Пока московские театры готовятся к открытию нового сезона, РИА Новости вспоминают лучшие премьеры сезона прошедшего, которые можно и нужно посмотреть в новом году всем, кто еще не успел этого сделать.
1. Константин Райкин. Вечер с Достоевским
Сатирикон
"Сатирикон" открыл сезон 2010-11 моноспектаклем по роману Достоевского "Записки из подполья". В далеком 1976 году Валерий Фокин уже ставил "Записки" на сцене "Современника" с Константином Райкиным в главной роли – сейчас спектакль "И пойду, и пойду…" уже театральная легенда. Спустя 30 с небольшим лет актерско-режиссерский дуэт вновь берется за Достоевского, только на этот раз на сцене нет Лизы (ее в "Современнике" играла Елена Коренева), в результате получается спектакль одного актера и история одного человека.
В первой части Константин Райкин устраивает на сцене что-то вроде юбилейного концерта (спектакль вышел к 60-летию актера): он выходит в блестящем пиджаке, беседует с осветителями, пролистывает томик Достоевского, а потом начинает общаться с публикой, изображать этакого Актера Актерыча, пародировать самого себя, повторяя ужимки насекомого из "Превращения" того же Фокина.
Сценограф Александр Боровский, унаследовавший от отца – великого Давида Боровского – любовь к лаконичности и минимализму, "украшает" сцену одной стеной. Расположена она, правда, почти на авансцене, что оставляет актеру узкую полозку рабочего пространства. В этой стене есть дверь – за ней в какой-то момент исчезает Райкин, чтобы скинуть блестящий "бенефисный" пиджак и выйти в образе Подпольного для серьезного исповедального монолога. На этой же стене играет тень героя: двоится, ходит из стороны в сторону, вырастает, чтобы подавить Подпольного, а потом тут же съежится и исчезнет.
Марина Токарева, Новая Газета: Важнее всего в спектакле, способном вырасти в шедевр, — огромность внутренней реальности. Вот это почти никогда уже не встречается на сцене: пылающий на наших глазах уголь — боль духа, корчащаяся в муках душа. Райкин здесь проводник тока; от него белые искры летят в зал, и мы понимаем, что такое пропустить через себя Достоевского.
2. Записные книжки
Студия театрального искусства п/р Сергея Женовача
В год 150-летнего юбилея Антона Павловича Чехова Сергей Женовач поставил в своей Студии спектакль по рабочим заметкам писателя. Задействованными оказались и студийцы первого созыва, шесть лет назад закончившие курс Женовача в РАТИ, и новенькие, выпускники прошлого года, среди которых наиболее выделяется Ольга Озоллапиня в роли Эмансипированной дамы. В очередной раз режиссер взялся ставить то, что для сцены изначально не предназначено – но его труппе к таким экспериментам не привыкать (взять хотя бы поставленные в СТИ "Захудалый род" Лескова, "Реку Потудань" Платонова и "Битву жизни" Диккенса). Действие начинается еще в фойе, откуда зрителей ведет в зал импровизированная траурная процессия. На сцене тем временем стоит длинный, "чеховский", стол (сценография Александра Боровского), за которым и рассаживаются актеры. Каждый из них играет не конкретного человека, а типаж: холостяк, дурочка, актриса, молодой литератор. Из обрывочных фраз, неоконченных замыслов, отрывков разговоров "женовачи" создают характеры, придумывают диалоги. Поднимают бокалы то за здравие некого юбиляра, то за упокой некого знакомого. В антракте в том же фойе актеры устраивают танцы под звуки маленького оркестра. В конце спектакля вся эта какофония разговоров, лиц, тостов, музыки замолкает для главного аккорда: стол опускается вниз, а на сцене остается Игорь Лизингевич в рубахе до пят и читает рассказ "Студент", словно превращая все черновики в цельное произведение.
Марина Давыдова, Известия: Женовач всегда готов подсластить любую пилюлю. Даже если это пилюля доктора Чехова… Интересно, что записал бы Чехов в своих "Записных книжках", посмотрев спектакль "Студии театрального искусства"? Не исключено, что он назвал бы его "спектаклем приятным во всех отношениях".
3. Околоноля
МХТ им. Чехова
Режиссер Кирилл Серебренников на сцене МХТ им. Чехова, с актерами театра п/р Олега Табакова и самим Табаковым в качестве продюсера поставил спектакль "Околоноля" по одноименному роману Натана Дубовицкого. Бытует мнение, что под таким псевдонимов скрывается никто иной, как замглавы администрации президента Владислав Сурков, и , конечно, это подогревало интерес к спектаклю. Главный герой – начитанный интеллектуал Егор Самоходов (Андрей Белый) – превращается в зловещего Чичикова, который за бесценок "покупает" талантливых писателей, а потом втридорога продает их работы власть предержащим. При этом герой не гнушается убивать конкурентов. Стоя по горло в крови, Егор наблюдает еще большую жестокость – кино, снятое садистом-режиссером, где актеры умирают "взаправду", в том числе и возлюбленная самого Егора (этот фильм снял для спектакля Владимир Епифанцев). Всю эту "чернуху", а также и сам зрительный зал Серебренников помещает в черный короб декораций, попасть в которые можно, пройдя по мостику из книжных корешков, символизирующих светлое прошлое Егора и ведущих к беспросветному финалу.
Марина Тимашева, Радио Свобода: Мы становимся свидетелями обратного превращения: сначала - человека в бандита, потом - бандита в человека. Благодаря Анатолию Белому литературные реминисценции становятся наглядными. Он играет современные устрашающие версии: нового русского Гамлета и нового русского Раскольникова. Общего с оригиналами у этого Гамлета-Раскольникова не так много: убийства, да рефлексии.
4. Будденброки
РАМТ
Режиссер Миндагаус Карбаускис в прошедшем сезоне представил в одноименном спектакле в РАМТе свою сценическую версию романа Томаса Манна "Будденброки" - истории падения известнейшего немецкого торгового дома. Избавившись от многочисленных сюжетных ответвлений, которые просто невозможно вместить в один спектакль, режиссер выбрал линии Тома и Тони, а саму семью представил уже "в конце пути". Сценограф Сергей Бархин выстроил конструкцию, напоминающую покрытый ржавчиной каркас церкви. Справа от этого сооружения располагается стол, за которым герои обедают, а слева – скамьи, за которыми молятся. Помимо этой нехитрой мебели и мелкой кухонной утвари, есть огромный фолиант, куда члены семьи записывают важнейшие события их жизни. Даже в урезанном варианте, лишенном многих важных и красивых мелочей, роман Манна и его персонажи становятся у Карбаускиса не актуальным действом, как нынче принято, а вечным образом, не привязанным к какой-либо конкретной эпохе.
Алена Карась, Российская Газета: Всегда чуждый прямых и нервных соответствий с эпохой Карбаускис здесь дистанцируется от нее как никогда, быть может, втайне ожидая обратного эффекта: взгляд издалека позволяет углубить оптику, близоруко прищуренную на настоящее… И в этом, он, кажется, выигрывает у тех, кто мучительно и нервно ищет более прямых соответствий со временем.
5. Калигула
Театр Наций
Встреча Евгения Миронова с Эймунтасом Някрошюсом произошла несколько лет назад, когда режиссер ставил в Москве "Вишневый сад", где Миронов сыграл роль Лопахина. Теперь уже в качестве художественного руководителя Театра Наций актер играет страдающего древнеримского тирана, который из поэтически настроенного юноши превращается в кровожадного самодура. Неизменные метафоры Някрошюса здесь и в декорациях, изображающих Рим и построенных художником Марюсом Някрошюсом из серого шифера, и в образе каждого героя – изможденные произволом царя римские патриции одеты в крестьянские одежды, и в пластических, животных этюдах. Но спектакль получился при всем этом скорее психологическим, нежели метафорическим. Все действие сосредоточено на главном герое Калигуле, все внимание режиссера – на актере Евгении Миронове, которому удается передавать самые тонкие душевные изменения своего персонажа – и лицом, которое из мягкого превращается в злое и холодное, и неизменно тихим голосом, и внезапными замираниями посреди сцены.
Марина Давыдова, Известия: В моей памяти останется финальный взгляд Евгения Миронова, страдальческий взгляд человека, не сумевшего смириться с конечностью бытия и способного на жестокость лишь по отношению к самому себе… никогда прежде он (Някрошюс) не рассматривал так пристально внутренний мир человека, мельчайшие движения его души.
6. Враги: история любви
Современник
Театр "Современник" представил спектакль "Враги: история любви" - роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса-Зингера в постановке Евгения Арье. Главный герой – переживший холокост и потерявший в концлагерях всю семью Герман Бродер (Сергей Юшкевич) – начинает новую жизнь, женится на помогавшей ему польке Ядвиге (Алена Бабаенко), переезжает с ней в Америку. Там влюбляется в соотечественницу – еврейку Машу (Чулпан Хаматова). А в довершение "воскресает" жена Германа Тамара (Евгения Симонова). И герой, не выдерживая, исчезает, оставляя своих женщин, кого кончать с собой, а кого воспитывать детей. По сцене движутся черные ширмы, которые отделяют одну сцену жизни от другой. При всей запутанности сюжета, который в пересказе может напоминать мексиканский сериал, спектакль (как, впрочем, и роман) далек от дешевой сентиментальности. "Враги: история любви" - высокая мелодрама, о людях, которым спасение из нацистского ада не принесло счастья - чувства гораздо более сложного, чем можно представить. Иногда по сцене "проплывает" символическая лодка Харона, которая здесь перевозит и мертвых людей, например, детей Германа и мать Маши, и вполне живых, когда Герман катает Машу на свидании. Ведь выжить по Зингеру и Арье еще не значит остаться живым.
Алла Шендерова, Коммерсантъ: Никакого финального облегчения ни автор, ни режиссер своим героям не посылают… Потому в памяти остается не страшный смысл слов героя, вновь повествующего о застывшем времени, в котором живы и палачи, и жертвы, а его тонкая, виноватая улыбка и взгляд вверх. "Я снова сижу в стоге сена, а Он тычет в меня штыком",— повторяет Герман Бродер, смущенный своей догадкой, но, похоже, готовый теперь принять любую участь.
7. Пять вечеров
Театр Мастерская П. Фоменко
Режиссер Виктор Рыжаков, известный постановками вырыпаевской новой драмы ("Кислород", "Бытие №2", "Июль"), представил на сцене Мастерской Петра Фоменко спектакль "Пять вечеров" по одноименному произведению Александра Володина. Пьеса в свою очередь известна по фильму Никиты Михалкова, главные роли в котором сыграли Людмила Гурченко и Станислав Любшин. У Рыжакова Тамару и Ильина играют Полина Агуреева и Игорь Гордин. Посреди сцены располагается деревянный помост, перегороженный стеной, на которой в самом начале возникает анимированная проекция, изображающая входную дверь квартиры и часть прихожей, заполненной символами советского прошлого: радио, женская шапка с "начесом", гвозди-вешалки, бумажные цветы. За этой дверью живет ударница коммунистического труда Тамара, которая 20 лет назад повстречала, полюбила и тут же потеряла Ильина. Но, когда они встречаются вновь, за нарисованной дверью проглядывает настоящая, а героиня превращается в простую, любящую женщину. Когда-то разлученные войной, сталинскими лагерями (в спектакле Рыжакова это не столь важно) Ильин и Тамара, обретая друг друга, начинают вспоминать, что значит чувствовать и быть людьми.
Ксения Ларина, The New Times: Рыжаков попытался перенести володинский текст на космическую высоту, оторвать его от земли, лишить земного притяжения. Как ни странно, вытянуть и оправдать эту режиссерскую задачу помогли артисты, сумевшие, подобно шагаловским героям, взлететь в небеса, но не застыть там в красивых позах. Как кричал герой Табакова из другой советской пьесы: "Они же живые!"
