В семье Зураба Соткилавы любого гостя принято встречать с кавказским радушием: "сначала за стол, уже потом – дела". Дом "русского Паваротти" – полная чаша: тепло, уютно, всего в достатке, но без лишнего пафоса и роскоши. Сразу и не скажешь, что здесь живет тенор мировой величины.
Иногда скромные запросы певца становятся темой для анекдотов. Ходит байка, например, как однажды Соткилава обнаружил на лобовом стекле своего автомобиля "Ока" записку следующего содержания: "Зураб, не позорь нацию. Грузины". Впрочем, это лишь шутка.
Зураб – гордость нации, и не только грузинской: фамилия "Соткилава" с одного из грузинских диалектов переводится как "способный человек".
- Правда ли, что Вы могли стать вовсе не певцом, а известным футболистом или хирургом?
- Как ни странно, мой путь к сцене начался на стадионе в Тбилиси. После окончания школы 1955 году меня пригласили играть за клуб "Динамо". Я помог достать билеты на футбол профессору тбилисской консерватории Николаю Бокучава, а это в то время было сделать очень трудно. В мои школьные годы он присутствовал на прослушивании в музыкальном училище. После нашей встречи на стадионе Бокучава пригласил меня на занятия к себе в консерваторию.
- Как удавалось совмещать профессиональные занятия спортом и музыкой?
- Пением приходилось заниматься между футбольными тренировками и играми. Впрочем, учился я хорошо и появились первые успехи. В 1959 году я получил травму и продолжать играть в футбол не смог. Тогда решил посвятить себя пению полностью. Однако, я по-прежнему еще не очень серьезно относился к пению. Перелом наступил в 1962 году, когда я твердо решил, что хочу стать тенором. В то время мы серьезно поссорились с Бокучава, который, можно сказать, буквально затащил меня в консерваторию. Но, на мое счастье, я попал к другому великому певцу и педагогу, Давиду Оргуладзе. Это произошло 11 декабря, и этот день Оргуладзе называл днем моего рождения как тенора.
- Пением приходилось заниматься между футбольными тренировками и играми. Впрочем, учился я хорошо и появились первые успехи. В 1959 году я получил травму и продолжать играть в футбол не смог. Тогда решил посвятить себя пению полностью. Однако, я по-прежнему еще не очень серьезно относился к пению. Перелом наступил в 1962 году, когда я твердо решил, что хочу стать тенором. В то время мы серьезно поссорились с Бокучава, который, можно сказать, буквально затащил меня в консерваторию. Но, на мое счастье, я попал к другому великому певцу и педагогу, Давиду Оргуладзе. Это произошло 11 декабря, и этот день Оргуладзе называл днем моего рождения как тенора.
- Помните ли Вы момент славы, когда Вас начали узнавать на улице? Когда почувствовали себя знаменитым?
- Это был где-то конец 70-х годов. К тому времени я уже очень много и долго пел. По телевизору шла передача, в которой выступал Утесов. У него спросили, кто, на его взгляд, лучший певец в Союзе. И вдруг он на всю страну называет мою фамилию и говорит, что именно я его любимый певец. Тогда было много очень популярных артистов. Я почти неизвестен был. После этого заявления Утесова буквально на второй день посыпались звонки, приглашения. Все начали мной интересоваться, спрашивать: кто такой, откуда, приглашать на телевидение.
- Мешала ли популярность строить семью, воспитывать детей?
- Спросите любого человека, у которого есть семья, и при этом он чем-то по жизни занимается, и вам ответят, что семья только помогает.
Для меня семья всегда была опорой. Дети - это моя любовь. Я отводил душу с ними.
А моя жена сделала все для того, чтобы я как можно лучше выступал. Она фактически в жертву принесла себя, свою карьеру. И это несмотря на то, что сама окончила консерваторию с красным дипломом. Она первое время работала, а потом, когда появилась первая девочка, перестала. А затем родилась вторая дочь. Да и я - тоже не "конфетка": надо смотреть за мной, чтобы я всегда был готов к спектаклям, выступлениям и чтобы мне ничего не мешало.
- Что для Вас пение?
- Я кроме пения ничего не умею. Абсолютно бездарный. Если я петь не буду - жить не смогу. Это как кислород, как пища для меня. Для меня азарт, страсть, экспрессия, отдача, творчество – все в пении. Хотя, на самом деле, это очень рутинное занятие и тяжелый жестокий труд. Так не бывает, чтобы сегодня попел, а послезавтра продолжишь так же спокойно, без тренировки. Нет, послезавтра надо возвращаться в начало: опять гаммы, распевки, пробы, резонаторы дыхания. Рутинная работа, страшная работа. И если ты это не любишь, если пение не является твоей страстью, то лучше этим делом не заниматься.
