Часть III читайте здесь
Часть IV читайте здесь
Была ли у русского народа, ушедшего из Киева и создавшего в дальнем медвежьем углу из разрозненных поначалу удельных княжеств Московию, какая-то другая альтернатива, чем самодержавие, унижение личности и имперское будущее?
Теоретически - да. В стороне и от Киева, и от Московии какое-то время бурно прорастала совершенно иная ветвь развития – новгородская. Именно с Новгородом обычно и ассоциируется в нашем сознании древнее русское народовластие. Между тем, и здесь немало попыток выдать желаемое за действительное. Съездите на место событий, побывайте на том пятачке, где собиралось народное вече, и сам размер этой поляны наведет вас на крамольную мысль, что и в Новгороде истинного народовластия было не больше носового платка.
Конечно, городу сильно повезло. В силу своей отдаленности от Киева, он перестал быть предметом княжеских распрей. Падение интереса к Новгороду было вызвано прежде всего тем обстоятельством, что, сидя далеко на севере, трудно было быть в курсе всех киевских княжеских интриг. Многие князья считали: лучше удел победнее, чем Новгород, но поближе к столице.
Логика и сегодня присущая многим политикам.
Да и само беспокойное новгородское хозяйство с не менее беспокойным народом князей прельщало не сильно. Летописи не раз и не два рассказывают о том, как князья отказывались ехать в Новгород. Когда Святослав, собираясь во второй болгарский поход, стал делить Русскую землю между своими сыновьями, к нему пришли и новгородцы просить себе князя. Святослав не без иронии ответил: «Да пойдет ли кто к вам?» Это пренебрежение к отдаленному городу было одной из главных причин, почему он не сделался достоянием ни одной ветви Ярославова племени.
Не выхлопотав для себя постоянного князя, Новгород, в конце концов, взял столько самостоятельности, сколько хотел. Бесспорно, здесь жилось вольготнее, чем в Московии. Это, правда, что в Новгороде самодурство князя было ограничено, а потом и вовсе свелось к роли солдата-контрактника. Ясно, что западные веяния доходили до новгородцев в силу географического положения их родного города и в силу обширных торговых связей с главными европейскими центрами быстрее, да и внедрялись в их душу глубже.
Не будем спорить, именно здесь действовал пусть и примитивный, но механизм выработки не единоличного, а общего решения. Правда, рождалось оно своеобразно. Подчас в столь горячих спорах, что несогласные покидали узкий пятачок вече и шли к мосту через Волхов, где главным аргументом в дискуссии становился уже кулак. «Неправых», в конце концов, спихивали с моста в воду и решение считалось принятым. Так что, часто «правильность» решения определяла не мудрая голова, а тупой кулак. К тому же, нередко кулак наемника, нанятого местным аристократом. Так выглядела на Руси самая примитивная форма лоббирования.
Это был своеобразный парламент, где побеждал тот, кто привел на вече больше сторонников и кто умел по команде кричать громче. Кстати, и «крикунов» также часто нанимали. Так постепенно и выстраивалась в Новгороде власть богатой торговой и аристократической верхушки, которая откровенно манипулировала низами.
Между тем, не стоит, скажем, забывать о том, как жилось на этой земле крестьянам. Если в суровой Московии и то долго существовало право на определенных условиях переходить от хозяина к хозяину, то именно на «вольной Новгородской земле, - как пишет Ключевский, - сельское население, работавшее на господских землях было поставлено в большую зависимость от землевладельцев, чем где-либо в тогдашней Руси». Таково было новгородское народовластие.
Совершил Новгород и ряд других непростительных ошибок. Это во времена Александра Невского новгородцы были еще психологически готовы биться за свою землю, а затем все больше полагались на богатую казну, с помощью которой покупали для охраны наемников или просто откупались от неприятеля.
Закончилось подобная традиция плачевно: у города не было (при его-то богатстве) даже приличной крепостной стены. «Новгород стоит, - пишет один из летописцев, - стен у него нет, были деревянные и те сгорели. И ворот нет, кто хочет, тот и войдет». В решающих битвах за независимость опытным московским дружинам противостояли торговцы и ремесленники, не умевшие толком держать в руке меч.
Впрочем, самую главную роль сыграл один роковой недостаток новгородской системы. Она была «гибче» московской лишь с точки зрения дня сегодняшнего, но значительно «легкомысленнее» ее, если учитывать реальные исторические условия той эпохи, да и геополитику в целом. Новгород забежал слишком далеко вперед, посчитав всерьез, что может, обманув время, ускользнуть от русского самодержавия. Да и Западная Европа, куда стремилась часть новгородцев, находилась по тем временам все еще далековато - за лесами и болотами. Вот и не получилось. Москва догнала, жестоко покарав русских «беглецов в будущее».
Конечно, в целом новгородская республика была более гибким вариантом правления, чем самодержавный московский вариант. Пусть и через драку на мосту, но низам все же позволялось выпускать излишний пар недовольства. Некоторое время этот свисток у парового котла работал относительно исправно. Со смерти Ярослава I и до татарского нашествия новгородская летопись описывает до 12 смут, но только две из них не были связаны со сменой князей. А вот дальше все пошло хуже.
Из 20 бунтов со времен татарского нашествия и до вступления на великокняжеский престол Ивана III теперь уже лишь четыре были связаны с князьями, все остальные смуты имели совсем другой источник. Направить все недовольство низов на Волхов мост у аристократии получалось все хуже.
Удивляться тут особенно нечему. Историки, проанализировав новгородские архивы, не нашли ни одного упоминания об избрании хотя бы на одну высшую должность в Новгороде человека из городских низов, хотя формально вече имела право выбрать любого. Как результат, летописи сохранили немало эпизодов, когда вниз с моста через Волхов летели городские чиновники.
То есть, манипулировать низами получалось у верхов лишь до известного предела. С XIV века характер политической жизни в городе резко меняется. Источником смут стала социальная рознь, борьба низших, беднейших классов новгородского общества со все более богатевшими верхами, не желавшими по известному выражению Лифшица «делиться».
Все чаще в летописях встречаются описания погромов, которые низы учиняли в домах известных бояр, все чаще городское вече заканчивалось побоищем и жестоким бунтом.
Уроки аристократической новгородской республики, глядя на прошлое из дня сегодняшнего, возможно даже важнее, чем уроки московского самодержавия.
Социальное неравенство – не меньший повод для бунта, чем прямое рабство, а наша бутафорская демократия (сильно смахивающая на аристократическую республику) лишь временное спасение от него.
Взгляните на статистику. По данным Росстата, доходы самых состоятельных россиян превышают доходы самых бедных в 17 раз. И это разница лишь возрастает.
А теперь вспомните о Новгороде.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
