На минувшей неделе президент подписал план по борьбе с коррупцией, тем самым сделав шаг к реализации задач, озвученных им еще в период своего избрания.
Применительно к внутренней жизни он тогда обнародовал две базовые задачи: судебная система и коррупция. И вот в разгар лета появился план. Правда, объявляя о подписании плана, сам документ обещали обнародовать позже. Это ошибка тактики – можно озвучить намерение, но второй раз, когда возвращаются к теме, намерение должно быть подкреплено действиями или, по меньшей мере, вырабатываемым планом действий. В противном случае, намерения начнут напоминать призывы, которые выслушают, но и только. Впрочем, тремя днями позже план был обнародован – ныне он доступен на сайте президента.
Осенью чиновники пообещали еще раз вернуться к антикоррупционной тематике, когда, с одной стороны, будет готов проект антикоррупционного закона (соответствующая задача в плане стоит), а с другой, - свое видение борьбы представят ведомства.
И все же сам план с его дальнейшими намерениями содержит несколько слабых мест. Это касается и самого документа, и той социально-экономической обстановки, что ли, в которой этот план должен осуществляться.
С одной стороны, фиксируется значительное число правильных и насущных вещей. Например, понятие «коррупция» буквально в преамбуле обозначается как «социально-юридическое явление». Говорится о необходимости совершенствовать механизмы «антикоррупционной экспертизы нормативных правовых актов» (ниже это поручается Генеральному прокурору); содержится призыв обеспечить «справедливую и равную для всех доступность правосудия», повысить «оперативность рассмотрения дел в судах».
С другой стороны, часть предлагаемых мер носят либо выраженный репрессивный характер (а мера ответственности тоже должна быть разумной, потому что когда «терять нечего», ведут себя суровее…), либо трудновыполнимы с учетом сложившихся реалий, причем не только ментальных, но и институциональных, политических, ценностных, наконец.
Так, одной из задач, во исполнение которой должны быть внесены изменения в законы, ставится «оперативно-разыскная деятельность обнаружения имущества, подлежащего конфискации». Еще совсем недавно говорилось: этот вид наказания не должен вернуться в российские УК и УПК… Но именно в контексте присоединения России к международным конвенциям конфискацию вернули. Кстати, говорили тогда именно о борьбе с коррупцией, что многих пугало, поскольку система имела большой опыт применения именно советской, а не европейской разновидности конфискации…
Часть задач явно требуют прояснения, после чего можно будет говорить об их точности и исполнимости. Как, скажем, такие: «Детализация механизма контроля за выполнением публичных функций федеральными органами государственной власти» или заключенная в витиеватую формулировку «выработка оптимальной системы взаимодействия институтов гражданского общества и СМИ с государственными органами, исключающей возможность неправомерного вмешательства в деятельность государственных служащих». Потому что и начало фразы (оптимальная система взаимодействия), и ее окончание (неправомерное вмешательство) требуют четкой дефиниции. Как, впрочем, и упомянутая «оперативно-разыскная деятельность», поскольку сразу порождает вопрос, кто и по каким принципам будет заниматься розыском имущества, перед кем отчитываться и какую нести ответственность.
Но есть еще один аспект, помимо традиционного «дьявола в деталях». Этот аспект – исполнимость заявленных намерений. С давних времен существует несколько принципов, о которых стоит помнить, выступая с законодательными инициативами. Первый – если нет уверенности, что новый закон значительно улучшит ситуацию, то лучше оставить старый, который действует и к которому привыкли. Потому что правовая культура не может формироваться, если правила меняются ежечасно. Второй – не получится ли так, что издержки от исполнения закона перевесят положительные стороны, которые он содержит. Третий – сколь исполним данный закон в имеющихся социально-экономических и институционально-правовых условиях.
Вот, к примеру, что сказано в плане по борьбе с коррупцией о целях и задачах: «Создание условий для справедливой конкуренции на товарных и финансовых рынках»; повышение «профессионального уровня юридических кадров»; «формирование в обществе и государственном аппарате уважительного и бережного отношения к частной собственности»; «повышение правовой культуры общества в целом». Сама же коррупция – есть «неизбежное следствие избыточного администрирования со стороны государства».
Однако тогда получается, что основной целью нужно ставить создание компактного, эффективно функционирующего государства, базовой задачей которого является создание и поддержание надлежащих институтов. То есть государство задает рамки для социума и вмешивается, лишь когда какой-то механизм дает сбой. Или – когда требует обновления (в силу изменившихся обстоятельств, отношений и т.д.), что, в свою очередь, достигается долгим и публичным обсуждением новации. Видим ли мы эти намерения? Нет. Видим ли мы тенденции к сокращению роли и размеров государства? Нет. Видим ли мы отчетливые признаки «уважительного и бережного» отношения к частной собственности? Нет. Видим ли мы, наконец, в лидирующих классах осознание того, что коррупция есть зло? Что неприлично обращать сам факт пребывания на административной позиции в инструмент личной выгоды? Нет. Тогда каковы предпосылки для успешных антикоррупционных шагов?
Увы, российские общество ныне находится в той фазе, когда все брошено именно на обогащение. Этим заняты все классы, все прослойки, все основные игроки общества. Не зарабатывать деньги всеми доступными способами сегодня неприлично.
Повышение уровня благосостояния, вытекающее из факта занятия определенной солидной должности, стало некоей необсуждаемой нормой. Да, она может дико раздражать тех, кто этим ресурсом не располагает, или тех, кто вынужден этот ресурс учитывать (пример первых – люди, на которых плевать хотели, устраивая точечную застройку или выселяя якобы за ради «общественных и государственных нужд»; пример вторых – сами застройщики, вынужденные закладывать в проекты откаты, «дополнительные прибыли, платежи и т.д.). Но одновременно эта сеть неформальных отношений считается в некотором роде нормой. Ее могут объяснять по-разному: одни считают, что чиновники «тоже люди, которые имеют право зарабатывать»; другие – что страдание и несправедливость есть неотъемлемые части нашей жизни, и проще смириться, чем противостоять; третьи просто воспринимают «допдоходы» как бонусы за тяжелую работу.
К попавшимся относятся с печальной иронией: ему просто не повезло. Оттого на многие действия по повышению прозрачности, ответственности, эффективности и пр. смотрят с недоверием, если не сказать, с раздражением: «Ну, что вы еще придумаете?» «Почему другим можно, а нам нет?» А главное, что сидит в голове: «Если это не прихвачу я, это достанется другому, а я буду выглядеть дураком». И такая логика распространена повсеместно. Ее не могут переломить пока ни ужесточающиеся меры ответственности; ни уже весьма приличные зарплаты; ни декларации о доходах.
Ну, а когда все это считается нормой, когда нет хотя бы значимого консенсуса в обществе по поводу того, что незаконное (сомнительное, левое) обогащение – плохо, как можно успешно бороться с коррупцией? Но тогда получается, что вовсе не нужно бороться? Нужно. Но все же поначалу необходимо повысить реальную (не на словах и не по отчетам) ответственность лиц, занимающих административные должности, за собственные действия и их последствия. Пока «всем всё можно» заградительные рамки устанавливать затруднительно. Второе – есть другая цель, и если бы президенту удалось реализовать ее хотя бы наполовину, это было бы большой победой. Эта цель - состояние судебной системы. Потому что это тот механизм, который тянет за собой отношения в огромном числе других сфер. Третье - страх перед общественным мнением, которое, в свою очередь, еще надо формировать. Четвертое – ощущение защищенности, которое у одних выражается в соцпакете, у других – в рамках для начальника, у третьих – в возможности апеллировать к суду. Но главное – ощущение, что можно защитить себя, свое дело, свою правоту. В том числе, в споре с теми, кто сильней тебя.
