Часть XII читайте здесь
Расправа с участниками пугачевского восстания была столь же дикой, как и сам бунт. Круг снова замкнулся: насилие породило насилие, которое в свою очередь воспроизвело новое насилие. Простой человек содрогнулся от ужаса, а затем в отчаянии на какое-то время забился в угол. Власть в свою очередь извлекла из бунта лишь те уроки, которые была способна извлечь. То есть, начала решать второстепенные проблемы, не касаясь главной.
Более двух месяцев, пока длились следствие и суд, Пугачева держали в подвале Монетного двора на Красной площади. Прикованный к стене, он почти не мог двигаться. Утром 10 января 1775 года на Красной площади собралась многотысячная толпа. Закованного в кандалы Пугачева вывели из подвала, чтобы доставить на место казни - Болото. Там уже был сооружен эшафот, а на нем столб с колесом и острой спицей. Его ждало четвертование – один из самых страшных способов умерщвления, что придумал человек.
Вокруг пугачевского эшафота стояли виселицы для соратников атамана. Судя по воспоминаниям современников, казнь дворян и аристократов разочаровала: палач отрубил Пугачеву сначала не руку, как полагалось при четвертовании, а сразу же голову, которую и насадил на спицу. Это была единственная милость, проявленная просвещенной Екатериной. До ночи проходили в Москве казни: одних вешали, других клеймили и били кнутом, третьим вырывали ноздри.
Народ, уже который раз в русской истории, от полной безнадежности на время впал в апатию, позволяя власти делать с собой все, что угодно.
Восстание показало центру недееспособность провинциальных властей, не сумевших подавить бунт в самом зародыше, а дворянство, как сословие, откровенно запаниковало в тот час, когда угроза нависла над всей империей и самодержавием. Именно на этих направлениях и сконцентрировала свои реформаторские усилия Екатерина II.
Административная реформа разделила всю империю на 40 губерний, во главе которых встали либо губернаторы, либо в особо важных регионах генерал-губернаторы. Губернии в свою очередь были поделены на уезды со своими центрами власти – уездными городами и местной администрацией. Крупных населенных пунктов на всю эту масштабную реформу не хватило, поэтому многие из поселков были произведены в города авансом, простым росчерком пера. И, надо сказать, что большинство счастливцев своим шансом со временем воспользовалось. Так и получилось, что в царствование Екатерины в России формально появилось больше городов, чем когда бы то ни было.
Реконструкции подвергся и весь чиновничий аппарат на местах. В городах появились «городской голова» и совет, избранный из представителей, зарегистрированных гильдий. Все эти местные центры власти были подотчетны соответствующим коллегиям в столице. Судя по тому, что перекроенная Россия просуществовала в таком виде вплоть до отмены крепостного права, административную реформу Екатерина провела весьма добросовестно.
Многое было сделано и для сплочения дворянства. Именно с екатерининских времен в русском языке появилось словосочетание «предводитель дворянства». Это была выборная должность, что увеличивало ответственность и самого «предводителя» и дворян в целом. Правда, этот выбор должен был еще одобрить губернатор. На разных уровнях, в губернии и в уездах, дворянство избирало и исправника, наделенного полицейской, правовой и дисциплинарной властью. Получило дворянство от императрицы также ряд дополнительных льгот и привилегий.
Таким образом, пугачевщина, не решив народных проблем, тем не менее, все равно дала толчок качественному обновлению России. То есть, и этот бунт впустую на самом деле не прошел.
Феномен, который мы наблюдаем в отечественной истории, к сожалению, постоянно: власть действует не упреждающе, устраняя причины для недовольства, а лишь под нажимом снизу и с очевидным опозданием реагирует на возникающие проблемы, спровоцированные, по сути, ей же самой. При этом ответственность за трагедию, в конечном счете, несет, как правило, только народ, но никак не сама власть. В лучшем случае наказывается какой-нибудь «стрелочник».
Реформам местного управления и укреплению дворянского сословия были посвящены две, подписанные Екатериной грамоты. Существовала и третья, посвященная реформам в крестьянском вопросе, однако, подписать ее императрица так и не решилась. Потому и утверждаю, что главной причиной пугачевщины, а это бесправное положение крестьянства, власть так и не занялась. Конечно же, далеко не глупая Екатерина все прекрасно понимала, однако, ни желания, ни решимости хоть как-то ограничить беспредельную власть помещика над крепостным не проявила.
Вообще первым из императоров, кто нарушил табу, войдя в положение крепостных, и попытался хоть как-то облегчить их жизнь, был Павел I. Именно тот государь, которого дворянство возненавидело настолько, что даже после его убийства сделало все, чтобы превратить фигуру императора в карикатуру. Вслед за дворянской историографией в этом вопросе, не очень задумываясь над исторической правдой, пошла советская историография и литература. Так что у нашего современника, как правило, полностью искаженное представление о фигуре Павла I.
Указ Павла 1797 года зафиксировал норму крестьянского труда в пользу помещика – не более трех дней в неделю. Император попытался остановить и процесс обезземеливания крестьян. В некоторых российских губерниях государь просто запретил продавать крестьян без земли. Отклики на этот важный указ со стороны русских помещиков и западных европейцев оказались, по понятным причинам, разными. Первые возмутились, сочтя решение Павла прямым ударом по помещичьим привилегиям. Вторые указ горячо приветствовали. По мнению, как, сказали бы сегодня, «независимых наблюдателей», это «была попытка подготовить низший класс нации к состоянию менее рабскому». Не дали. Господа аристократы зверски затоптали своего государя-реформатора.
Александр I, немало, как и Екатерина, рассуждавший о справедливости, просвещении и прогрессе, сделал для российских низов мало. Единственное, на что он осмелился, это разрешить помещикам, если они сами того пожелают (много ли таких было?), освобождать своих крепостных. Впрочем, свою пассивность на этом направлении Александр компенсировал активностью на другом, реализовав на практике с помощью своего ближайшего помощника Аракчеева утопию, поразительно напоминающую социалистическую. Утопия эта называлась «военные поселения». Об этом уникальном явлении у нас, к сожалению, знают мало. А зря, прелюбопытнейшие страницы отечественной истории.
В принципе военные поселения существовали в России издавна, особенно в приграничных районах, но к моменту воцарения Александра они практически исчезли, а главное, государь и Аракчеев придали этим военно-хозяйственным островкам на территории России принципиально иное внутреннее содержание.
Император и Аракчеев попытались убить сразу трех зайцев. Ну, первая цель очевидна. Военное поселение должно было заботиться о резерве для российской армии, поэтому поселенцы немало времени уделяли военному делу. Правда, почему-то отдавая приоритет шагистике и выправке на плацу, а не реальной военной подготовке. Как свидетельствует дореволюционный словарь Брокгауза и Ефрона «стрельбе в цель вообще не обучали и только три недели в году производились учения «с порохом», т.е., с холостыми зарядами». Уже из одного этого очевидно, что как эффективный армейский резерв ценность военные поселения представляли невеликую.
Второй задачей было укрепить российскую экономику, заставив военный резерв заниматься в мирное время кроме боевой подготовки еще и сельским хозяйством. Как свидетельствует все тот же энциклопедический словарь, и здесь все закончилось полным провалом, что, впрочем, было закономерно. Бывшие и будущие солдаты занимались сельхозработами под руководством своих офицеров и унтер-офицеров, людей, может быть, и понимающих многое в ружейных приемах, но никак не в агрономии и домоводстве. Так что вместо помощи государственной экономике, нерентабельные военные поселения лишь постоянно тянули из казны немалые деньги. Не помогло даже то, что в помощь военным поселенцам власть на время отправила опытных немецких колонистов. Человек в форме учиться агрономии не желал категорически. У немцев, тем более.
Но главной, конечно, была третья задача, ради решения которой, как выразился государь-император, он готов «уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова». Несмотря на столь жутковатые слова, задача на самом деле, учитывая те времена, была вполне возвышенной: улучшить положение нижних чинов, создать в военных поселениях человеческие условия существования, способствовать тому, чтобы солдат учился. В школах при поселениях изучали Закон Божий, чистописание и правописание, арифметику и геометрию, черчение и рисование, церковное пение и фехтование. Солдат получал бесплатную медицинскую помощь, а в неурожайный год хлеб и семена, освобождался от всех налогов и податей, которые обременяли обычного крестьянина. Бесплатно получал часть дома (обычно дом делило несколько семейств), рабочие инструменты, лошадей, не говоря уже о военной форме, в которой ходил каждый поселенец. Наконец, солдат не был оторван от дома. Ему разрешалось жениться (правда, только с разрешения начальства) и вести семейное хозяйство. Ради бывшего крепостного, попадавшего в военное поселение, государство шло даже на то, чтобы выкупать у помещика его жену и детей. Малые дети оставались с родителями, затем шли в школу, а дальше, если были здоровы, на военную службу. Либо в действующую армию, либо также становились военными поселенцами. Нашлось в поселениях место и для военных инвалидов. Они также жили за казенный счет и обременялись лишь посильными для себя работами: пасли скот или ухаживали в госпиталях за больными.
Короче говоря, рай, да и только. Если бы не одно «но». Оказалось, что даже в таких условиях жизнь без свободы человеку не мила. Полностью, до последней мелочи, регламентированный быт поселянина, постоянный (днем и ночью) жесткий присмотр за ним со стороны военного начальства, немилосердные наказания шпицрутенами (от 500 до 4000 ударов, от чего умирало примерно 5-7% провинившихся) и в целом пожизненное казарменное существование, привели, в конце концов, уже в эпоху Николая I, к массовым бунтам в военных поселениях. В ходе которых было убито и замучено немало офицеров.
И врачей. Новый бунтарский период в 1831 году совпал с эпидемией холеры, а поскольку в поселениях преподавали чистописание, но не медицину, а Закон Божий почему-то не помог, раздраженный шпицрутенами поселенец решил, что его намеренно травят, а потому среди прочего обязательно громил медицинские пункты и аптеки. А заодно, на всякий случай, резал фельдшеров и лекарей.
Вот свидетельство очевидца. Это письмо к Пушкину Н. Коншина, правителя дел Новгородской секретной следственной комиссии: «Я теперь как будто за тысячу по крайней мере лет назади, мой любезнейший Александр Сергеевич…Кровавые сцены самого темного невежества перед глазами нашими перечитываются, сверяются и уличаются. Как свиреп в своем ожесточении народ русский! Жалеют и истязают; величают вашими высокоблагородиями и бьют дубинами, и это все вместе. Черт возьми, это ни на что не похоже! Народ наш считаю умным, но здесь не видно ни искры здравого смысла.
Историческая протяженность, география и жестокость бунтов в военных поселениях впечатляют. На все выступления поселенцев власть, разумеется, отвечала в привычной для себя манере.
Эпоха «первого военного коммунизма» продолжалась в России 40 лет. Именно столько времени потребовалось власти, чтобы постичь очевидное: ни землепашца, ни хорошего военного, ни гражданина в поселениях, пропитанных аракчеевским духом, не вырастишь.
Так закончилась на Руси первая попытка сделать человека счастливым с помощью шпицрутенов.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
