Константин Богданов, для РИА Новости.
26 июля 2000 года российский космический модуль «Звезда», выведенный на орбиту двумя неделями ранее, успешно пристыковался к паре других модулей: американскому Unity и российской же «Заре». Именно с этого момента — ввода в строй жилого модуля с основными элементами систем жизнеобеспечения — ведется отсчет начала работы Международной космической станции, несмотря на то, что первая экспедиция отправилась на нее лишь в ноябре того же самого 2000 года.
Итак, международный наследник станции «Мир» висит на орбите уже десять лет. Научные модули станции — американский от НАСА, европейский от ЕКА и японский от JAXA — опираются на инфраструктурные блоки, развернутые Роскосмосом. За все время в станцию совместными усилиями вкачали чудовищные деньги — почти полтораста миллиардов долларов. В западной критике МКС этот пункт всегда занимал первое место: а стоят ли научные программы этих затрат?
Особняком стоит озабоченность, которую в связи с МКС испытывает российское космическое сообщество. Публичный анализ российского космического наследия вообще дело неблагодарное. Успехи принято то топить в луже, то воздвигать на такие высокие пьедесталы, что снизу не всегда и разберешь, кому или чему именно монумент поставлен. Но — внушает. Еще охотнее говорят о том, чего не было — но ведь могло быть, правда? И, наконец, есть еще МКС. Последнее, на что пока хватило отечественного космического комплекса — это соорудить становой хребет международной орбитальной станции. И эту задачу он выполнил — без шуток — блестяще.
Однако иногда складывается впечатление, что Роскосмос выступает чем-то вроде «грузотранспортной компании» для иностранных космических агентств. Модули российского сегмента в основном используются в качестве складов и элементов инфраструктуры станции (в первую очередь надо вспомнить «Звезду» как центральную систему жизнеобеспечения). Есть проблемы и поменьше с технической точки зрения, но весьма болезненные для российского самолюбия: достаточно напомнить, что, к примеру, модуль «Заря» построен и выведен на деньги НАСА, и с формально-юридической точки зрения до сих пор принадлежит Соединенным Штатам. Невеликая трудность, но в ней концентрированно отразилась вся неустроенность отечественного орбитального хозяйства в постсоветский период. В эпоху безденежья и пренебрежения властей к развитию космонавтики Россия все-таки смогла внести солидный вклад в создание МКС. В современных условиях наша страна вполне может позволить себе и собственную орбитальную станцию, наследницу «Мира». Да вот только что мы с ней будем делать?
Зимой этого года потерпел «катастрофу развертывания» американский космический проект «Созвездие». Амбициозная и эклектичная программа тотального обновления линейки космических аппаратов и ракет-носителей, ставившая целью возвращение американцев на Луну и — в отдаленной перспективе, но тем не менее — пилотируемый полет на Марс, была элегантно прихлопнута администрацией Обамы. Сразу после этого сроки эксплуатации американского сегмента МКС были продлены с 2015 до 2020 года, и вместе с этим (если называть вещи своими именами) на пять лет увеличился и срок эксплуатации всей станции.
Трудно сказать, хорошо это или плохо для отечественного космического сектора. По существующим планам, уже к 2015-2016 годам российский сегмент должен был быть, с одной стороны, обновлен, а с другой стороны — дополнен собственным научным модулем (с 2012 года). В частности, планируется вывести на орбиту новый модуль жизнеобеспечения взамен «Звезды». Одним из возможных результатов такой модернизации предполагалась (в случае принятия решения о ликвидации МКС) расстыковка российского сегмента с остальными модулями и формирование новой, уже чисто отечественной орбитальной станции, о технической и финансовой возможности развертывания которой уже было сказано выше.
Однако явно проговоренное продление сроков использования станции американцами играет на консервацию сложившегося положения, в котором Россия исполняет на станции роль «энергетической сверхдержавы жизнеобеспечения», уступая НАСА, ЕКА и JAXA позиции лидеров в проведении научных исследований в космосе. Одновременно с этим Россия лишается еще одного стимула к созданию собственной орбитальной станции, нагруженной исключительно отечественными исследовательскими задачами.
Главная российская проблема, связанная с МКС, — не в неспособности Роскосмоса обеспечить развертывание новых базовых модулей орбитальной станции. Этот-то пункт программы будет исполнен с очень высокой вероятностью, пусть и с некоторым затягиванием сроков. Ее суть — в исключительной скудости отечественного заказа на проведение орбитальных исследований и реализации смежных программ. Даже то научное оборудование, которое сейчас используется на российском сегменте (напомним: своего исследовательского модуля отечественный сегмент станции не имеет, он появится в лучшем случае через два года), в изрядной своей части задействовано для выполнения т.н. «контрактных задач», то есть фактически работает «на экспорт», а не на внутреннего потребителя.
Какими же задачами, в таком разрезе, будет заниматься целая орбитальная станция, пусть гипотетическая, кроме поддержания инфраструктуры полетов кораблей «Союз» и «Прогресс» (или финансирования планируемых на их место платформ, неважно каково их дежурное название в этом бюджетном периоде — «Клипер», ППТС)? И не слишком ли это будет дорого — держать на орбите флаг просто потому, что мы «тоже космическая держава»?
Российскому космосу остро необходима полномасштабная цельная программа развития, увязывающая все основные ветви: пилотируемую космонавтику и автоматы, орбитальные и межпланетные полеты, исследования, производство и строительство вне Земли, всю линейку средств выведения. МКС в ключе такой программы может выступать как один из элементов — важных, конечно же, как и любая задача международного сотрудничества в космосе, но не ключевых.
Международная станция отыграла свою роль: десять лет позволяла загружать наш космический сектор производственными, конструкторскими, пусковыми и исследовательскими задачами, чтобы максимально смягчить последствия технологической и кадровой деградации отрасли, неизбежной в условиях свертывания финансирования и разрыва технологических цепочек. МКС останется на орбите еще как минимум десять лет — она нужна исследователям, она нужна политикам. Как знать, возможно, со временем ее сменит и новый совместный проект с российским участием. Но, чтобы не остаться на пожизненной (что тоже, кстати, сомнительно) роли «сервисного инженера» для иностранных космических агентств, российскому космосу придется покинуть свое уютное орбитальное убежище и начать заниматься собственными программами космических полетов.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
