Николай Троицкий, политический обозреватель РИА Новости.
Михаил Шолохов, 105 лет со дня рождения которого исполняется 24 мая, был единственным истинно советским писателем, удостоенным Нобелевской премии по литературе. О подлинности его авторства самой прославленной его книги - романа «Тихий дон» - до сих пор не утихают споры. В 60-е годы он активно участвовал в травле инакомыслящих собратьев по перу. И он же в своих произведениях рассказал страшную правду о Гражданской войне и коллективизации. К таким фигурам более всего подходят определения «противоречивый» и «неоднозначный».
К Шолохову как личности можно предъявлять претензии за его речи и выступления против Синявского и Даниэля, о которых он выразился следующим образом: «Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а «руководствуясь революционным правосознанием», ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!»
Времена были уже не сталинские, он мог бы и воздержаться от обличений, не рискуя жизнью. И писатель не был наивным юнцом, слепо верившим в правоту «дела партии» - слишком многого навидался и через многое прошел.
Но Шолохов-художник не заслуживает упрека. Мало кто еще со столь беспощадным реализмом показал все ужасы той эпохи, когда все подряд «руководствовались революционным правосознанием», и не только на войне, но и в мирное время, при раскулачивании. Показал с удивительным хладнокровием хирурга, не занимая никакой позиции. Да, конечно, его возвели в сан официального писателя, и когда проходили в школах или писали статьи о его творчестве, всякий раз подчеркивали, что он на стороне красных, большевиков и советской власти. Но при внимательном, непредвзятом прочтении выясняется, что это иллюзия, что это не следует напрямую из текста, что за автора додумали и сделали вывод. А он, по понятным причинам, не возражал.
Совершенно верно охарактеризовал Шолохова финский писатель Мартти Ларни: «Его дар художника, можно, собственно, определить как любовь к суетному и милому земному странствию человека, с его самосознанием и страстями, с его радостью и горем, чувственной любовью, честолюбием и гордостью. Его увлекает зрелище жизни во всей его мощи и полноте. Передавая самые потрясающие картины, его голос рассказчика не дрогнет. Он сохраняет удивительное равновесие, твердость и как бы беспристрастную объективность. Он принимает действительность без условий и оговорок».
Именно так: «его голос рассказчика не дрогнет». Шолохов – писатель, правдивый до жестокости. В одном из «Донских рассказов» сын расстреливает родную мать, работающую на белых, в другом - сын отправляет на расстрел отца, оказавшегося по другую сторону «линии фронта». В «Поднятой целине» Яков Островнов морит голодом до смерти свою мать, чтобы она случайно не выдала властям его сообщников. Макар Нагульнов кричит на своего товарища: «Как служишь революции? Жа-ле-е-ешь? Да я... тысячи станови зараз дедов, детишков, баб... Да скажи мне, что надо их в распыл... Для революции надо... Я их из пулемета... всех порежу!» И это не просто слова.
Шолохов не щадит ни красных, ни белых, ни кулаков, ни «твердокаменных» коммунистов. Дрожь берет от сцен стихийного раскулачивания, когда людей вышвыривают из собственных домов только за то, что они умели работать и стали слишком зажиточными, а голытьба накидывается на их добро, грабит, растаскивает, мародерствует.
Писатель прямо не высказывает своего сочувствия или осуждения, это не дело художника, он беспристрастен. Нам долго вбивали в голову, будто Давыдов или Нагульнов - «положительные» герои. На самом деле, они не положительные и не отрицательные. Они - живые люди, жестокость у них в крови. Как и у врагов советской власти. Такое было время. У людей после братоубийственной Гражданской войны «зачерствела душа» и жизнь человеческая потеряла цену.
«Поднятую целину» Шолохов писал уже после бурных перипетий с «Тихим доном». Этот роман бдительные критики сначала называли «вражеским» и «кулацким». Он был опубликован чудом, по личному распоряжению Сталина. Вождь любил иногда совершать такие эксцентричные поступки. Точно так же он поступил с пьесой Булгакова «Дни Турбиных», неприкрыто белогвардейской и антисоветской, если уж называть вещи своими именами. А после Великой Отечественной наградил Сталинской премией Виктора Некрасова за повесть «В окопах Сталинграда», полную страшной окопной правды.
Трудно сказать, что двигало генсеком. Может быть, он хотел таким образом поставить настоящих больших писателей - а в литературе он разбирался неплохо - на службу своему режиму. И у него это иногда получалось. В 30-е годы фамилия Шолохова (как, например, и Пастернака) регулярно фигурировала в списках «врагов народа», но неизменно вычеркивалась по высочайшему распоряжению. В 1942 Сталин устроил личную встречу с писателем и «заказал» ему роман о Великой Отечественной, такой же, как «Тихий дон». Шолохов пытался, но так и не выполнил заказа.
Он вообще написал очень мало. В том числе и на этом основывались сомнения в его авторстве великого романа. Дескать, в юном возрасте создал такую эпопею, а потом больше ничего и близкого по силе и грандиозности не смог написать. Впрочем, решительно непонятно, почему сформировалось мнение, будто между «Тихим доном» и другими книгами Шолохова лежит пропасть в художественном отношении? Видимо, потому, что ни «Донских рассказов», ни «Поднятой целины» толком не читали, а именно что «проходили». Аура официоза вокруг самой фамилии писателя вызывала отторжение.
А литературный дар Шолохова со временем угасал. Вторая часть «Поднятой целины», завершенная после войны, слабее первой. Его последний рассказ «Судьба человека», написанный в 1956 году, заметно отличается от всего творчества. В нем слишком много назидательности и сентиментальности, и нет уже прежней беспристрастности. Затупился холодный скальпель, которым писатель в молодости препарировал своих героев, создавая полнокровные художественные образы. И он прекратил писать. Стал типичным литературным чиновником, сановным громовержцем, готовым вытаптывать все живые литературные всходы, травить все новое нестандартное, не укладывающееся в жесткие рамки линии партии.
Шолохов превратился в живой памятник самому себе. Хотя памятник он заслужил - за то, что успел создать в пору расцвета.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
