Дмитрий Бабич, обозреватель РИА Новости.
День российской науки (8 февраля) был учрежден указом первого Президента Российской Федерации Бориса Ельцина еще в 1999 году – в честь совсем некруглого юбилея созданной еще Петром Великим Академии наук. Очевидно, первый президент России, оглядываясь на последствия своего почти десятилетнего правления в науке, увидел там такие руины, что решил подкрасить картину хотя бы особой страничкой календаря. Достаточно сказать, что, по подсчетам сотрудников комиссии РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований, тиражи научно-популярных изданий с 1990 по 2000 год упали приблизительно в сто раз.
Не будем идеализировать советский период отечественной науки. Была и лысенковщина, и кампания по борьбе с космополитизмом, чуть не окончившаяся разгромом принесшей впоследствии "золотые яйца" отечественной физики. Очень многие из научно-популярных изданий, чьи тиражи упали в 100 раз, не стоит особенно оплакивать. Ведь рядом с замечательной советской физикой и не менее великой математикой, в СССР процветали откровенные лженауки: научный коммунизм, советская политэкономия, основанная на положениях "Краткого курса" товарища Сталина история партии и т.д. Все лженауки, как известно, познаются по плодам – здесь признававшаяся у нас антинаучной книгой Библия оказалась куда прозорливее своих советских критиков. Плоды советской экономики оказались на поверку очень горькими – иначе страна не выплюнула бы их после 70-летнего принудительного кормления.
И все же. В советской часто наивной вере в науку было здоровое зерно. Путем проб и ошибок советские руководители убедились в старой истине: если хочешь добиться хорошего результата, не влезай в дела ученых напрямую, не пускай в науку непрофессионалов.
Неслучайно именно ученые стали первыми за полстолетия официальными вольнодумцами в России. Ведь в 1966 году именно академики первыми выступили против ползучей реабилитации Сталина, подписав знаменитое письмо двадцати пяти. За двадцать лет до этого разговор с подписантами куда более невинных писем был бы короткий – в расход. Если ученый – тем более в расход, чего церемониться с классово чуждыми отщепенцами! Но как Великая Отечественная война в какой-то момент научила Сталина не вмешиваться в дела генералов, так холодная война медленно, но верно отучала Хрущева и Брежнева от вмешательства в дела ученых. Наука под конец советского периода была оазисом материальной стабильности и относительной свободы, а также одним из наиболее честно работающих социальных лифтов для талантливых и трудолюбивых.
В девяностые наука перестала быть священной коровой в кадровом отношении. За период с 1984 года по сегодняшний день количество академиков выросло более чем вдвое (с 249 до 522) – и это притом, что существовавшая в 1984 году АН СССР научно "обслуживала" еще и бывшие советские республики.
В академию стройными рядами двинулись действующие государственные чиновники, отставники со связями, крепкие хозяйственники от бизнеса. Намерения вроде бы были благие – оказавшимся в бедственном положении научным институтам нужны были управленцы несоветского склада. Кто, как не отставной министр, мог бы на практике разобраться в проблемах современной российской экономики, возглавив соответствующую кафедру в престижном академическом институте? К тому же эти господа вроде как и не требовали высоких зарплат – у них были иные источники дохода.
"Сегодня один компромисс, завтра второй, а послезавтра – большой подлец", - писал когда-то Герцен. С приходом новых кадров российская наука стала терять ту ограниченную независимость, которую получила в поздние советские годы. Начиная с 2006 года президента РАН утверждает президент страны; устав академии, а также персоналии президентов отраслевых академий утверждает правительство. За правительством оказалось закреплено право устанавливать число академиков и членкоров РАН, а также их зарплаты. Общее собрание академии могло лишь косвенно влиять на этот процесс своими "представлениями".
Где нет независимости – там нет и самоконтроля. Зачем он нужен, если наверху сидит контролер поважнее? И вот в споре вокруг чудодейственных фильтров Виктора Петрика, якобы превращающих подвергшуюся радиоактивному заражению воду в питьевую, голос спикера Госдумы Грызлова оказывается чуть ли не весомее голоса комиссии РАН по лженауке и фальсификациям. Грызлову фильтры понравились, академикам – нет, но в "мракобесии" оказались обвинены на государственном уровне именно ученые. А петербургский арбитражный суд признал обвинения в адрес Петрика опасными для прессы – газеты, обвинявшие фильтры Петрика во вреде здоровью, были вынуждены выплатить ему небольшую компенсацию.
Демократия в науке бывает вредной – это тоже правда. Но есть единый, выработанный методом проб и ошибок метод отделения зерен и плевел в науке. Это открытая государственная экспертиза, проводимая авторитетными учеными. То есть людьми, имеющими публикации в авторитетных научных изданиях, список которых определялся не один год. Сегодня этот институт надо восстанавливать.
После вмешательства некомпетентных людей главный враг науки – секретность и закрытость, а она у нас теперь тоже на подъеме. Крупнейшие проекты страны – космические и коммуникационные в том числе – курируют военные или выходцы из армии и спецслужб. Заподозрить их в стремлении к общественным обсуждениям и международному сотрудничеству довольно трудно. Очень часто им "помогают" бухгалтера от науки, видящие в науке один только источник бесконечной экономии для бюджетов всех уровней. Наверное, военные, бухгалтеры и политики для нормального функционирования науки необходимы. Но на своих местах.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
