Илья Крамник, военный обозреватель РИА Новости
День памяти и скорби 22 июня всегда будет возглавлять список черных дат российской истории как символ абсолютной трагедии, страшнее которой может быть только поражение с последующей капитуляцией и исчезновением страны. Тем не менее, и вокруг этой даты ведутся ожесточенные споры. Особенно активизировались они после распада СССР, когда в ряде стран бывшего СССР и в Восточной Европе начались кампании по пересмотру истории Второй мировой войны и особенно – роли в ней Советского Союза.
Самые распространенные утверждения ревизионистов относительно даты вступления СССР в войну можно разбить на две группы. Первые утверждают, что 22 июня стало лишь датой начала очередного этапа войны, в которой СССР якобы участвовал с сентября 1939 – с момента присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии. Вторые, часто пересекающиеся с первыми – что 22 июня состоялось не внезапное нападение нацистской Германии на СССР, а превентивный удар немцев по приготовленным для «захвата Европы» советским войскам.
Обе эти версии, в свое время популярные своей новизной, быстро взяли на вооружение многие антироссийские движения, в том числе и в нашей стране. Вместе с другими «черными мифами» о Великой Отечественной – «о заваливании немцев трупами», «о поголовном мародерстве и насилии Красной Армии над мирными жителями», «об оккупации Прибалтики и стран Восточной Европы» - они используются для ведения информационной войны против России, в которой вопросы и проблемы 60-70-летней данности по-прежнему остро актуальны.
Фальсификации истории способствует отчасти и тактика замалчивания неудобных моментов в истории СССР, активно использовавшаяся до 1991 года. Отсутствие до недавнего времени доступных и внятных исследований, подробно и без умолчаний разбирающих причины неудачного для СССР начала войны, особенно на фоне наличия подобных работ в странах – союзниках СССР по антигитлеровской коалиции, не стеснявшихся признавать свои ошибки и недочеты, заставляло подозревать руководство страны в намеренном замалчивании и искажении фактов.
В результате, сегодня исследования, пытающиеся честно и беспристрастно ответить на вопрос о том, что же произошло 22 июня 1941 года, выглядят зачастую вторичными и не всегда могут опровергнуть неблагоприятное мнение, сложившееся в умах после прочтения трудов фальсификаторов. Кроме того, не опираясь на архивные документы и не перегружая читателя статистикой, эти «труды» оказываются более легкими и популярными, чем серьезные исторические работы.
В результате в сознании многих обывателей прочно укоренился миф о том, что СССР готовился к нападению на Германию, якобы «подтвержденный» значительным превосходством СССР в танках и авиации. И лишь немногие готовы дать себе труд разобраться в ситуации и понять, что это превосходство никак не могло компенсировать ни еще более значительного перевеса немцев в личном составе, ни лучшей подготовки и технического оснащения Вермахта на первом этапе войны.
То же самое касается и освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии, в свое время захваченных Польшей в ходе войны 1919-21 годов, которое теперь в странах Восточной Европы привыкли называть «совместной с немцами оккупацией Польши».
Что же в итоге представляет собой дата 22 июня 1941 года?
Начнем с внезапности нападения. Реакция советского руководства на «предупреждения о скором германском нападении» является одним из основных поводов для критики со стороны современных историков и любителей военной истории. При этом многие упускают, что 22 июня было всего лишь одной из многих возможных дат, сообщавшихся разведкой. До этого времени нападение немцев – только по сообщениям одного Рихарда Зорге – могло состояться в апреле, начале мая, второй половине мая, первой половине июня. При том, что Зорге был отнюдь не единственным советским разведчиком, и том, что названные даты одна за другой спокойно проходили, ни Сталин, ни руководство генштаба, ни кто либо еще к 20 июня не мог быть уверенным, что очередная дата не окажется пустышкой.
Конечно, стратегической внезапностью нападение не стало – имея в общих чертах представление о плане «Барбаросса» и, наблюдая сосредоточение немецких войск, советское руководство прекрасно представляло себе, что война – дело времени, и пыталось предпринять соответствующие меры для подготовки. Однако, общее опережение в развертывании и преимущество в транспортных возможностях – немцы могли подавать с запада к линии соприкосновения в 1,5-2 раза больше железнодорожных составов, чем СССР – с востока, привело к тому, что накопление сил вермахта велось опережающими темпами по сравнению с РККА.
Сроки нападения, однако, оставались неизвестными советскому руководству, а держать всю армию в постоянной готовности к войне, независимо от его срока, было бы просто невозможно. В результате, то, что война действительно начнется 22 июня 1941 года, в Москве поняли лишь вечером 21-го. К сожалению, с учетом тогдашнего состояния военной связи, времени на то, чтобы поднять все войска западных округов и привести их в боевую готовность, уже не оставалось. Большей части этих войск пришлось просыпаться от грохота бомбежки и артобстрела.
Следует при этом учесть, что войну с СССР, в отличие от предыдущих противников, немцы начали без предварительного периода напряженности – не было ни обмена угрожающими нотами, как с Польшей, ни полугода «странной войны», как с Францией и Великобританией.
Еще одним активно обсуждаемым вопросом является соотношение сил противников в приграничном сражении 1941 года. Многие, сравнивая силы сторон, пытаются сравнивать «валовую» численность армий, забывая, что отнюдь не все соединения с обеих сторон находились на фронте. Если же сравнивать те войска, которые вступили в бой, то немцы, с учетом сил своих союзников, сосредоточили в составе трех групп армий 181 дивизию, включая 19 танковых и 14 моторизованных, и 18 бригад (без учета сил, сосредоточенных в Финляндии и Норвегии). Всего в нападении было задействовано 5,5 миллионов человек, при поддержке 4171 танков и самоходок, 47260 орудий и минометов калибром 75 мм и выше, 4950 боевых самолетов.
Советские войска в западных округах насчитывали 3,3 миллиона человек (в том числе 2,9 в армии), свыше 10 тысяч танков, 32,9 тысяч орудий и минометов калибром свыше 75 мм, около 11 тысяч боевых самолетов. Существенно уступая противнику в численности, советские войска, казалось бы, превосходили его в танках и авиации, однако, все было не так просто. В силу известных проблем советской военной промышленности – продолжающаяся индустриализация, нехватка кадров, перестройка существующих заводов на выпуск техники нового поколения, сочетавшихся с нехваткой квалифицированных технических кадров и ремонтных мощностей в армии – процент исправных танков и самолетов был довольно низок, составляя, по имеющимся данным, не более 70%.
Исправная техника сама по себе не была гарантией успеха – недостаточное тыловое обеспечение и дефицит запчастей, вкупе с низкой надежностью и недостаточной освоенностью экипажами новых боевых машин – таких, как КВ и Т-34, которые на тот момент еще страдали массой «детских болезней» – приводили к тому, что советские танковые соединения несли очень большие небоевые потери, прежде всего в ходе длительных маршей, которые пришлось совершать мехкорпусам западных округов в первые дни войны.
Тоже самое касалось авиации – толком неосвоенные и недостаточно надежные в своих первых сериях «Яки» и «ЛаГГи», вдобавок весьма немногочисленные, не могли использоваться в полной мере, а более-менее освоенных «МиГов» так же было явно недостаточно, кроме того, как выяснилось вскоре, на малых и средних высотах они проигрывали основным немецким истребителям.
В артиллерии, с исправностью которой все было более-менее в порядке, неприятность заключалась в другом – острый дефицит мехтяги приводил к резкому снижению мобильности артиллерийских частей и подразделений, большая часть которых, передвигаясь с помощью лошадей или мобилизованных колхозных тракторов, была вынуждена перемещаться со скоростью пешехода.
Все перечисленное в сочетании с не самым удачным размещением войск западных советских округов позволило немцам в полной мере реализовать превосходство в численности на 2,2 миллиона человек и завладеть инициативой в сражении.
Определить конкретного виновника проигрыша в приграничном сражении, скорее всего, невозможно. Свою долю вины несет военное руководство, точно так же как и политическое. Первое – за явно неудачное размещение главных сил запанных округов, второе – за неверный выбор пути развития армии, приведший к несбалансированности соединений и их быстрому развалу в боевой обстановке.
Однако основную «вину» за поражение Красной армии в первых боях ВОВ несет, все же, противник. Располагая квалифицированным и дисциплинированным личным составом, надежной и достаточно хорошей техникой, штабами с опытом реального управления войсками в бою – немцы рассчитывали и на большее. Нужно сказать большое спасибо нашим дедам за то, что они сделали эти расчеты ничтожными.
Внезапность нападения и успех немцев в приграничном сражении оказали значительное влияние на последующий ход боевых действий. Кадровым частям Красной армии пришлось отступать под ударами врага, попадая в «котлы» и «клещи» прорываться из окружения, постоянно уменьшаясь в численности. Завладев стратегической инициативой с первого дня, Вермахт не отдавал ее, постоянно наращивая силу ударов в строгом соответствии с принципами блицкрига, предусматривающими разгром противника до того, как он успеет воспользоваться всеми своими резервами.
Тем не менее, немцы не добились того успеха, на который они рассчитывали. Уже в июле 1941 года стало ясно, что одновременное продолжение наступления на всех фронтах невозможно, и нужно выбирать важнейшее направление. Выход на «линию А-А» (Архангельск-Астрахань), что было главной целью «Барбароссы», так и остался недостижимой мечтой. Вермахту не удался ни разгром РККА – Советский Союз сумел восстановить армию после поражений первых месяцев, ни уничтожение промышленного потенциала СССР – большая часть промышленности западных областей была эвакуирована, а заводы Поволжья и Урала остались вне досягаемости. Впереди у немцев было много успехов – киевский и вяземский «котлы», прорыв к Москве, наступление на юге в 1942 году, но блицкриг был обречен.
Ценой больших жертв СССР, ведя тяжелейшие бои и потеряв значительную часть территории, сумел остановить противника, не дать ему осуществить свои планы «молниеносной войны». В войне же экономических и людских потенциалов у Германии со всеми ее сателлитами не было шансов ни против Советского Союза, ни, тем более, против содружества нацией, объединенных в антигитлеровскую коалицию.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
