Влад Гринкевич, экономический обозреватель РИА Новости.
Двенадцать лет назад, 17 августа, в лексикон россиян вошло малопонятное слово – дефолт. Точное значение этого термина было известно немногим, но все понимали: наступают трудные времена. Казалось, что вернулись «лихие девяностые»: милиарные кредиты МВФ растворялись, как сахар в кружке горячего чая, у обменников скопились громадные очереди, банки перестали выдавать вклады. Российский рубль в течение считанных недель подешевел в четыре раза – с 6 руб. за $1 до порядка 25 руб. за $1. А тысячам россиян, причислявших себя к успешному среднему классу, пришлось поменять уютные офисы на склады и бензозаправки. И все задавали один вопрос – почему?
За три дня до объявления дефолта, 14 августа 1998 года, президент Борис Ельцин заверил граждан: «Девальвации не будет, я это заявляю четко и твердо… каждые сутки проводится работа и контроль ситуации в этой сфере». Трудно поверить, что глава государства так плохо владел экономической ситуацией в стране.
Действия высшего руководства довольно четко говорили о том, что власти готовились к дефолту за несколько месяцев. Весной 1998 года президент Ельцин неожиданно отправил в отставку премьера Виктора Черномырдина и поставил на его место малоизвестного младореформатоа, бывшего первого секретаря обкома комсомола Сергея Кириенко, на которого впоследствии и возложат вину за кризис. С этого момента атмосфера в обществе была буквально пронизана предчувствием чего-то нехорошего. О том, что осенью «что-то произойдет» шептались все, кто имел хоть какое-то отношение к экономике и финансам. Шептались, но в душе надеялись, что пронесет, государство не допустит. А государство словно сделало все, чтобы экономический кризис произошел и чтобы события развивались по самому неблагоприятному сценарию.
Предпосылки к дефолту закладывались еще в 1996-м. После повторного избрания Бориса Ельцина на пост президента РФ власти затеяли рискованную игру: для пополнения казны были выпущены государственные казначейские облигации (ГКО) под огромные проценты – пятьсот и более процентов годовых. Проект ГКО был государственным аналогом частных финансовых пирамид, вроде печально известных «МММ», «Тибета» и «Чары». В случае с ГКО дополнительной гарантией доходности служил поддерживаемый отечественным Центробанком «валютный коридор», а прибыль по облигациям облагалась незначительным налогом в 15%.
Довольно скоро в полном соответствии с логикой финансовых пирамид сумма накопленных обязательств превысила средства для их погашения. Уже к началу 1998-го стало ясно, что в текущем году выплаты по ГКО существенно превысят доходы государства (по оценке ЦБ РФ, к августу 1998-го обязательства перед нерезидентами на рынке ГКО превышали $36 млрд, а финансовые резервы Центробанка составляли около $24 млрд). Возможно, «веревочка» могла виться и подольше, не случись годом ранее финансового кризиса в Юго-Восточной Азии. Этот кризис обрушил мировые цены на нефть, а тогда, как и теперь, экспорт углеводородов был главной составляющей российской экономики.
Впоследствии власти не раз говорили, что хорошо выучили уроки кризиса, что ситуация, подобная 1998 году, никогда больше не повторится. На первый взгляд, так оно и есть: государство не затевает авантюр, подобных ГКО, на случай финансовых потрясений создана подушка безопасности в виде Стабилизационного фонда, позже преобразованного в Резервный фонд и Фонд будущих поколений. Эта подушка действительно помогла смягчить последствия экономического кризиса 2008 года.
Кстати, многие эксперты, сравнивая события 1998-го и 2008-го годов, однозначно оценивали нынешний кризис как более серьезный, нежели тот, что случился в конце прошлого века. Однако социальные последствия на сей раз не были столь катастрофичными, как в 1998-м. Выходит, уроки выучены? Отчасти.
Огромные резервы, накопленные крупнейшими экономиками, помогли избежать катастрофических (а именно их и предсказывали многие эксперты) социальных последствий. Но нынешний кризис тем и коварен, что затронул не одну страну и даже не регион, а всю мировую экономику. Сколько он продлится и каковы перспективы экономической миросистемы - пока не знает никто. Совсем недавно эксперты говорили о прохождении «дна» и начале выздоровлении мировой экономики, а сегодня звучат прямо противоположные прогнозы. Видные экономисты и игроки финансового рынка предрекают новый виток спада. Буквально на днях специалисты Goldman Sachs выступили с заявлением (оно было разослано клиентам компании) о возможности новой рецессии в Соединенных Штатах. Начавшееся было восстановление американской экономики не поддержано потребительским спросом, без него компании не могут наращивать производство товаров и услуг, создавать рабочие места и т.д.
Промышленность буксует, и это в свою очередь заставляет потенциальных потребителей больше думать о сбережениях, нежели о потреблении. Раньше – в начале августа – с подобным предостережением выступил профессор Университета Нью-Йорка Нуриэль Рубини, известный как «человек, предсказавший кризис». Г-н Рубини опасается, что концу текущего года рост американской экономики практически захлебнется. Вероятность новой рецессии оценивается экономистами в 40-50%.
Главная неприятность для России заключается в том, что замедление роста в Америке на сей раз непременно отразится на экономиках Китая и Индии, что приведет к падению и без того завышенных цен на сырье. Тогда Россию ждут по-настоящему тяжелые времена. Ведь российские власти не извлекли самого главного урока: кризис 1998 года давал шанс изменить структуру экономики страны, но шанс этот не был использован.
Девальвация рубля способствовала оживлению внутреннего производства. Но это коснулось лишь нескольких отраслей. Наиболее удачливыми в этом отношении оказались «пищевка» и, пожалуй, связь. Иностранные инвестиции пошли лишь в те отрасли, где организация локального производства помогала сэкономить на таможенных и логистических издержках – та же «пищевка» и отверточная сборка автомобилей. Попытки наладить конкурентоспособное производство одежды или бытовой электроники захлебнулись под напором китайских конкурентов. В этих секторах издержки импортеров оказались ниже производственных издержек.
Вместо проведения новой индустриализации отечественная элита с начала 2000-х с замиранием сердца следила за ростом нефтяных цен, которому, казалось, не будет конца. Какая тут индустриализация, какие реформы! Вера в бесконечный рост мировой экономики, а значит, и в бесконечное удорожание ресурсов породила культ стабильности. Вот только наша экономика, как и 12 лет назад, беззащитна перед колебаниями мировой конъюнктуры.
Относительно легкая (но, возможно, временная) победа над кризисом 2008-2009 гг. породила опасную тенденцию – индустриальный сектор все больше утрачивает экономическую эффективность и играет социальную роль – обеспечение занятости населения. Залогом работы крупных предприятия и целых отраслей становится не повышение их конкурентоспособности, а государственная поддержка, по сути, перераспределение доходов из сырьевого сектора в несырьевой. В итоге, на сегодняшний день российская экономика не в меньшей степени, чем 12 лет назад, зависит от колебаний мировой конъюнктуры. Счастье, что маятник сырьевых цен до сих пор не качнулся столь же сильно, как в 1998-м.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
