Анатолий Королев, писатель, член русского Пен-Клуба, для РИА Новости.
Булат Окуджава, - уникальное явление советской России (в день Победы, 9 мая ему исполнилось бы 85), продолжающее оставаться с нами несмотря на то, что сам Булат Шалвович ушел из жизни еще в 1997 году.
Бардовская песня в советской России появилась после Великой Отечественной войны. С одной стороны, ее рождению способствовала тотальная цензура над всем звуковым пространством страны, с другой - появились магнитофоны, которые позволяли эту цензуру легко игнорировать. Первые магнитофоны пришли к нам в Россию из-за рубежа еще до войны, они были дороги и неподъемны. В 1947 году в продаже появился дорогущий первенец - отечественный стационарный магнитофон «Днепр», он тоже не сделал погоды, а вот как только в середине 50-х была выпущена первая модель портативного переносного магнитофона «Астра», доступная многим покупателям - плотину запрета буквально снесло. Бардовская песня стала самым заметным явлением советской неподцензурной культуры.
До взлета популярности барды напевали свои песенки под гитару в походах у костра, в геологических партиях, на школьных и студенческих вечерах, а чаще всего дома, на кухне в окружении друзей. Среди самых первых в истории самодеятельной песни появились имена Юрия Визбора, Юлия Кима, Ады Якушевой, Александра Городницкого, а путеводной звездой той волны стала легендарная «Бригантина», сочиненная Павлом Коганом еще в тридцатые годы: «Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза.… В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса».
Именно эта романтическая линия «паруса» была подхвачена молодыми людьми 50-х годов. Меньше всего они желали политических перемен и прочих потрясений, они всего лишь хотели петь о себе, о любви, о своих дерзких мечтах. Например, Юрий Визбор – поэт, альпинист, летчик-спортсмен – воспевал победы над вершинами и облаками, да и геофизик Александр Городницкий (он даже не умел играть на гитаре) напевал примерно о том же в своей балладе о полярных летчиках: «Кожаные куртки, брошенные в угол…».
Булат Окуджава был первым, кто опустил бардовскую песню с облачного неба на землю.
Его карьера сочинителя песен началась на войне, куда он пошел добровольцем, несмотря на то, что его отец, крупный партработник 30-х годов, был репрессирован и расстрелян, а мать находилась в лагере, в заключении. На фронт 17-летний Окуджава попал сначала минометчиком, а затем стал радистом тяжелой артиллерии.
Судьба пощадила поэта, он не стал пушечным мясом. На войне он и сочинил свою первую песню о том, как не спалось солдатам в холодных теплушках.… Спустя годы именно война станет одной из самых заветных тем его творчества. Вспомним хотя бы пронзительную песню, сочиненную Окуджавой для легендарного фильма «Белорусский вокзал»: «А значит, нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим…». В фильме «Женя, Женечка и «катюша» Булат даже исполнил эпизодическую роль солдата, поющего под гитару; и что для него было важнее в этом проходном эпизоде - гитара или солдатская форма, - трудно сказать.
В 1955 году, отсидев 18 лет, мать Булата - Ашхен Степановна - вернулась из лагеря. Она была из тех романтических коммунисток, которые, пройдя ад сталинских лагерей, не усомнились в партии ни на йоту, и Булат горячо поддержал мать в этом фатальном умонастроении, в том же году Булат вступил в компартию. Что ж, не будем ставить в вину поэту его честность и идеализм.
Тот далекий 1955 год, год освобождения матери, год начала хрущевских реформ, год первых разоблачений Сталина, пора оттепели, и станет для Булата годом уникального старта. Его «песенки», которые он сначала напевал почти что под нос, стеснительно, сочинял практически для себя и узкого круга друзей, исполнял только «на кухнях», вдруг были подхвачены миллионами магнитофонных бобин, и еще молодой литсотрудник столичной газеты стал в мгновение ока кумиром страны.
Мы до сих пор обожаем эти напевы и строчки: «Песенка о Леньке Королеве», «Песенка о полуночном троллейбусе», «Песенка о комсомольской богине», «До свидания, мальчики», «Надежды маленький оркестрик», «Бери шинель, пошли домой», «Виноградную косточку в землю зарою», «По Смоленской дороге», «Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет»… всего Булат Окуджава сочинил около 200 шлягеров, написанных на свои стихи. Феноменальный результат!
Пронзительная мелодичность, мгновенная запоминаемость, глубина лирического чувства, красота стихотворения, мудрая грусть, и, наконец, острота памяти сделали его песни знаком эпохи:
«Ах, война, что ж ты сделала, подлая…».
Это вдохновенное «Ах», Окуджавы отмыкало волшебным ключом множество сердец. В 60-70 годы (это я уже сам хорошо помню) его не просто ценили, любили, знали, записывали и переписывали…. его обожали. С появлением Владимира Высоцкого они разделили власть над поющей страной.
Русская песня всегда существовала в контрапункте двух основных интонаций: ведущим поставщиком народных запевов был мир отверженных, мир уголовной, каторжной и преступной среды, а оппонировал ему городской романс, который питался грезами и чувствительностью. Первый с надрывом воспевал свободу байкальского вора, второй – увлекал чарами надушенной шали.
Высоцкий стал голосом советской улицы, гитаристом шпаны, энергией матерщины, богом из подворотни. Он пел за всех работяг-бурлаков.
Окуджава в пику Высоцкому аранжировал не страсть, а чувство, он любил полушепот, смаковал слово и смысл, и, продолжив певческую линию Петра Лещенко, Александра Вертинского, Вадима Козина стал рупором интеллигенции, голосом не протеста, но совести. Он прицелился в пошлость, бросил камень в идолов, стал укротителем страха, который посеял в человеке сталинский террор.
Если для Визбора поводом для песни могли стать лыжи, облака, горы: «да обойдет тебя лавина», если Ким мог петь: «подо мной глубина пять километров до дна», если Новелла Матвеева восклицала: «какой большой ветер напал на наш остров», если Высоцкий рыдал: «все не так, ребята!», то Окуджава предпочитал задевать рукой гитариста струны общественной морали, он взывал к гласу совести и предпочитал протесту голос надежды: «Дай, же Ты всем понемногу, и не забудь про меня…» или «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть по одиночке…» или «Давайте восклицать, друг другом восхищаться, высокопарных слов не стоит опасаться…»
Что ж, вот уже полвека как мы помним великого барда.
Его музыкальный подвиг можно, пожалуй, сравнить с пушкинской золотой рыбкой, которая плывет в бездне перед носом русского левиафана, приманивая мощь плывущего материка блеском золотой слезы, заговаривая стихию и укрощая кита голосом одинокой сирены. Без Окуджавы наша новая история могла быть намного жестче и страшней.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
