Анатолий Королев, писатель, член русского Пен-Клуба, специально для РИА Новости.
Эдуард Хиль был, пожалуй, самым знаменитым и легендарным певцом советской эстрады, королем оптимизма, любимчиком власти и всех филармоний страны. Почему именно он взошел на вершину Олимпа? У него была харизма. Симпатяга, улыбка Гагарина во весь рот, мягкий баритон, раскованность, стильность, он излучал в публику мужество и одновременно порхал по сцене как балерина.
И главное - вся эта эстрадная легкость была на самом деле посажена на железный каркас консерваторской оперной выучки. Его голос поставил сам легендарный маэстро московской консерватории Иван Иванович Плешаков, который доводил вокал до состояния отлаженной идеальной машины. После школы Плешакова певец мог петь до ста лет без проблем с голосовыми связками. То есть за улыбчивым парнем с микрофоном в руке скрывалась система, рассчитанная на два оперных действия, которая легко справлялась с эстрадным репертуаром любой сложности, где самая длинная песня – не больше пяти минут.
Кроме оперной выучки у Хиля была за плечами школа советского выживания: в годы войны мальчуган оказался на несколько лет сиротой.
Когда мать отыскала сына в детском доме на станции Беково в Пензенской области, мальчик был в состоянии глубокой дистрофии. Кожа да кости. От голода он был так слаб, что идти нормальным шагом уже не мог, и мать до станции несла его на руках. Когда, рыдая, она показала ему конфеты, которые привезла в подарок, он только прошептал: «а хлеб у тебя есть?».
С таким прошлым Эдуард Хиль воспринимал тогдашнюю нашу жизнь с хрущевками, крошечным туалетом и ванной, с магазинами без талонов и карточек, где есть французские булочки в булочных и молоко в молочных (правда, нет мяса в мясных) как сплошное разливанное счастье - и искренне заливался соловьем радости с всесоюзной эстрады. Бывший голодный мальчик был искренне счастлив и, воспевая сытость, до слез умилял наших партайгенносе, которые обожали Хиля. Он воплощал на сцене превосходство советского образа жизни.
К этим штрихам успеха нужно, пожалуй, добавить и тот факт, что Хиль изначально пришел в эстраду как консерваторский выученик, то есть без внутреннего уважения к эстраде, он пел без дрожи в коленках, с точки зрения певца как бы слегка халтурил, ему все было слишком легко. Например, даже обожая Клавдию Шульженко, вспоминая, как однажды забрался по блату в суфлерскую будку, чтобы увидеть и услышать певицу и как он порой кончиками пальцев прикасался к краю ее длинного платья на подиуме, Хиль всегда отмечал про себя контраст между умением царить и откровенно слабым голосом великой эстрадной дивы.
Вот где ключ к успеху Эдуарда Хиля – он стал первым советским шансонье. А шансон - это особая форма существования на сцене и в жизни и лучше всех этот тип публичного поведения отшлифовали французы. Великие шансонье прошлого века во главе с Эдит Пиаф доказали, что страсть важнее силы, а обаяние лучше красоты, что голоса можно вообще не иметь, можно петь хрипом, как Жак Брель, или шептать как Жорж Брассанс, можно просто свистеть, как Ив Монтан, а можно даже и вовсе не петь, а подпевать и разговаривать с залом, как молодой Шарль Азнавур и вполне допустимо даже просто молчать, как это получалось у той же Эдит Пиаф. Молчать, чтобы зал разрыдался.
Этот стиль рождался, увы, в публичных домах на Пляс Пигаль, его пластику воспели художники-импрессионисты, а Эдуард Мане уложил шлюху Олимпию на ложе богини, и что же – сегодня она украшение Лувра.… Это небольшое отступление помогает нам лучше понять феномен советской эстрады, где в первый ряд выходили певцы, умеющие показать товар лицом (советской власти), лечь под заказ и продать его дороже.
Эдуард Хиль был лучшим публичным товаром советской эстрады: веселый сентиментальный блондин, танцор с микрофоном, задушевный плейбой, который превращал в золото все, чего касался его харизматический голос: «Не плачь, девчонка», «Голубые города», «Как хорошо быть генералом», «Лесорубы», «С чего начинается Родина?», «Как провожают пароходы»…
Между прочим, когда рухнул Советский Союз и «Титаник» перевернулся, подняв наверх все, что таилось на дне жизни, Эдуард Хиль сумел показать уникальную выживаемость – он оказался в Париже, где стал петь в популярном среди эмигрантов ресторане «Распутин», и вновь попал в масть. Тут как раз на образ обнищавшей звезды заработал и его немолодой возраст, и его вчерашняя слава, и обаяние русского шансонье, которому по пояс любая беда. «Это опасный район», - говорит певцу французский ажан, увидев белого полуночника в арабском квартале Парижа. «А я русский», - беззаботно отвечает певец… «А, - кивает полисмен, - тогда ладно». Кто такой русский на Западе, господа? Русский – это черный, только похожий на белого.
Эдуард Хиль - звезда из этого же ряда.
Сегодня ему 75. И он, судя по всему, бодр и здоров. В своем интервью, данном пять лет назад в дни своего семидесятилетия, Хиль вновь демонстрировал неиссякаемый оптимизм военного мальчика, который счастливо пережил войну.
На все вопросы интервьюера о том, каково это - жить после такого успеха, как выживать на пенсию в две тысячи рублей, почему звезду не видно на экранах ТВ в разных шоу и т.д. и т.п., - Эдуард Анатольевич только отшучивается: главное не эти мелочи быта, главное в том, что сын тоже поет и есть внук, какие там шоу! У него мир с женой, с которой певец счастлив почти 50 лет, она любит пельмени, а он - кашу из тыквы, зато как его принимали в Израиле, весь зал подпевал…
Что ж, певец не лукавит.
Любимец советской публики он стал любимцем сегодняшней эмиграции. Там все советское на ура. Там, в магазинчиках русской еды, все еще продается астраханская селедка в круглых банках, туда везут самолетами из Москвы черный бородинский хлеб, там в цене все черное: черные соленые грузди, черный пористый шоколад фабрики «Красный Октябрь», русское эскимо на палочке, там в цене царская стерлядь, бриллианты от Фаберже, черная икра и... в этом же элитном ряду и легендарный Эдуард Хиль, король советской эстрады.
Что ж, судьба до сих пор носит на руках своего любимца, как несла его когда-то родная мать, не замечая, что мальчик славы давно постарел и поседел.
Только мой компьютер упрямо подчеркивает красной чертой имя «ХИЛЬ» и показывает в сноске: «нет в словаре»…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
