Анатолий Королев, писатель, член русского Пен-клуба, для РИА Новости.
Настоящее имя Анны Ахматовой, чье 120-летие со дня рождения отмечает русская культура, – Горенко. Именно под этим именем она опубликовала свои первые стихи. Но отец поэтессы, человек строгих принципов, отставной морской инженер, запретил дочери использовать эту фамилию. Анна решила вооружить свои стихи новым именем, взятым уже от прабабки. Под ним – Анна Ахматова – она и вошла в историю русской и мировой поэзии.
Ее первые стихи были пронизаны нотой отчаяния. Она думала, что скоро умрет: ее две родные сестры были больны туберкулезом. В начале прошлого века туберкулез был неизлечим, и ее сестры, действительно, вскоре умерли одна за другой. Но провидение хранило черный бриллиант ахматовской судьбы и придало ему исключительную прочность и дивную огранку.
Новым знаком победы над участью стал ее первый муж, поэт Серебряного века Николай Гумилев. Юная дева поразила воображение стихотворца. Гумилев был страстно увлечен и завоевывал ее сердце с отвагой настоящего рыцаря. Между тем, он был самым модным поэтом того времени и уже заслонял Блока. Любитель африканской охоты, убийца антилоп, львов и гиен пал к ногам Анны и после женитьбы ввел дебютантку в круг петербургской элиты. И что же! Она сразу же отодвинула Гумилева на второй план и сама стала соперничать с Блоком.
Удивительный образ восточной красавицы с легкой горбинкой на носу, с фигурой балерины, с царственными манерами заворожил тогдашний Петербург. Ее портрет написали один за другим эстет Альтман, православный кубист Петров-Водкин, ревнивая к дамской славе Серебрякова и формалист Тышлер.
Ахматова спокойно примерила царский венец.
Быть королевой, поэтом поэтов, жрицей вкусов, победительницей мужских сердец ей было намного желаннее, чем быть просто супругой, матерью, домохозяйкой. Гумилев оказался в смешном положении поклонника собственной жены. Приехав с ним в 1910 году в Париж, Ахматова открыто увлеклась художником Модильяни. Этот короткий роман дошел до нас только в нескольких отражениях - рисунках обнаженной Анны, исполненных молниеносной рукой.
Что ж, Ахматова сознательно рисковала своей репутацией, чтобы доказать право женщины на свободу от всяческих уз; в эпоху ар-нуво это считалось модным и современным.
Полвека спустя тень этой позы упадет на партийное постановление 1946 года, осуждающее творчество Зощенко и Ахматовой, где ей припомнят прошлое, в котором она была «то ли монахиней, то ли блудницей».
Рождение в 1912 году сына Льва Гумилева стало проблемой. Позднее сын (по-ахматовски) не щадил Анну Андреевну и публично называл ее плохой матерью, и она была с этим согласна. Для поэта, живущего волнениями духа, было всегда трудно проживать обычные чувства, вот почему в конце жизни Ахматова так ценила житейские узы: привязанность внучки, верность старой подруги…
Революция 1917 года смешала все карты.
В атмосфере хаоса питерская элита пустилась в повальное бегство, среди беглецов был и ее новый любовник, офицер и художник Борис Антреп. Ахматова решила остаться в России: разделить судьбу отечества - долг поэта и суть призвания. Никаких иллюзий она не строила, и понимала, что власть вчерашних политкаторжан будет ой как горька. Но это был ее осознанный выбор, о чем она писала тому же Антрепу с такой силой, что позднее тот изобразил Ахматову на фреске в ирландской церкви в образе святой великомученицы Анны.
Мрачные предчувствия стали сбываться.
В 1918 году ее муж Николай Гумилев был арестован по обвинению в белогвардейском заговоре. Гумилев считал ниже своего достоинства цепляться за жизнь, держался в питерском ЧК очень насмешливо и был расстрелян через три недели по личному указанию товарища Ленина. Кстати об этом вмешательстве вождя стало известно только в последнее время.
Так пал первый червонный король ее жизни.
Гроза над Россией вдохновила поэтессу на создание двух замечательных стихотворных книг «Подорожник» и «Anno Domini». Вместе с прежними книгами – «Вечер», «Четки» и «Белая стая» - пятикнижие от Ахматовой составило целое созвездие Анны на небосклоне русской поэзии.
Между тем сердце Ахматовой было охвачено новым пожаром. В год гибели Гумилева она становится женой гениального молодого питерца, 27-летнего востоковеда и поэта Владимира Шилейко. К сожалению, имя этого человека широкой публике практически неизвестно, между тем еще подростком он потряс своими открытиями в ассириологии ведущих востоковедов Англии и Франции. Начав в 7 лет изучать древнееврейский язык, Шилейко к концу своей недолгой жизни знал 62 языка!!! Будучи моложе Ахматовой, он, тем не менее, стал ее духовным наставником, легко демонстрируя свое полное превосходство даже в поэзии. На мой взгляд, стихи самого Шилейко совершенно уникальны. До нас дошла записка Ахматовой, где она кротко просит мужа отметить карандашом те стихи, которые, на его взгляд, удались и только тогда она отдаст их в печать.
Ни Гумилеву, ни Блоку такое смирение Ахматовой и не снилось.
Сам Шилейко был, кроме древнего Шумера, увлечен практической магией. В мемуарах эмигранта Георгия Иванова есть рассказ о том, как зимой 1915 года Шилейко затемно повез Иванова к питерскому колдуну-раскольнику, столяру Венникову. Повез его с единственной целью - зафиксировать эксперимент (сам Шилейко боялся попасть под гипноз). Суть опыта была в том, чтобы увидеть живой (!) кисть царской египетской мумии, которую Шилейко прихватил из коллекции музея в коробке со стеклянной крышкой.
Столяр пригасил свет лампы и стал истово читать заклинания.
С ужасом и отвращением Иванов вспоминает, что магический опыт удался: кисть озарило солнцем, рука ожила и шевельнула пальцами.
Вот с каким человеком Анна Ахматова прожила четыре года в апартаментах Шилейко, которые находились в мраморном дворце рядом с Зимним, где тогда располагался институт востоковедения. При большевиках Шилейко сделал блестящую карьеру, стал академиком, и умер от туберкулеза в Москве, не дожив до 40 лет. Ранняя смерть Шилейко потрясла научные круги Франции и Великобритании.
Третьим мужем Ахматовой стал еще один блестящий человек – искусствовед Николай Пунин. Он тоже делал успешную карьеру при новой власти, командовал искусством, возглавил секцию Наркомпроса, стал комиссаром Русского музея и Эрмитажа, преподавал, но вдруг был арестован вместе с сыном Ахматовой Львом Гумилевым и еще двумя другими студентами университета. Это стряслось 24 октября 1935 года, их обвинили в контрреволюции: смерть по тем временам. Ахматова кинулась в Москву, к Михаилу Булгакову, который негласно считался в литературных кругах специалистом по Сталину. Булгаков прочитал письмо Ахматовой в Кремль и, подумав, дал совет: не надо пользоваться машинкой. Перепишите письмо от руки. Вы поэт. Вам можно. Ахматова переписала текст от руки, мало веря в успех. Но получилось! Письмо к Сталину сработало. Без всяких объяснений двое арестованных были освобождены уже через неделю.
Так у Ахматовой появился четвертый – тайный – муж, сам Иосиф Виссарионович. Тут вот какой казус: дочка тирана Светлана Сталина зачитывалась стихами Ахматовой. Для Сталина эмоции дочери были очень важны. После протестного самоубийства жены он жил с постоянным чувством вины, и неумеренно и тревожно баловал дочь. Симпатии дочери к опальной поэтессе откликнулись в сердце вдовца сложным деспотическим чувством ревности к той, кто вдруг своим авторитетом заменила Светлане покойную мать. Каким-то сверхъестественным образом Ахматова незримо шагнула в круг сталинской семьи.
Демонстративно выпустив из застенка ее мужа и сына, Сталин дал Ахматовой понять, кто хозяин ее судьбы, и кому она обязана тем, что была до сих пор не тронута. А вскоре на приеме в Кремле по поводу вручения правительственных наград Сталин вдруг обратился к окружающим с показным удивлением: а где Ахматова? Почему ничего не пишет?
После такой реплики в свет вышли две новых книги: «Из шести книг» и «Избранное». До этого поэтессу 7 лет почти не печатали.
Сама Ахматова шутила о своих книгах - это «подарки папы дочке».
Но вождь не шутил. В 1941 году он дал команду эвакуировать Ахматову из окруженного Ленинграда в Ташкент. Ее стихотворение «Час мужества пробил на наших часах…» было напечатано сначала в «Правде», а затем еще несчетное количество раз перепечатывалось в советской прессе. Поэтесса была награждена медалью «За оборону Ленинграда». А после войны, весной 1946, она была удостоена приглашения на торжественный вечер в честь годовщины великой Победы. Когда опальная поэтесса вдруг прежней королевой поэзии царственно вышла на сцену колонного зала Дома Союза, зал встал, устроив овацию, которая длилась целых 15 минут. Так было принято чествовать только одного человека в стране. И вот их стало два.
Сталин перетерпел эту сцену, но когда вдруг Ахматова вскоре приняла в своей квартире английского литератора и философа Исайю Берлина, да еще в компании с внуком самого Черчилля, нервы ревнивца не выдержали. Прослушав запись ночной беседы (жилище Ахматовой прослушивали) деспот устроил разнос своим подручным: так вот как живет наша монашка!
Итогом этой истерики и стало одиозное постановление ЦК о работе ленинградского журнала «Звезда» и «Ленинград»; сама Ахматова всегда отмечала эту роковую связь между ночным визитом Берлина с Черчиллем и последовавшим постановлением.
Ее исключили из Союза писателей.
Пытаясь добиться прощения, Ахматова даже смирила свою гордость и написала стихи, прославляющие Сталина. Но тот не принял никаких жестов. А велел снова арестовать и ее бывшего мужа Пунина (они расстались перед войной) и ее сына Льва, который доблестно воевал и солдатом дошел до Берлина.
При этом кремлевский ревнивец вскоре распорядился восстановить членство Ахматовой в Союзе писателей.
Сын вышел на свободу только в 1956 году, а Пунин в лагере умер.
Последние годы жизни Ахматовой прошли в лучах мировой славы.
Ее номинируют на Нобелевскую премию.
В 1964 году она получает в Италии престижную премию «Этна-Таормина», и в 1965 году в Англии - звание почетного доктора Оксфордского университета. В то же время ее личная жизнь, по меткому замечанию Бродского, напоминает скитания бездомной царицы между старой и новой столицей.
Анна Ахматова умерла в возрасте 77 лет - 5 марта 1966 года в Москве, но была похоронена в любимом пригороде Комарово под Ленинградом.
В новом Петербурге ей поставлено уже четыре памятника.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
