В середине девяностых годов мне довелось побывать на Ближнем Востоке в разгар интифады. Мы стояли с коллегой на вершине холма, откуда открывался впечатляющий вид на окрестности, а рядом развевался флаг ООН с хорошо известными буквами «UN». «Знаешь, как здесь расшифровывают эту аббревиатуру? - спросил мой спутник с невеселой усмешкой. -United Nothing (объединенное ничто)». Применительно к ситуации звучало злободневно и разочаровывающе.
Введение Евросоюзом дополнительных санкций в обход уже принятых Советом Безопасности решений будет иметь много непредсказуемых последствий, и не только для Ирана. ООН сегодня, как бы кто ни относился к этой организации, - наиболее представительная и единственная политическая площадка, где может быть услышан голос государств с разной политической культурой и уровнем развития. Односторонность действий США и Европы - для многих стран сигнал о том, что ООН хотят превратить в United Nothing.
Барак Обама пришел в Белый дом в момент, когда имидж США за рубежом упал до самой низкой точки отсчета со времен войны во Вьетнаме. Президент успел немало сделать, чтобы вывести США из ощутимой изоляции и молчаливого отчуждения даже со стороны союзников. Односторонние санкции против Ирака стали первым шагом к отступлению Вашингтона от «нового курса», опирающегося на многовекторность и «мягкую силу» в решении сложных внешнеполитических вопросов. Нужно ли говорить, что Европейский союз лишь послушно последовал за США под завесой аргументации - «санкции лучше войны».
Как ни гротескно выглядит заявление Фиделя Кастро о неизбежности ядерной войны в связи с иранским кризисом, следует обратить внимание на его призыв к странам Латинской Америки проявить солидарные усилия перед лицом подобной угрозы. И его слова найдут себе почву среди не таких уж малочисленных сторонников «кастрочавизма» и национально ориентированных элит не только в пределах американского континента.
В мае Бразилия и Турция, целый ряд стран, включая Францию, одобрили Тегеранское соглашение об обмене низкообогащенного урана на необходимое для иранской программы топливо на территории Турции. Собственно, такой механизм контроля предлагала Россия, и он был одобрен «Венской группой», в которую, помимо России, входят Франция, США и МАГАТЭ. В Вашингтоне отвергли возможность подобного соглашения, к разочарованию мирового сообщества, уставшего от нерешенности иранской проблемы.
Известно, как долго добивались в Вашингтоне согласия Москвы и Пекина на одобрение санкций против Ирана в Совете Безопасности. Теперь, сыграв в эффект матрешки, когда меньшие по последствиям санкции ООН целиком помещаются в бо́льшие односторонние, не так-то просто будет найти консенсус со своими партнерами по Совету Безопасности.
Наконец, откровенное и наступательное лоббирование Израилем антииранской темы естественным образом консолидирует мусульманский мир вокруг Тегерана.
С экономической точки зрения введение санкций, которые никогда не были эффективными и в благополучные годы, в условиях кризиса выглядят тем большим анахронизмом. Во время холодной войны запрет на поставку нефтегазового оборудования был введен в отношении Советского Союза, в результате были разработаны собственные технологии, а помощь со стороны третьих стран свела эффект санкций практически к нулю.
Предполагаемый запрет на участие европейских компаний в ряде отраслей иранской промышленности, включая нефтегазовую, приведет не только к сиюминутным, но и долгосрочным потерям, закрывая для них энергетический рынок этой страны. Благодаря уходу из газового месторождения «Южный Парс» ведущих мировых компаний крупнейший китайский инвестор «China National Petroleum» сумел укрепить свои позиции, превратив их в монопольные.
Недавний визит министра российской энергетики в Иран был, по сути, демонстрацией того, что Россия ни при каких санкциях не собирается прерывать взаимовыгодных отношений с Ираном. По мнению президента «Союзнефтегаза» Юрия Шафраника, иранский нефтегазовый рынок представляет несомненный интерес для российских энергетических компаний.
Правда, в Тегеране в последнее время преобладает мнение о том, что Иран служит разменной картой в российско-американских отношениях. Учитывая сложность иранского политического менталитета, российской дипломатии будет непросто донести до Тегерана особую позицию Москвы. Россия категорически отвергает практику односторонних дополнительных санкций. К тому же очевидны неприемлемые попытки подорвать основу экономики Ирана, вызвать недовольство населения и таким образом вмешаться во внутриполитические процессы в Иране с непредсказуемыми последствиями.
Вместе с тем Россия ожидает от Ирана максимальной прозрачности своей ядерной программы перед МАГАТЭ, в ее интересы не входит обладание Тегераном ядерным оружием. Этим летом на встрече с молодыми дипломатами стран СНГ, Европы и Китая один из российских участников заметил: «Давайте не будем забывать, что любой удар по Палестине - это угроза разрушения христианских святынь. Мы что, готовы рисковать Гробом Господним или Вифлеемом?»
На Востоке политическая риторика в отличие от западной в гораздо меньшей степени риторика. Если Иран в результате нажима замкнется в себе, то, скорее всего, укрепятся не демократические, а радикально-исламистские настроения. В перспективе разрыв отношений с внешним миром и прекращение какого-либо диалога на тему «ядерной программы» могут привести к войне. Увы, предсказания Кастро не так уж фантастичны…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
