Сергей Маркедонов, заведующий отделом Института политического и военного анализа, для РИА Новости.
Трехэтапный план по урегулированию грузино-абхазского конфликта, предложенный МИД Германии (и озвученный в ходе визитов вице-канцлера ФРГ Франка-Вальтера Штайнмайера в Тбилиси и в Москву 17-18 июля 2008 года), снова актуализировал всю проблематику, связанную с разрешением конфликтов в Грузии. Однако прежде чем судить о том, насколько предложения германских дипломатов адекватны текущей ситуации, было бы целесообразно рассмотреть, в какой точке сегодня находятся «абхазский» и «осетинский» вопросы.
При рассмотрении ситуации в Южной Осетии и Абхазии эксперты и политики используют термин «замороженные конфликты». К слову сказать, в ноябре прошлого года в Берлине прошли слушания ПАСЕ, посвященные рассмотрению «замороженных конфликтов» в Евразии. Между тем, данная дефиниция не вполне корректна. «Замороженное» состояние конфликта предполагает отсутствие любой динамки и сохранение статус-кво. Хотя в последние четыре года динамика в развитии двух конфликтов на грузинской территории присутствует. И, на наш взгляд, ее нельзя назвать позитивной.
В Грузии идет «разморозка» этнополитических конфликтов. То есть изменение формата урегулирования конфликтов, а также стремление к разрушению той юридической базы, которая создана для невозобновления вооруженного противоборства в начале 1990-х гг. (Дагомысские соглашения 1992 года по Южной Осетии и Московские соглашения 1994 года по Абхазии). Попытки изменить статус-кво в конфликтных точках предпринимались не единожды в конце 1990-х - начале 2000-х годов. В 1997-1998 и в 2001 годах аналогичные попытки были предприняты в Абхазии. Однако до 2004 года они не были системной стратегией. Ситуация изменилась, когда США и ЕС активизировали вопрос о международном признании независимости Косова. Несмотря на то, что признание фактически албанского Косова считается в США и Европе «особым случаем», в Абхазии и Южной Осетии косовский казус воспринимается как правовой прецедент.
До 2008 года пальма первенства в этом процессе принадлежала Грузии (здесь и возобновление военных действий в Южной Осетии в 2004 году, ввод подразделений в Кодорское ущелье в 2006 году, отказ от выполнения Дагомысских и Московских соглашений, срыв переговорного процесса). За три года такой «разморозки» на территории только Южной Осетии было убито 50 человек. Однако после признания Косово в феврале 2008 года Кремль активно включился в «разогрев» остывших «горячих точек». И здесь тоже был предложен целый набор инструментов, начиная от президентского поручения «предметно помочь» населению Абхазии и Южной Осетии до ввода в зоны конфликтов дополнительных подразделений миротворцев, размещение железнодорожных войск, которые в отличие от «голубых касок» не предусмотрены Соглашениями 1994 года. Российский МИД впервые официально признал факт нарушения государственной границы Грузии самолетами ВВС РФ. В данном случае речь идет о полете самолетов российской военной авиации над территорией Южной Осетией 8 июля 2008 года. Россия фактически открыто начала процесс пересмотра статуса Южной Осетии и Абхазии. Насколько далеко зайдет этот процесс, сказать трудно. Однако уже сегодня очевидно, что он спровоцировал новое обострение российско-грузинских отношений.
В этой связи возникает вопрос о возможных альтернативах нынешней политике. Военно-политические угрозы со стороны Москвы объективно работают на укрепление имиджа Грузии как «страдающей стороны». И объективно они работают против российских интересов. Будет расти давление на Москву (и со стороны Грузии, и со стороны ее партнеров по СНГ, например, Украины, и со стороны стран ЕС и США) с требованием вывода миротворческих сил. Между тем вывод российских миротворцев из Южной Осетии и, особенно из Абхазии, не только не решит проблему территориальной целостности Грузии. Он спровоцирует волну насилия внутри бывшей республики советского Закавказья, а также будет способствовать дестабилизации Северного Кавказа, учитывая проабхазские настроения адыгских народов и поддержку соплеменников Южной Осетии из Владикавказа. В этой связи становится очевидными изъяны «плана Штайнмайера». На первое место в трехэтапном мирном проекте ставится не только отказ от применения силы, но и массовое возвращение грузинских беженцев в Абхазию. В этом содержится явное логическое противоречие, поскольку массовое возвращение грузинской общины (среди которой было немало участников военных действий 1992-1993 гг.) как раз и вызовет новый всплеск насилия (передел собственности и банальное сведение счетов). Сегодня уже многие в Европе забыли о том, что именно миротворцы сделали такой сценарий невозможным.
Но каковы должны быть действия России в условиях «разморозки» конфликта и его интернационализации? Думается, выбор между двумя стратегиями под условными названиями «юридическое признание» и «сдача позиций» неверен изначально. Для России гораздо важнее политическое, а не правовое де-факто государств. Отказаться от их поддержки Москва не может по вполне объяснимым причинам. Во-первых, найдется немного внешнеполитических проблем, которые были бы столь тесно связаны с безопасностью внутри России. А этнополитическая ситуация в Южной Осетии и Абхазии самым непосредственным образом влияет на обстановку на российском Северном Кавказе. Потому любая «сдача позиций» будет воспринята населением российского Кавказа, как проявление слабости Кремля со всеми вытекающими последствиями. Кроме того, важно понять, что с Москвой или без нее абхазы и осетины пока не готовы интегрироваться в состав Грузии. Политический пресс со стороны России ситуацию не слишком изменил.
Самоопределение бывшего сербского автономного края поставила перед мировым сообществом серьезнейшую проблему. Это проблема идентичности и лояльности граждан. Насколько возможно сохранение территориальной целостности, если население, проживающее на данной земле, не готово принять суверенитет государства-носителя. Если принять, что территория и население неразделимы, то теоретически есть только два способа решения вопроса. Либо - этническая чистка (это может быть чистка-реванш, как в случае с Абхазией), либо долгое и многолетнее мирное разрешение спора путем уступок и компромиссов. Третьего здесь не дано. Надеяться (как это делают немецкие дипломаты), что в течение одного года (на первый пункт «плана Штайнмайера» отводится именно это время) стороны добьются прогресса во взаимном доверии, наивно, по крайней мере.
В этой связи главной проблемой Южной Осетии является не формат Смешанной Контрольной Комиссии, а готовность осетин быть частью Грузии, поверить в то, что именно эта страна - их государство, а их будущее - это будущее Грузии. В Абхазии также главная проблема - не миротворцы (русские или эстонские вкупе с украинцами и поляками). Новые контингенты миротворцев (не из России) могут помочь Тбилиси победить Абхазию, сломать ее властную инфраструктуру. Однако сделать абхазов лояльными гражданами Грузии они окажутся не в состоянии. В ходе последней войны с Грузией абхазы потеряли от двух до трех тысяч человек (при численности этноса в 93 тыс.).
Чтобы остановить негативный процесс «разморозки», необходимы другие подходы к урегулированию конфликтов и постконфликтному восстановлению. В этой связи пора бы вернуться к теме «домашних заготовок», которые нам были обещаны уходящим российским президентом. Во-первых, требуется полное исключение фактора силы из арсенала разрешения споров. Во-вторых, требуется отказ от определения статуса, как от первого шага конфликтного урегулирования. Приоритетом должно стать «замирение региона». И только потом - сохранение территориальной целостности того или иного государства или сецессия. Нельзя предопределять статус конфликтной точки заранее без создания минимальных предпосылок для невозобновления военных действий. Сегодня же все «замороженные конфликты» «разморожены», а угроза полномасштабной войны актуализируется день ото дня. На первый взгляд, схожим образом мыслят и дипломаты из Германии (они также откладывают статус Абхазии на потом). Однако идея возвращения беженцев и деликатное молчание по поводу миротворцев перечеркивают такие позитивные идеи «плана Штайнмайера», как отказ от использования силы и «отложенный статус».
Россия могла бы (и должна бы) поддерживать принципы территориальной целостности, но в то же время решительно отвергать «издержки» этого процесса. За единую Грузию нельзя платить недопустимо высокую цену (в виде беженцев, человеческих жертв). Иначе формируется фундамент новых реваншей с беженцами, этническими чистками и жертвами. Территории непризнанных республик должны пройти социально-экономическое восстановление, гуманитарную реабилитацию до определения их окончательного статуса. Гораздо легче вести переговоры не с «черными зонами», а с транспарентными образованиями (как тот же Тайвань). А для этого, ничего не поделаешь, придется иметь дело с нынешними непризнанными властями, хотя бы потому, что без них территории де-факто государства превратятся в территории де-факто хаоса.
Именно формирование сложной концепции конфликтного урегулирования, гуманитарное восстановление конфликтных территорий с откладыванием их статуса на более благоприятную перспективу могли бы стать основой новой политики России не только на Кавказе, но и в целом в СНГ.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
