России необходимо применять ювенальные технологии и ввести должность вице-премьера по семейной политике, который займется всеми вопросами, возникающими при усыновлении детей, помощью российским семьям, профилактикой детской преступности и предоставлением реабилитации маленьким жертвам преступлений. Об этом в интервью РИА Новости рассказала член Общественной палаты РФ, председатель правления правозащитного общественного движения "Сопротивление" Ольга Костина.
- Внимание российской общественности в последнее время приковано к громким случаям, когда приемные родители-иностранцы жестоко обращались с усыновленными из России детьми. Но ведь и в наших приемных семьях ситуация обстоит не так благополучно, вспомнить хотя бы историю Глеба Агеева. Есть ли данные, статистика по жестокому обращению с детьми в российских приемных семьях?
- К сожалению, мы не знаем, что происходит с детьми у нас в стране, как они живут у приемных родителей, да и в обычных семьях. За постперестроечный период система контроля за возможным насилием в семье была разрушена, а на ее месте ничего не построили. Мы уходили от тоталитарного режима, стремились к гуманизации, прошел процесс либерализации Уголовного кодекса. Этот так называемый "гуманизм" привел к тому, что мы вынуждены теперь бороться с его последствиями.
С 1990-х до 2000-х годов в стране количество преступлений на сексуальной почве против несовершеннолетних детей выросло в 20 раз, количество вовлечения в детскую порнографию - в 10 раз. При этом точных исследований не проводилось. При подсчете количества преступлений против детей сотрудниками правоохранительных органов не делается акцент, были ли дети убиты или изнасилованы родителем приемным или родным, или это сделал посторонний человек. В статистике пишут просто столько-то тысяч детей убито взрослыми, но кто эти взрослые, никто не уточняет. Поэтому мы не можем выделить домашнее насилие.
Наша страна в этом вопросе дошла до края лицемерия, как политического, так и социального - мы не хотим изучать эту тематику. Поэтому нам, конечно, веселей, проще и удобнее соорудить "политический туризм" - спасение наших приемных детей за рубежом. Этой проблемой, конечно, надо заниматься, но у нас и внутри страны проблемы.
Ни для кого уже не секрет, что усыновленных детей продают. Почему никто не говорит, что нам нужно разбираться с этой проблемой? Может, потому, что нам проще разбираться на международном уровне? Или мы боимся?
- Получается, что многие проблемы связаны с работой наших органов опеки и сопровождения?
- Да, у нас проблема с системой органов опеки. Должна быть система сопровождения семьи и сопровождения приемной семьи, а не система пополнения детских домов, как у нас. У нас детей продают. Нет как таковой системы отчетности по усыновленным детям. Система отчетности виртуальная: присылают в органы опеки фотографии и описывают жизнь ребенка в семье. Все. Но ведь с помощью Photoshop можно сделать любые фотографии. Почему никто из работников этой системы, имея в течение 15 лет случаи убийства усыновленных детей, не поставил вопрос о том, что в их работе что-то не так?
Вопрос даже не в деньгах - в год из бюджета выделяется примерно 5,2 миллиарда рублей на детей сирот. Не денег надо больше, а задачу надо менять, новые подходы к органам опеки искать, чтобы они помогали устраивать детей в семьи, работали с проблемными семьями. Как говорит мой коллега по общественной палате Борис Альтшуллер, у нас создана система "Россиротпрома", когда чиновникам выгоднее наполнять детьми детские дома и получать деньги на их содержание, а не устраивать детей в семьи - ведь в таком случае финансирование их ведомства может резко сократиться.
- Как вы относитесь к инициативе заключить договор по усыновлению детей между РФ и США?
- Хорошо отношусь к этому договору, но только не понимаю, как он будет работать. Одна сторона - США - имеет специальные инстанции, налаженную работу служб опеки, а мы как будем подписывать договор с нашей системой, когда детей продают? Не исправив систему, мы собираемся давать международные обязательства - но тогда мы их не будем выдерживать. Недавно у нас произошла еще одна история, когда приемные родители из США, усыновившие ребенка из России, заявили, что будут судиться с органами опеки, так как не знали, что у него есть серьезное заболевание. Они не хотят судиться с РФ, не отправляют ребенка обратно, но их обманули, и они подают в суд. Ведь они не были готовы к этому. Мы хотим заключить договор со страной, где есть пусть пробуксовывающая, но система, а у нас ничего нет.
- Как отличить, происходит ли в семье насилие или был просто конфликт между родителем и ребенком, как это бывает в каждой семье?
- У нас есть 156 статья "О ненадлежащем исполнении родительских обязанностей, сопряженных с жестоким обращении с ребенком". Но следователи сами не знают, как быть с этой статьей - в ней не прописано, как отличить подзатыльник от насилия. Бывает, ребенок "довел" родителей своим поведением - мама дала подзатыльник. А экспертов, кто бы определил, насилие ли это, нет. Опасность в том, что этой непрописанностью закона пользуются насильники и педофилы.
Нам нужна профессиональная система, в которой будут работать детские психологи, способные, поговорив с ребенком, определить, какая обстановка в семье. Это элемент ювенальной технологии, но не ювенальная юстиция. Это профессиональная система, которая поможет вытащить ребенка из беды, если он жертва или если попал в криминальную структуру.
У нас многие выступают против ювенальной юстиции, но надо понимать, что это набор некоторых методов, которые каждая страна себе подбирает сама. В ряде стран есть механизмы ювенальной юстиции, которых так опасается наша общественность. Например, в Австрии ребенок может заявить на родителей в полицию. Но есть одна важная вещь: ребенок может придти в полицию и рассказать про жестокое обращение, но ему разъясняют, что если он это говорит потому, что мама не дала ему денег или папа шлепнул, то он будет нести ответственность за эти слова. Это форма правового просвещения ребенка и раннего выявления возможного неблагополучия в семье. В дом приходят специалисты, которые способны прояснить ситуацию, а не отобрать немедленно ребенка.
Мы не обязаны вводить у себя эту систему - мы должны выработать для нашей страны приемлемые технологии в рамках действующего законодательства. Например, чтобы судебные показания ребенок давал в специальных условиях в сопровождении психотерапевта, не было жесткого перекрестного допроса.
Если кому-то не нравится слово "ювенальная", давайте назовем это "системой мер для обеспечения прохода детей через систему правосудия". Дети-жертвы преступлений вынуждены проходить по разным инстанциям и в деталях рассказывать все сначала следователю, потом в суде. Не у каждого взрослого психика может выдерживать такое, а тут дети. В Европе детей готовят к суду, судья в присутствии адвокатов разговаривает с ребенком вместе с психологом, потому что стоит важная задача - не доконать ребенка во время следствия.
- Может, стоит вернуть советскую систему, когда учителя знали все про своих учеников, заходили домой, чтобы узнать, как ребенок живет?
- В советское время учитель в школе был не просто педагогом, это был воспитатель. Учителя действительно знали почти все об учениках, кто их родители, кто с кем дружит. Еще была диспансеризация. Мы все в детстве ее не любили, но диспансеризация выявляла не только кто как видит, как слышит, учитывала количество прививок. Смотрели, нет ли синяков, нет ли ранней половой жизни, следов насилия. Был такой негласный мониторинг возможного криминала в семье. Этот набор нехитрых шагов можно сделать и сейчас.
- Не считаете ли вы нужным ужесточить наказание за преступления против детей?
- Я считаю, что условно-досрочное освобождение ни в коем случае не должно относиться к педофилам. У нас почему-то было сказано, что это конституционное право и его нельзя нарушать. Я бы давала таким преступникам пожизненное заключение, но наше общество так устроено, что пока мы не найдем еще пару десятков растерзанных детей, у нас не поменяется отношение к этим преступлениям.
Сейчас у нас даже нет базы по преступникам, которые совершали насильственные действия над детьми. Они отсидели, вышли - и все, никто не знает, где они, что делают. Сколько случаев, когда такой насильник отсидел, и его опять ловили на том же!
Надо создать базы данных, занести туда количество сидящих и выходящих из тюрьмы педофилов. Мы должны знать, куда он направится после «отсидки», предупредить детские, образовательные и медицинские учреждения о том, что такой-то человек выходит на свободу. Эта должна быть единая для всех база, чтоб, когда, например, берут на работу дворника в детсад, проверяли его по этой базе. Для этих граждан должен существовать запрет на определенные профессии, связанные с общением с детьми.
- Предоставляется ли какая-то психологическая помощь детям-жертвам преступлений?
- По реабилитации таких детей у нас вообще не ведется никакой работы. Стоит задача найти преступника, и после того, как его ловят, ребенком занимаются только родители. Никакой психологической помощи со стороны государства нет. У нас предлагают поставить ребенка на учет в психдиспансер, взять справку, что у него психические проблемы, но кто из родителей согласится на это?
Есть только общественные движения, которые занимаются психологической реабилитацией детей, но это должна быть государственная забота. Нужно предоставлять помощь со стороны государства. Самая большая задача - это психологическая помощь, которую в рамках реабилитации надо оказывать. Физические травмы заживают быстро, а что в голове творится после такой травмы - непонятно.
Нам нужен специальный орган, который бы занимался отечественным вариантом ювенальных технологий, проблемами пострадавших детей, профилактикой детской преступности в этой среде. Этот орган должен возглавлять вице-премьер посемейной политике. Это должен быть высокопоставленный госчиновник с действующими рычагами управления. Он же должен заниматься вопросами опеки, приемными проблемами семей и детей. Подчиняться он должен напрямую премьеру. В ведение вице-премьера по семейной политике также можно передать комиссии по делам несовершеннолетних, которые сейчас висят на шее МВД.
Мы думаем над тем, чтоб обратиться к премьеру с таким предложением.
- На какой стадии сейчас находится вопрос по созданию Центра розыска пропавших детей? Есть ли конкретные сроки, когда он будет работать в России?
- Я знаю, что в эти дни делегация Следственного комитета при прокуратуре РФ и неправительственные организации находится в Вашингтоне в Центре розыска детей. Там они изучают, как технически устроена работа центра. Глава СКП Александр Бастрыкин написал письмо президенту Медведеву с предложениями о том, как этот центр будет организован у нас, с нашими законами, предложениями государственно-частного партнерства. Будем ждать - надеюсь, к 1 июня какое-то решение созреет. Пока ничего конкретного по срокам сказать не могу.
По данным СКП, которые предоставила РИА Новости правозащитница, за 9 месяцев 2009 года в РФ было убито 518 детей, 3800 несовершеннолетних признаны потерпевшими. При этом 265 пострадавших детей - в возрасте до одного года, 290 - от года до пяти лет. Жертвами изнасилования стали 895 несовершеннолетних.
По неофициальным данным общественных организаций, более 800 тысяч детей в России страдают от разных видов насилия, более 10 тысяч - от сексуальных домогательств.
Более 6 миллионов несовершеннолетних находятся в социально неблагополучных условиях.
