Влад Гринкевич, экономический обозреватель РИА Новости.
Исполнилось 150 лет с тех пор, как в России отменено крепостное право. Событие одновременно знаменательное и спорное - его не чтили в СССР, до последнего времени не слишком замечали в РФ. Возможно, потому, что долгожданный Манифест не оправдал надежд, не дал настоящей воли - крестьяне из "крепостных" превратились в "обязанных". Не говоря уж о том, что крестьянская реформа не решила сложнейший земельный вопрос. Полвека он был тлеющим фитилем, который поджег порох революции в начале ХХ века, и остается нерешенным по сей день.
В цепях обстоятельств
Манифест 1861 года вызвал множество восторженных отзывов в России и за ее пределами, он же спровоцировал волну крестьянских восстаний и бунтов. А чего было ждать от мужиков, которые, формально став вольными, обязаны были по-прежнему ходить на барщину или платить оброк, а барин по-прежнему мог выпороть любого за любую провинность? Впрочем, власти были уверены - на тот момент они сделали все, что было в их силах.
Это стало нехорошей традицией: всякий раз, когда наша власть сталкивается с серьезной проблемой, которую и проигнорировать вроде нельзя - уж больно колется, но и рубить "гордиев узел" страшно - в ход идет формула: "плохо, но ничего сделать нельзя". Затем приводится сонм "уважительных" причин, почему нельзя. И, наконец, резюме: раз сделать ничего нельзя, надо терпеть, приспосабливаться.
Примерно так в Российской империи относились и к крепостному праву - прогрессивные монархи, вроде бы, и понимали все зло крепостничества, и ратовали за его отмену, но обстоятельства были сильнее их. Еще Екатерине II приписывают знаменитую фразу "помещики повесят меня прежде, чем освобожденные мужики прибегут меня спасать". Свой проект отмены крепостного права вынашивал внук Екатерины Александр I, но… Как сейчас принято говорить, общество оказалось не готово.
К крестьянской реформе Александра II общество тоже было не готово - последовательных сторонников отмены крепостного права можно было перечесть по пальцам: сам монарх, его брат великий князь Константин Николаевич и несколько человек в правительстве. Можно лишь удивляться, что царь и его маленькая партия решились сделать то, чего в течение многих лет не решались сделать их предшественники.
Страшный секрет Империи
Сам Александр II не раз повторял, что отменил крепостное право сверху, чтобы народ не отменил его снизу. Предпочел реформу революции. Конечно, угроза социального взрыва сыграла не последнюю роль. Не последнюю, но и не главную. Главный секрет как всегда надо искать в экономике, причем не только во внутренней, но и во внешней.
Где-то с XVI века товарообмен между Россией и ее внешнеторговыми контрагентами, прежде всего Англией, стал напоминать отношения колонии с метрополией. Из России на Запад шло стратегическое сырье - лес, пенька, меха, воск, а также зерно (тоже своего рода сырье). Взамен наша страна получала промышленные товары, оружие, предметы роскоши, иногда технологии. Отличие от настоящих колоний была в том, что в военно-политическом плане Россия была абсолютно независимой.
Промышленные товары, как известно, обладают гораздо большей добавленной стоимостью, чем сырьевые. Значит, для положительного сальдо внешней торговли поставки сырья в объемном выражении должны в десятки раз превышать поставки промтоваров. Но производство хлопка, зерна, индиго и леса - процесс весьма трудоемкий. Пока промышленная революция не добралась до аграрного сектора, был только один способ увеличить объем производства и снизить его себестоимость - использовать подневольный труд. Не случайно пик промышленной революции в Англии в XVIII и начале XIX века совпал с расцветом рабовладельческих хозяйств в Северной Америке, крепостной экономики в России и плантаций в Индии и Юго-Восточной Азии.
Промышленная революция Запада породила крепостную экономику, она же ее и убила. В XIX веке английской промышленности уже не хватало того, что делали американские рабы, русские крепостные и китайские кули. А начало индустриализации сельского хозяйства в середине позапрошлого века стало смертельным ударом для экономик, основанных на подневольном труде. И мы наблюдаем гражданскую войну в США и отмену крепостного права в России.
Как царь не стал ферзем
Разумеется, в XIX веке о миросистемном анализе слыхом не слыхивали и о периферийном, как принято говорить теперь, характере российской экономики понятия не имели. Было, скорее, интуитивное понимание порочности действующей системы, и маркеры, указывающие на самые острые проблемы. Одним из таких маркеров для России стало ее поражение в Крымской войне. Власть осознала, заговорила о реформах, модернизации.
Но, как показывает исторический опыт, для успешной модернизации нужны не просто реформы, нужна настоящая революция, пусть даже и проведенная сверху. Такой была Революция Мейдзи в Японии (1866-69 гг.), такой была Гражданская война в США, которую нередко называют Второй американской революцией. Авторы обеих революций понимали важную вещь - надо не ремонтировать, а ломать отживший уклад, и надо уметь жертвовать меньшим, чтобы сохранить большее. Партия прогрессистов из команды японского императора не только упразднило самурайское сословие, но и безжалостно подавила мятеж непокорных самураев в 1877 году. О трагической судьбе, уготованной технократическим Севером плантационному Югу, обыватель может судить хотя бы по книге "Унесенные ветром".
А российский государь все искал компромисс, и в итоге предпочел интересы помещиков - небольшая социальная группа сохранила контроль над львиной долей земли. Большее принесли в жертву малому. А крестьяне, верившие, что воли без земли не бывает, получили убогие наделы и призрачную возможность прикупить земли за счет государственной ссуды. В неизменном виде сохранился фискальный инструмент крепостничества - крестьянская община, которую славянофилы ошибочно считали элементом народного самоуправления. В действительности, как любой коллектив поневоле, община была лишь формой коллективной ответственности - провинился один, отвечают все.
Власти прекрасно понимали всю порочность реформы, это видно даже по переписке Александра II со своими единомышленниками. Но возобладало столь популярное ныне "ничего сделать нельзя". Вот только ферзями на шахматной доске истории становятся те, кто на десять тысяч "нельзя" находят одно "можно".
"Черный передел"
А еще история учит, что любые полумеры подобны лекарствам, которые снимают симптомы, но не лечат болезни. Воспалительный процесс тем временем продолжается, хотя человек до поры до времени этого не чувствует. А когда почувствует, может быть поздно - жизненно важные органы уже поражены. Так произошло и с Россией - некоторые историки называют крестьянскую реформу 1861 года отправной точкой революционного процесса в России. За подтверждениями далеко ходить не надо - идея "черного передела" (передачи барской земли крестьянам) стала одним из основных лозунгов революции 1917 года.
Исторический парадокс заключается в том, что ни революция 1917 года, ни распад СССР в 1991 не решили вопроса землевладения, а значит фитиль, зажженный 150 лет назад, продолжает тлеть. На сегодняшний день только четверть крестьян смогли получить земельные наделы. Зерновая отрасль современной России движется в сторону создания гигантских "латифундий" - их политкорректно именуют агрохолдингами. Средний надел российского агрохолдинга федерального масштаба составляет 200-300 тыс. га, есть и гиганты, сосредоточившие в своих руках 685 тыс. га. Региональные землевладельцы довольствуются наделами от 50 тыс. до 100 тыс. га. А фермерские организации констатируют тревожную тенденцию обезземеливания крестьян.
Отраслевые эксперты разводят руками - логика рынка, ничего сделать нельзя. Но в США, являющихся ведущим импортером зерна, логика рынка диктует совсем иное. Производства зерна здесь контролируется сотнями тысяч мелких фермеров с средним наделом в 1,2 тыс. га.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
