Часть XIII читайте здесь
Часть XIV читайте здесь
То, что либеральные времена закончились, народ почувствовал на своей спине еще до того, как опустили в могилу тело Царя-Освободителя. Опасаясь манифестаций, новая власть приказала полиции разогнать людей, собравшихся на похороны, нагайками. То, что это не случайность, стало ясно уже после первых заявлений нового императора. Мечты о продолжении реформ Александр III развеял быстро: «Я слишком глубоко убежден в безобразии выборного представительного начала, чтобы когда-нибудь допустить его в России».
А ведь могло быть и иначе, если бы не роковое падение с лошади старшего сына реформатора и наследника престола Николая, который разделял взгляды отца и, судя по воспоминаниям современников, являлся личностью очень одаренной. Тем не менее, череда болезней, последовавших вслед за несчастным случаем, и быстрая смерть Николая, привели на престол Александра, что и вызвало в России очередную смену курса. То, что либеральный курс Царя-Освободителя требовал существенных корректировок, в основном в экономической области, представляется очевидным, но вот менять само направление движения российского общества в целом, было грубейшей ошибкой. Что и подтвердило уже следующее царствование Николая II, закончившееся крахом империи.
Вспоминаю об этом еще и потому, что бесконечное политическое рысканье из стороны в сторону вообще является одной из наших главных проблем. В качестве примера можно взять практически любой отрезок русской истории. Екатерина Великая переделывала то, что начал Петр III. Павел I с отвращением отвергал все, что сделала его мать. Александр I исправлял ошибки отца. Николай Павлович переделывал вообще все, что было сделано до него, начиная с эпохи Петра Великого и, в частности, внес серьезные коррективы во внутреннюю и внешнюю политику своего брата Александра Павловича. Политика Александра II в корне отличалась от политики отца - «железного самодержца». А Александр III сделал все, чтобы уничтожить реформы Царя-Освободителя.
Можно заглянуть и на послереволюционный период: Ленин делал мировую революцию, Сталин повернул страну к национал-большевизму, Хрущев разоблачал культ личности Сталина, Брежнев разоблачал волюнтаризм Хрущева. Да и наиновейшая эпоха мало, что здесь изменила: Путин совершенно точно не Борис Николаевич, а Дмитрий Анатольевич, судя по ряду признаков, имеет взгляды, далеко не во всем совпадающие с точкой зрения Владимира Владимировича.
Конечно же, поворот повороту – рознь и если вы забрели в тупик, сидеть там до бесконечности совсем не обязательно. Но в целом развитие России поступательным можно назвать лишь с оговорками. Нас все время мотает из стороны в сторону. То мы идем на Запад, то от него шарахаемся, как от чумы. Да и берем, что на Западе, что из собственного опыта далеко не лучшее.
Вот и Александр III оставил по себе память весьма противоречивую. Как пишет даже любивший государя Сергей Витте, правитель из Александра получился «ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования». Все эти «ниже среднего» отчасти компенсировались «громадным характером» и незамысловатой, но практичной головой.
Наряду с тем, что он исковеркал целый ряд реформ Царя-Освободителя (Александр III искренне сомневался даже в правильности отмены отцом крепостного права), новый государь, опираясь на одного из самых выдающихся российских государственных деятелей Сергея Витте, сделал немало полезного, чтобы оздоровить российскую экономику и финансы.
Были, однако, и задачи, для решения которых одного «громадного характера» не хватало. Страна, остановившаяся на полу-реформе, устойчивостью не отличалась. Здесь требовался не только характер, но еще и способность мыслить в унисон с взбудораженным народом. А этого оружия в арсенале Александра III не было.
Свое царствование новому государю пришлось начать с решения, как поступить с организаторами убийства своего отца. Разнообразных советов хватало: философ Владимир Соловьев и писатель Лев Толстой умоляли царя проявить к убийцам снисхождение, чтобы зло не породило новое зло. Однако, куда ближе Александру оказалось то, что в другое ухо он слышал от своего учителя Победоносцева, обер-прокурора Святейшего Синода. На предложения отменить казнь, Победоносцев отвечал: «Нет, тысячу раз нет. Я истинно русский человек, живущий среди русских людей, и знаю, что народ чувствует и чего хочет».
Вот мы и натолкнулись на еще одну русскую беду. Люди во власти почему-то, как правило, глубоко убеждены, будто хорошо знают, чем дышит страна. Их утопическое представление о том, что они есть часть своего народа, у них в крови. Некоторые из них действительно вышли из народа, но затем ушли от него слишком далеко – за горизонт: власть есть власть.
Как с иронией написал об Александре III французский писатель, армянин Анри Труайя: «Как ему хотелось, чтобы весь его народ стал для него большой семьей. Послушной, безгласной и к тому же любящей!» «Послушной, безгласной». Это о любви или о рабстве? Короче говоря, на троне появился очередной лидер нации, безнадежно далекий от самой нации.
Неудобства проживания в формально послушной, безгласной, а на самом деле весьма беспокойной семье император почувствовал очень быстро, потому что информация о готовящихся на него покушениях шла постоянно. В результате, по настоянию все того же Победоносцева, были выработаны специальные меры, которые государь обязался соблюдать. Назову лишь некоторые из них: император в собственном доме должен был запираться на ночь на ключ, обязательно проверять, прежде чем лечь в постель, функционируют ли звонки. И поручать одному из своих адъютантов (которых с особой тщательностью проверяла охранка) ложиться спать за дверью спальни.
Легко догадаться, как сладко спалось императору, постоянно ощущавшему себя дичью. Не удивительно, что однажды Александр III сорвался, став невольным виновником смерти офицера, принятого им по ошибке за террориста. Когда царь вошел в комнату, офицер курил в неположенном месте, а потому при появлении государя решил спрятать папиросу за спиной. Император же, решив, что тот достает оружие, не медля, выстрелил в него. Сдали нервы.
Никита Михалков, творя очередной миф в своем «Сибирском цирюльнике», посадил Александра III на коня, который резво гарцует на Соборной площади Кремля. На самом деле и коней, и парады император терпеть не мог. И уж тем более, никогда не позволил бы себе гарцевать на Соборной площади. Это примерно то же, что прикуривать у Могилы Неизвестного солдата от Вечного огня.
Этот государь вообще свел свое общение с народом к минимуму. Французский посол генерал Шанзи писал: «После восшествия на престол Александр III не посетил ни одного парада, его ни разу не видели верхом на лошади. Он скрывается в своем дворце». Даже коронацию, боясь покушения, новый государь оттягивал сколько мог и в результате короновался лишь через два года после смерти отца. Вот и далее государь управлял, практически не общаясь с подданными.
Сказать, что Александр III в ходе своего царствования уповал только на кнут, было бы неправдой. Крестьяне и народившийся рабочий класс представляли, с его точки зрения, угрозу, поэтому, чтобы уменьшить опасность и для себя, и для России, император периодически пытался использовать и пряник. Процитирую опять же Анри Труайя, который, между прочим, пишет в целом об Александре вполне доброжелательно: «Ему было хорошо известно, что иногда следует ослабить винт, чтобы потом можно было затянуть его еще туже».
То есть, когда царь отменил налог на соль или учредил «Крестьянский банк», который был обязан помогать земледельцам, оказавшимся в трудном положении, или когда государь нормировал рабочий день для фабричных женщин и подростков (до этого нормы вообще не существовало), это означало, что власть «винт ослабляет». А когда силой оружия разгонял восстания - крестьянские или на окраинах империи (опять волновался Кавказ) или фабричные стачки, это означало, что император «винт затягивает еще туже».
С 1891 по 1895 годы войска для подавления стачек использовались 67 раз. С 1896 по 1900 – 226 раз. Специально разделил статистику на две части. Если в первые годы сдерживающим фактором все еще оставались реформы Александра II, то затем снова стали набирать силу старые, а затем и новые негативные тенденции. Так России аукнулись недовведенные до конца преобразования.
В жандармских протоколах это обычно называлось «страшным бунтом тысяч рабочих» (иногда называются десятки тысяч), а арестованные вожаки восстаний на допросах объясняли случившиеся не менее стандартно тем, что «жить стало решительно невозможно». Обычным делом стали и политические процессы, на которых судили далеко не только террористов. Прошел, скажем, процесс над участниками нашумевшей в те времена крупной Казанской манифестации.
Внутренняя политика Александра III напоминала примитивный, но мощный кузнечный пресс, то есть, давила на общество не избирательно, а всех. Полицейский надзор, аресты, цензура, подавления протестов в деревне, на заводах, в университетах, еврейские погромы... Кстати, печально известные еврейские «пять процентов» так же появились именно в ту эпоху.
Даже земство, которое строило школы, больницы, дороги, прививало в деревне агрономию, было поставлено в невыносимые условия существования. Земцам, принадлежавшим к разным районам, собираться вместе, на всякий случай, запрещалось – вдруг заговорят о политике. И это в то время, когда какой-нибудь ящур или клещ плевал на все эти искусственно проведенные границы. В результате в практику вошли земские банкетные посиделки. Чтобы обойти запреты, земцы из соседних районов собирались под каким-нибудь предлогом на совместный банкет, на котором и обсуждали общие и неотложные хозяйственные проблемы.
Бывшие крепостные, освобожденные Царем-Освободителем, оказались под подозрением одними из первых. Постановлением от 1890 года Александр III лишил освобожденных рабов избирательного права. Управлять ими должны были опять крупные землевладельцы.
Поэт и писатель Андрей Белый назвал этот период русской истории «сумеречным состоянием», а Лев Толстой, подводя итоги царствованию, утверждал, что в это время «разрушили все то доброе, что стало входить в жизнь при Александре II». Известная доля преувеличения здесь есть. Разрушили, к счастью, не все, но исковеркано, как и писал, действительно было многое: и русское земство, и русский университет, и русский суд, и русская пресса, и русская армия, и русский флот.
Кстати, поражение в русско-японской войне ковалось уже в эпоху Александра III. Великого князя Константина Николаевича – того, что блестяще воссоздал русский флот после Крымской войны, за либерализм от дел тут же отстранили. Вместо него «на хозяйство» был назначен бездарный Великий князь Алексей Александрович. Он закончил свою адмиральскую карьеру лишь после позорного разгрома русского флота (Цусима). Другой Великий князь Сергей Михайлович занялся артиллерией и балетом. Как грустно шутили в те времена русские артиллеристы, «балет в России от этого очень выиграл».
И почему нам при всех режимах так везет с балетом и как-то не очень везет со всем остальным?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
