Великий немецкий режиссер Вернер Херцог, который привез на Московский международный кинофестиваль свою ретроспективу, рассказал РИА Новости о том, как нужно снимать следы доисторического медведя в 3D, подкупать приговоренных к смертной казни и уламывать французских чиновников. Почтительно внимала Ольга Гринкруг.
- Ваш последний фильм, "Пещера забытых снов", - попытка разобраться, что происходило в головах у авторов наскальных росписей, сделанных 32 тысячи лет назад. В нем есть разговоры с палеоозоологами, экс-циркачами, археологами и парфюмерами. Лично вам в конце концов удалось понять, что это были за люди?
- Росписи в пещере Шове — потрясающее зрелище. Только представьте себе: когда они были сделаны, параллельно с гомо сапиенсом еще существовали неандертальцы, а по горам и долинам Франции бродили мамонты, львы, бизоны и шерстистые носороги. И тем не менее они поразительно современны: это великое, новаторское, пронзительное искусство, вызывающее такие сильные чувства, будто оно принадлежит одному из нас — хотя между авторами рисунков и нами лежит бездонная временная пропасть, 32 тысячи лет. Однако ясно, что именно в этой точке началось пробуждение современного духа.
- Вы никогда раньше не проявляли интереса к 3D. Почему вдруг в пещеру, куда надо спускаться ползком, вы решили тащить громоздкую 3D-аппаратуру?
- Я впервые очутился в Шове за три месяца до съемок — меня пустили туда ровно на час. И стоило мне увидеть эти фантасмагорические наросты и драматические изломы скал — а там нет ни метра ровной поверхности, - я сразу понял, что снимать надо в 3D. Вдобавок, было ясно, что больше ни одному режиссеру туда не попасть.
Обвал скалы фактически запечатал пещеру 21 тысячу лет назад, и с тех пор климат там не менялся — получилась идеальная капсула времени.
Нас пустили внутрь всего на шесть дней, не больше чем на 4 часа в сутки. С собой разрешили взять только трех помощников, лучших из лучших. Оборудование допускалось исключительно такое, которое мы сами могли унести на руках, а перемещаться дозволялось только по навесной дорожке шириной 60 сантиметров: шаг вправо, шаг влево — и твой ботинок может растоптать след пещерного медведя, исчезнувшего с лица земли 25 тысяч лет назад. Ну и трогать ничего, конечно, нельзя. В таких условиях, конечно же, нужна исключительно профессиональная команда — ведь камеры приходилось собирать вручную уже внутри пещеры, для каждого плана перестраивая их заново.
И все же было ясно, что 3D — категорический императив, ведь у зрителей другого шанса попасть внутрь пещеры не будет. В итоге в Америке фильм пользуется невероятным успехом и бьет все рекорды ("Пещера забытых снов" вышла в США 2 месяца назад и, согласно данным www.boxofficemojo.com, собрала 4,4 миллиона долларов, став самым кассовым из независимых документальных проектов года — прим. ред). Но самое удивительное: люди, выходящие из кинотеатров, обсуждают не то, не то, какой фильм они посмотрели, а то, в какую удивительную пещеру они только что попали.
- Но как вообще удалось уговорить французский Минкульт пустить вас внутрь? Там же разрешено бывать только нескольким ученым и только несколько недель в году. В одном из интервью вы рассказывали, что когда-то в Перу подделали все разрешения на съемку — неужели и тут пришлось?
- Это один из тех случаев, когда никакие подделки не помогают. Мне нужно было уломать не только министерство культуры, но еще и местные власти, плюс ученый совет. По счастью, собственно министр оказался любителем моих фильмов, так что по крайней мере его в моей профпригодности убеждать не пришлось. Но все равно на получение полного комплекта документов ушло 11 месяцев.
- Ваш следующий проект — о приговоренных к смертной казни?
- Да, я делаю четырех- или пятисерийный фильм о приговоренных к смертной казни в Техасе и Флориде. Я лично категорически против высшей меры наказания. Но у меня нет даже аргументов — есть только история. В варварские времена нацизма в Германии совершались десятки тысяч смертных казней, действовала систематическая программа, связанная с эвтаназией. Германия повинна в геноциде 16 миллионов евреев. Что тут еще скажешь? Я не могу поддерживать ситуацию, при которой государству дозволяется прерывать человеческую жизнь, какая бы ни была на то причина.
Это была невероятно напряженная работа, пожалуй, самая значительная в моей жизни. Я брал интервью у человека, которого казнили восемь дней спустя. И ему, и всем остальным заключенным очень нравилось со мной общаться. Я им с ходу заявлял, что поддерживаю любые их апелляции, но это не значит, что я хорошо отношусь к ним самим. Никто никогда не разговаривал с ними настолько открыто, их это подкупало.
Но я снимал не только смертников, но и членов их семей, и родственников жертв, и следователей, которые объясняли, что совершил тот или иной приговоренный, - самых разных людей, так или иначе связанных со смертниками. Один из моих собеседников командовал теми, кто пристегивает приговоренного к каталке кожаными ремнями, чтобы ему сделали смертельную инъекцию. На счету у этого человека было 125 казней. А потом, 11 лет назад, у него вдруг случился нервный срыв — он начал дрожать, плакать, ушел из пенитенциарной системы, смирившись с потерей пенсии, и превратился в яростного противника высшей меры. Поразительная личность.
В общем, в сентябре — по всей видимости, в Торонто, - я покажу нечто экстраординарное. К венецианскому фестивалю не успею.
