Зураб Церетели не так давно создал скульптуру «Александр Солженицын». Она выставляется в его галерее. Однако пока у РИА Новости не было возможности сделать фото этой необычной скульптуры, поскольку ее еще не видела вдова Александра Исаевича – Наталья Солженицына.
Представляем эссе о новой работе Зураба Церетели. Автор - Андрей Андреевич Золотов-старший, профессор, член-корреспондент Российской академии художеств, заслуженный деятель искусств России, советник главного редактора РИА Новости.
«Александр Солженицын» (2009) – совсем новая работа Зураба Церетели. В залах Галереи искусств на Пречистенке, 19 она появилась в нынешнем мае - начале июня, и в тишине, без специальной публичной церемонии составила свой круг со скульптурными воплощениями Мстислава Ростроповича, Дмитрия Шостаковича, многофигурной композицией, обращенной к семье Николая II в последний миг жизни...
Очевидно, что художник работал в состоянии непосредственного переживания утраты (Александр Исаевич скончался 3 августа 2008 года) и нахлынувших чувств-размышлений о солженицынской миссии на земле.
Это образ писателя. Портретное угадывание выразительно до яви. Но это образ. Будто взнесенная на колокольню живая мощь. Вытянутое тело и голова соотнесены в условносимволическом ключе. Здесь снова, подобно «Шостаковичу», масштаб скульптуры проявляет масштаб личности, масштаб деятельности, масштаб влияния героя на жизнь общества и множества отдельных людей в России и за ее пределами.
Солженицын - личность уникальная и до конца конечно же сегодня не осознанная. Скульптор почувствовал Солженицына-проповедника.
В окрыленно-сосредоточенной фигуре внутренняя мощь и внутренний импульс идти к людям со Словом – убеждающим словом. Миссионер и борец.
В скульптурном образе Солженицына – обнаженность, характеризующая масштаб чувствований героя, обнаженность искренности, смелость и сознание долга перед Россией.
Пластически выразительно решены руки – мощный острый угол, распростертые кисти рук: в них определяющее весь строй образа состояние – устремленность и мощное напряжение, ораторский и молитвенный жест человека, исполненного духовной силы. В этой фигуре гордость, достоинство и пламенность. Пламенность, свойственную Солженицыну, мне кажется, удалось выразить скульптору. Говорящие руки ассоциативно напоминают о содержательном дирижерском жесте Мравинского. Герой не руководит людьми – он внушает определенную музыку своей мысли.
Обнаженность чувств, нервность выражены через тонкость очертаний фигуры и через одеяние. Не очень понятно, в какое условное одеяние одет, обернут герой. Это нечто, похожее на подрясник, нечто длинное до полу, какое-то тонкое рубище, растворяющееся в самое тело. Не обнаженный человек, но обнаженная душа. Одеяние лишь прикрывает тело и символизирует обнаженность души. Одеяние трактовано как колокол. Все подчинено высказываемому звучащему слову, мысли - и руки, и гордая голова, до которой еще глазом надо дотянуться – так высоко она поставлена, так высока мысль этого человека, его талант, его дар.
Это фигура Художника - художника - проповедника, художника-мыслителя, художника духовного склада. Солженицын узнаваем при всей условности пластического решения. Мы не сосредотачиваемся на возрасте персонажа. Да, это Солженицын последних лет: не очень длинная, почти остроконечная борода; на висках залысины, огромный лоб. Все, как было в последние годы (вспомним не столь многочисленные выступления Александра Исаевича по телевидению). Он словно обращается к нам с последним словом, надеясь, что мы его расслышим.
Есть в этой фигуре, при всей психологической мощи и напоре – легкость. Эта легкость несет в себе и порывистость, и устремленность, полетность. Это образ человека, жизнь которого прошла в полете. Свою окрыленность он ощущал как дар, как высокое предназначение. И мы можем почувствовать это при взгляде на Александра Солженицына, воплощенного в вечном материале.
Стоило появиться этой работе в галерее Зураба Церетели, как все наполнилось здесь новой энергией. Новые отношения угадываются здесь сегодня между героями: гармоничным, безо всякой взнервленности Шостаковичем; Ростроповичем, что застыл над онемевшей виолончелью с воздетым смычком в воспоминании о звуке; и семьей последнего российского императора - все с грозно закрытыми глазами.
Скульптура Солженицына, созданная Церетели, внесла новую ноту мудрой печали в осознание нашей вины и ответственности за жизнь страны.
В Солженицыне не было политиканства. Его убеждения и суждения выстраивались и уточнялись в течение жизни. Но сама его жизнь оказалось исключительно цельной. Ощущение цельности внутреннего мира Художника, мыслителя, проповедника в последнем порыве к людям, нынешним и будущим, запечатлелось в скульптурном образе большого русского писателя и исторического русского деятеля.
