Одним из самых убедительных свидетельств того, что христианство действительно было открыто людям Богом, остается то, что никто из людей не мог бы предложить миру уверовать в распятого Бога. Слово "алогично" здесь не подходит. Против того, что сотворили с Христом, восстает не разум человеческий, а вся наша природа, всякое "нормальное" представление и чувство о Боге, которое протестует и не вмещает в себя понятие Божества, терпящего муки и поношения от своего творения. Он всемогущ, он мог бы быть суровым и жестоким, правосудным, снисходительным, добрым и милостивым, но только никак не Богом страдающим, а уж тем более не жертвой, предающей себя на позорную смерть ради искупления и спасения человечества.
Но если вдуматься, то сверхъестественное, Божественное и не могло явиться в качестве веры и учения, не разрушив узких рамок наших представлений о мире. И это верный признак их надмирной, сверхчеловеческой природы. "Погублю премудрость премудрых и разум разумных отвергну" - говорится в Писании. А в другом месте апостол Павел напишет: "Благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих". Не останавливаясь на этом, он прямо говорит, что проповедь "распятого Христа" для одних - соблазн, а для других - безумие.
В самом деле, с точки зрения "нормальности" зачем было Богу становиться Богочеловеком и облекать себя в плоть, обрекая тем самым на неизбежные страдания? Почему было не явиться победоносным, сияющим в славе мессией, перед которым неизбежно уничижится всякое зло и неправда и восторжествует всякая добродетель? Если христиане утверждают, что так и будет во второе пришествие Христа, то почему не тогда? Зачем были необходимы крест, муки, страдания? Иначе говоря, зачем была нужна в Божественном замысле нынешняя Страстная неделя?
Если возможно принуждение к демократии, почему невозможно принуждение к добру? Почему всемогущая сила Бога не делает с людьми то, к чему мы, люди, начали прибегать задолго до того, как Достоевский гениально воплотил это в образе Великого инквизитора, а именно: принуждать ближнего к "правде", "добродетели" и признанию "истин" человеческих, людьми созданных учений?
Казалось бы, в наше время, которое на словах так ценит идеалы свободы, легче всего было бы найти ответы на эти, по сути своей, весьма наивные вопросы. В отличие от человека, Бог категорически отвергает "механизм добра". В том-то и дело, что он ценит в нас свободу выбора добра, осознанного волевого отторжения зла. Этот дар свободы и должны были бы мы ценить неизмеримо больше всех других прав и свобод. И вот Он является в мир - во всем подобный нам человек. Во всем, кроме греха. Он являет собою добро и свет, не принуждая к нему, но призывая, исцеляя. Не останавливаясь, правда, и перед грозным словом обличения человеческого зла. При этом не только не запрещая приходить к себе закоренелым грешникам, но с особой силой привлекая их к себе, ибо, как говорил Он: "Не здоровые нуждаются во враче, но больные". Бичуя надменную гордыню фарисейской праведности, Он говорил: "Милости хочу, а не жертвы". Но если обозреть деяния и слова Иисуса Христа на Земле, то все они говорят нам: "Я оставляю вам свободный выбор между светом и тьмой. Призывая или обличая вас, Я не насилую вашу волю и совесть. Если раньше, пренебрегая законом, который Я вложил в вашу совесть, чтобы ею вы отличали добро от зла, вы имели некоторое оправдание, то ныне Я пришел к вам Сам: Путь, Истина и Жизнь. Теперь свобода вашего выбора стала зрячей и явной и не имеет оправданий в неведении".
"Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем", - говорит нам апостол Иоанн Богослов. Разве возможна любовь принудительная, разве мог Бог возлюбить человекороботов, марионеток, лишенных внутренней свободы выбора?
Крестные страдания, помимо искупительной жертвы за грехи человека, должны были показать, если можно так выразиться, всю злобу зла, не просто противоречащую добру, но жесточайшим образом его преследующую и казнящую. Эта обнажившаяся ярость достигла всемирно-исторического апогея, пытаясь унизить и умертвить Бога.
К тому же, зная человеческое недоверие к тайному правосудию, Бог уже сейчас, до явления всемирного Страшного суда, сделал суд над злом открытым. Удивительным образом описание последних дней жизни Христа перекликается с первыми страницами Евангелия. Вот маленького Христа встречает у входа в храм праведный пророк Симеон, который, принимая на руки Младенца, говорит: "Се, лежит Сей на падение и на восстание многих… и в предмет пререканий… да откроются помышления многих сердец". Они и открываются по сей день, и особенно в дни Страстной седмицы.
Христианство - это не просто вера, ибо и "бесы веруют и трепещут", к тому же "вера без дел мертва", и не просто добрые дела - "без Меня не можете творити ничесоже". Христианство - это любовь к Свету, выбранная свободными умом и сердцем, жаждущим преображения.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
