Двадцать лет назад, 20 мая 1991 года, был принят Закон СССР "О порядке выезда из Союза Советских Социалистических Республик и въезда в Союз Советских Социалистических Республик граждан СССР". Этот документ формально ликвидировал "железный занавес", который на протяжении десятилетий не позволял советским гражданам свободно ездить за границу. Вспоминает Андрей Низамутдинов, руководитель Международной редакции РИА Новости.
Двадцатилетние этого себе даже и представить не могут. Впрочем, и тридцатилетние ни о чем подобном не ведают. Да что говорить, даже среди людей, разменявших пятый десяток, лишь немногие знают об этом на личном опыте, все больше по книгам да рассказам других, постарше – тоже, кстати, не очень-то многочисленных. Проверенных-перепроверенных, тех, кому посчастливилось получить выездную визу и довелось (но никак не посчастливилось) проходить выездную комиссию.
Это действительно трудно представить себе сейчас, когда турпоездка за границу обусловлена лишь наличием либо отсутствием у тебя нужной суммы денег, а человек, не имеющий загранпаспорта, воспринимается окружающими как чудак. Конечно, мы ворчим, заполняя в трех (или двух?) экземплярах анкету для поездки в одну из шенгенских стран, возмущаемся британцами, которые вон чего удумали – отпечатки пальцев снимают! Но, во-первых, для тех, кто не любит мороки, есть Турция и прочие безвизовые страны. А во-вторых, получение шенгенской, британской, американской и иной визы – это по большей части все-таки формальность. Да, отнимает время, при турпоездке – поменьше, при поездке на учебу, лечение либо с деловыми целями – побольше. Но все равно не идет ни в какое сравнение с препятствиями, которые приходилось преодолевать гражданину СССР, прежде чем в его новеньком загранпаспорте появлялась заветная выездная виза. Штампик, дающий право выехать из лучшей в мире Страны Советов и поглядеть, а что же находится там, по другую сторону границы.
Кстати, туристов, ездящих за границу, в Советском Союзе было немного. Не то, что сейчас, когда в расположенных на каждом углу турбюро можно приобрести тур едва ли не в любую страну мира. Либо вообще, не сходя с места, заказать билеты и гостиницу по Интернету. Тогда квоты на турпоездки за рубеж распределялись по предприятиям и организациям, путевками награждали передовиков труда, партийных, комсомольских и профсоюзных активистов. И ездили наши туристы в основном в страны социалистического лагеря – Болгарию, Венгрию, Польшу, ГДР, Чехословакию, потом к этому списку добавились Вьетнам, Куба… Попасть туристом в Югославию, стоявшую в списке соцстран особняком, считалось большой удачей. А уж про капстраны и говорить нечего.
В основном в загранкомандировки ездили по служебной линии, причем не в одиночку, а делегациями, чтоб проще было обеспечивать присмотр. Одни – "по обмену опытом", как герой песни Высоцкого:
Я вчера закончил ковку,
Я три плана залудил
И в загранкомандировку
От завода угодил.
Копоть, сажу смыл под душем,
Съел холодного язя
И инструкцию послушал:
Что там можно, что нельзя.
Ездили в небольшом количестве деятели культуры и искусства, ученые. Ездили на стажировки – в количестве еще меньшем, почти мизерном – студенты. Ну, понятно, дипломаты, журналисты, работники Внешторга. А в восьмидесятые годы появилось много – счет шел на тысячи – специалистов, которые помогали строить социализм в братском Вьетнаме, в Монголии (правда – "курица не птица, Монголия – не заграница"), на Кубе…
Впрочем, кто бы и куда ни ездил, порядок всегда был один: анкета, автобиография, рекомендации, выездная комиссия по месту работы, потом такая же комиссия в райкоме (горкоме) партии или комсомола, в особо важных случаях – визит в ЦК КПСС. Плюс негласная проверка по линии "органов" и обязательный инструктаж перед выездом.
Больше всего боялись именно райкомовских комиссий. Хотя, казалось бы, чего бояться, если по месту работы тебя уже рекомендовали для поездки? Однако именно люди, видящие тебя и твои документы в первый и, возможно, последний раз, и становились главным препятствием на пути обретения выездной визы. Они могли учинить тебе сущий допрос, требуя подробно рассказать о семейном положении и международной обстановке, о решениях последних пленумов ЦК КПСС и революционно-историческом прошлом твоего района, о твоем личном вкладе в выполнение Программы партии и о враждебной сущности агрессивного блока НАТО… А могли просто проштамповать характеристику и отпустить с миром. Предугадать их поведение было невозможно, потому и боялись этих комиссий – кому же охота становиться невыездным и этим клеймом осложнять дальнейшую жизнь не только себе самому, но и близким людям?
Наверное, у каждого выезжающего в те годы была своя особая история. По крайней мере, у меня она точно была, когда я в 1979 году, незадолго до Московской олимпиады, оформлялся во Вьетнам в качестве редактора-переводчика отделения информагентства в Ханое. Больше трех десятков лет прошло, но я до сих пор хорошо помню, как направлялся в райком комсомола вместе с коллегой из судовой редакции (ее сотрудники выезжали за рубеж в качестве редакторов судовых газет на советских лайнерах, которые возили в морские круизы зарубежных туристов).
Коллега, готовящийся к первому выезду, заметно нервничает. Я делаю вид, что спокоен, ведь я уже выезжал во Вьетнам – правда, еще студентом, на учебную стажировку, но опыт есть. Хотя в душе все равно мандраж – старшие коллеги рассказывали, что выездная комиссия в райкоме ужасная, любит задавать вопросы с подковыркой. По пути мы подбадриваем друг друга и заодно проверяем познания в области славных революционных и боевых традиций Красной Пресни.
В зал, где заседает выездная комиссия, набивается довольно много народу: две комсомольско-молодежных бригады, одна из которых за ударный труд награждена поездкой в Болгарию, другая направляется по обмену опытом, кажется в ГДР; ансамбль народных инструментов, опять же комсомольско-молодежный; ну и несколько "индивидуалов" вроде меня с приятелем.
Члены комиссии во главе с секретарем райкома начинают собеседование с комсомольско-молодежных бригад. Сперва идут вопросы о работе, потом – о тех самых памятных местах и революционных традициях. Ребята отвечают с запинкой, но члены комиссии настроены добродушно: это же работяги, ударники, передовики-рационализаторы. Правда, один из районных комсомольских вождей все же задает провокационный вопрос: "А кто такой Агостиньо Нето?" Но старший товарищ пихает его локтем в бок: "Да ладно тебе, они ж не Африку едут".
Отпустив передовиков с утвержденными характеристиками, члены комиссии принимаются за индивидуалов. Сперва подходит черед моего коллеги. Он пару раз запинается, но в целом отвечает на вопросы гораздо более уверенно и толково, чем те, кто был до него. Но у секретаря райкома почему-то делается каменное лицо, и он, не дождавшись окончания очередного ответа, с деланным безразличием бросает: "Ну ладно, хорошо. А теперь расскажите, какие вы знаете горячие точки планеты?" Я про себя вою от зависти: повезло парню! Спросить журналиста-международника про горячие точки? Мне бы такой вопрос!
Тем временем мой коллега, тоже явно обрадованный, начинает сыпать: Вьетнам, Кампучия, Ближний Восток, Ангола, Никарагуа… Комсомольский секретарь с неопределенным видом качает головой, наконец, дождавшись, пока испытуемый замолкнет, выдерживает театральную паузу и высокомерно бросает: "Да… стыдно…" Постепенно его голос начинает набирать обороты: "Стыдно, молодой человек! Работаете в такой организации!! И не знаете, что сейчас самая горячая точка планеты – это договор ОСВ-2!!!" И снова через паузу, но уже на два тона ниже: "Идите и учитесь!"
Я в шоке: как можно договор называть горячей точкой планеты? Впрочем, рассуждать и переживать за коллегу некогда – пришла моя очередь. Я уже готов к худшему, но начинается все вроде бы неплохо. "Вы на олимпийских объектах работали?" - спрашивает секретарь райкома. Ну да, год-то предолимпийский, и каждый комсомолец обязан как бы добровольно отработать некое количество часов на строительстве одного из объектов, которые спешно возводятся по всей Москве. Разумеется, и меня не минула чаша сия. "Работал, - отвечаю, - два раза выходил на стройку в Лужники". – "А у нас здесь, на Центре международной торговли?" - "А здесь не работал". – "Почему?" - "Потому что меня в Лужники посылали, а сюда – нет". – "Вот когда у нас на ЦМТ поработаете, тогда и приходите за характеристикой". И я оказываюсь за дверью.
Совершенно убитые, едем с коллегой на работу. Мне немного проще, чем коллеге, поскольку срок моего отъезда в командировку не установлен жестко, а у него-то лайнер уходит! Но все равно на душе погано. Жизнь практически не сложилась…
Направляемся прямо к кадровику Николаю Антоновичу. Отличный был мужик: отставной военный, резкий, грубоватый, но одновременно и добродушный – из тех, про кого говорят "слуга царю, отец солдатам". Антоныч встречает нас улыбкой: "А, пришли, ребятки? Ну, давайте свои бумажки". Обмирая от страха перед его праведным гневом, который вот-вот обрушится на наши головы, и в то же время обиженные явной райкомовской несправедливостью, рассказываем о постигшей нас беде. Антоныч мрачнеет, мы начинаем заикаться, а он перебивает: "Так, понятно. Погодите"…
Снимает трубку телефона, набирает номер, сухо бросает в трубку: "Агентство на проводе. Секретаря райкома позовите". Слушает ответ и как бы даже ласково продолжает: "Какое бюро, дочка? Ты поняла, откуда звонят? Секретаря мне, быстро!" Короткая пауза, во время которой Антоныч бормочет нам что-то ободряющее, потом в телефонной трубке раздается голос, но наш славный кадровик, не дослушав, перебивает: "Старик, ты что себе позволяешь? Молчи и слушай. Сейчас к тебе подъедут ребята, и ты им все подпишешь. Понял, трам-тарарам?!" Трубка с грохотом летит на аппарат, Антоныч поворачивается к нам и ласково говорит: "Езжайте, ребятки, да побыстрее, жду вас с бумагами".
Не веря в свое счастье, сломя голову несемся в райком. Там еще продолжается заседание бюро, но мы, окрыленные тем, что видели и слышали, нагло бросаем секретарше: "Вот наши документы, нам срочно подпись нужна!" Девушка скрывается в кабинете, а через пару минут появляется в сопровождении секретаря, который как ни в чем не бывало вручает нам подписанные характеристики, жмет руки и даже поздравляет и желает успешной работы за рубежом. И уже вскоре мы вручаем свои бумаги кадровику Антонычу, который добродушно ворчит на нас из-за нашей бестолковости и неприспособленности.
В райком партии после этого я шел с большой опаской: кто знает, что взбредет в голову членам выездной парткомиссии, которую из-за внушительного возраста участников мы между собой, вполголоса называли "комиссией старых большевиков"? Но мне опять повезло, даже без вмешательства Антоныча обошлось. Помогло, видимо, то, что отправлялся я во Вьетнам, героически сражавшийся против американских империалистов. Правда, война с ними к тому времени уж четыре года как закончилась, но зато подняли голову "китайские гегемонисты". В общем, у меня только доверительно спросили про обстановку во Вьетнаме, выслушали короткий, но многозначительный ответ: "Обстановка, несомненно, очень сложная, вы же понимаете…"… И пожелали "успешной работы на переднем крае". Реально повезло. А вот пареньку, сидевшему в очереди передо мной, не повезло: что-то там в его анкете не понравилось членам парткомиссии, и его выставили вон, да не просто, а с криками "Да как такое возможно!", "И чтобы больше никогда, понимаете, никогда!.."
…Выездная виза, а с ней и все эти выездные комиссии формально прекратили свое существование 20 мая 1991 года, когда был принят Закон СССР "О порядке выезда из Союза Советских Социалистических Республик и въезда в Союз Советских Социалистических Республик граждан СССР". Через несколько месяцев исчез и сам СССР. Зато в жизни страны возникло прежде небывалое социальное явление – "челноки". Впрочем, это уже совсем другая история…
