. Гришка разговаривает с Чернецом в летах и признается, что он от скуки готов на любую авантюру: "Что за скука, что за горе наше бедное житье!". В сердцах мечтательно призывает: "Хоть бы хан опять нагрянул! Хоть Литва бы поднялась!" Тогда бы и он взял в руки меч, коли жив был царевич Дмитрий. А так самому пришлось самому стать царевичем Дмитрием.
Для него лично поход во власть - приключение. Как и женитьба на Марине Мнишек. Не более того. И с ним лично Годунову с Басмановым сладить было не трудно, как толково объяснил умница Гаврила Пушкин.
"Я сам скажу, что войско наше дрянь, что казаки лишь только селы грабят, что поляки лишь хвастают да пьют, а русские".
Уничижительных слов для русских он не нашел и сразу перешел к сути: "Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов? Не войском, нет, не польскою помогой, не западными грантами, а мнением; да! мнением народным".
***
Бог знает, как вызревает и из какого сора произрастает субстанция, что называется "мнением народным". По крайней мере, в те времена, когда еще не было СМИ, а про ТВ и радио современники еще не смели догадываться… Но оно было и иногда решало судьбы стран и народов.
Нынче в этом отношении все проще и легче. Нынче не нужны ни настоящие Димитрии, ни Лжедимитрии.
Вчера их функции исполняли телеканалы и лжетелеканалы. Даром что Владимир Мирзоев ввел в свою экранизацию "Годунова" телевизор, перед экраном которого посадил в одной квартире простолюдинов, а в другой - тех, что представляют так называемый средний класс.
Средний класс в ответ на требование кричать: "Да здравствует царь Димитрий Иванович!" выключает ящик и, по всей вероятности, включает Интернет.
Теперь там, в сетях фейсбука и ЖЖ, формируется Общественное мнение, с которым, хочешь не хочешь, а считаться приходится.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
