Леонид Михайлович Рошаль. Детский доктор Мира. Доктор медицинских наук, профессор, руководитель Московского НИИ неотложной детской хирургии и травматологии РАМН. Еще - почетный член Ассоциации детских хирургов России, член исполкома Союза педиатров России, член Совета директоров Всемирной ассоциации неотложной помощи и медицины катастроф, президент Международного благотворительного фонда помощи детям при катастрофах и войнах, эксперт Всемирной организации здравоохранения, глава комиссии по здравоохранению Общественной палаты России. «Национальный герой России», «Европеец года,», «Звезда Европы» Номинирован на Нобелевскую премию Мира. И еще, и еще, и еще. Но звания не главное. Главное - его дела. О них - разговор с РИА Новости.
О медицине катастроф. «На поле боя я обязан помочь каждому. А потом уж арестовывайте, расстреливайте».
- Леонид Михайлович, Вы работаете доктором 50 лет. 20 лет действует бригада неотложной медицинской помощи при катастрофах. Есть ли какие-то события или дела в Вашей жизни, которые Вы считаете главными?
- Первое, Беслан. Там мне удалось отговорить от опрометчивого шага сотни родителей и близких, которые готовы были идти освобождать детей. Пойди они - и были бы еще сотни убитых. Я понимал опасность этого, и по просьбе главного психолога страны Зураба Кекилидзе пошел к ним в клуб, и сумел остановить их. Когда я только представил себе этот кошмар... Террористы же могли начать косить всех подряд. Я думаю, что это все-таки центральное и очень важное конкретное из того, что я сделал в жизни. Да, где-то спасал, где-то лечил, но то, что остались живы эти люди... Те, что остались живы...Второе, наверное - родил сына. Затем - с помощью друзей и товарищей построил институт. За который не стыдно. России не стыдно.
- Вы полагаете это своей главной задачей в жизни - работать там, где горячо, там, где катастрофы?
- Не знаю. Наверное, просто так устроен. Когда захватили Норд-Ост, многие люди смотрели и ужасались - как это все страшно. Переживали. А другие подумали - и не только я - как помочь людям? Поэтому туда многие приехали, чтобы поговорить с террористами. Когда я позвонил помощнику Лужкова, и сказал, что хочу там быть, мне сказали: зачем, Леонид Михайлович? Здесь достаточно машин «Скорой помощи». Я сказал: нет, вы меня не поняли. Я хочу пойти туда, к заложникам. Как доктор.
- Ваши коллеги из института были там, при захвате заложников на Дубровке?
- Нет. Какие-то вещи я беру на себя. Потому что не могу подставлять жизнь других. За свою - да, я иду, но как могу приказать кому-то? Когда террористы просили меня провести операцию в ночь перед штурмом, когда они смертельно ранили двух заложников, я сказал: нет, ребята, я вам туда хирургическую бригаду не поведу. Операционных сестер, анестезиологов. Одно дело - террористу руку прооперировать в женском туалете. Я сделал это. Но другое дело - серьезные операции: трепанация черепа, или полостная. Рядом есть больница, надо туда вывезти раненых и там делать. И они отдали в итоге заложников, которые были ранены.
- В таких ситуациях Вы помогаете всем?
- Это же закон Красного креста, доктора. Я на поле боя обязан помочь каждому. А потом уж арестовывайте, расстреливайте. Это закон.
- Для Вас это закон. А для них? Не страшно?
- Честно говоря, когда я работал там, или где-то еще во время войн, опасности не чувствовал. В момент работы у меня не было опасений: вот я иду, а меня застрелят. Или войду к ним в здание, а меня зарежут. Потом, ретроспективно, понимаешь, что совершенно спокойно могли и убить. Когда летишь на вертолете над Афганистаном или на машине едешь, и начинаются взрывы -- они же не знают, что там доктор. А когда шел к террористам в здание с заложниками на Дубровке- просто шел с убежденностью, что должен что-то сделать. Чтобы освободили детей. Чтобы заложники получили лекарства. Несколько раз туда ходил.
- В России Вашими усилиями создана и до сих пор действует единственная в мире педиатрическая бригада неотложной помощи при катастрофах. Вы уже 20 лет выезжаете по всему миру для помощи детям, пострадавшим от землетрясений, наводнений, войн. Кто финансирует все это? МЧС? Минздравсоцразвития?
- Ни те и ни другие. В МЧС есть своя, отдельная система госпиталей, одна из лучших в мире, которой могут позавидовать многие страны. И в Минздравсоцразвития активно работает система медицины катастроф. Но наша бригада - уникальная, она занимается помощью детям, и состоит в основном из сотрудников нашего института. И мы готовы в любой момент вылететь в любую точку России или мира для того, чтобы оказать помощь. Мы начали это в 1988 году в Армении на землетрясении, после работы там у меня возникла гипотеза, что помощь детям должны оказывать специалисты педиатры. Эта гипотеза потом была подтверждена работой во многих странах мира при катастрофах - в Алжире, Египте, Турции, Грузии, Афганистане, в Иране, Индии, Пакистане, Индонезии, Японии, США. И на войнах - в Югославии, в Чечне, Азербайджане, Армении. Мы доказали, что если помощь оказывают не просто медики, а специализированная педиатрическая бригада,то смертность в два раза ниже и в два раза ниже инвалидность.
А финансирует бригаду Международный благотворительный фонд помощи детям при катастрофах, президентом которого я являюсь. Но в фонде практически нет денег. Потому что у нас нет ни одной коммерческой структуры, и все сотрудники работают там как волонтеры, и вылетаем мы тоже как волонтеры. Когда что-то где-то случается, мы начинаем искать деньги - и всегда находим. Нам помогают. Например, «Аэрофлот» нас перевозит практически бесплатно. Активно работают наши посольства и консульства. Нигде нас не бросают. Приятно, что везде подчеркивают высокий профессиональный уровень российских врачей и работу с полной отдачей. Нашей особенностью является то, что мы работаем в стационарах и концентрируем наиболее тяжелых детей на себ\я. При больших катастрофах везде в Мире не хватает детских врачей. Мы иногда прилетаем куда-то в страну, где к России относятся неважно, или плохо, или никак, а уезжаем с благодарностью.
О состоянии здравоохранения. «Это позор для такой страны, как Россия»
- Но если говорить не о катастрофах, а о повседневной российской жизни. Очень трудно стало россиянам разбираться со своими болячками.
- Нет, Вы говорите о катастрофе. То, что происходит сейчас - это катастрофа. И с состоянием медицинской помощи, и проблемой неофициальной оплаты. Вообще, я не сторонник огульных обвинений. Ведь лечат людей, и немало. Но если из сотни докторов один или два - хапуги, которые смотрят в карман пациенту, прежде чем подойти, то пятно ложится на всех. Когда говорят, что без денег невозможно лечиться - это неправда. Я действующий доктор, я действующий хирург, я директор института, а через институт проходит около 50 тысяч детей в год. Найдите, пожалуйста, хоть одного родителя, который бы госпитализировался к нам в институт за деньги. Который бы заплатил деньги за лечение. Я буду Вам благодарен.
- Думаете, это - самый больной вопрос здравоохранения?
- Вопросов много, но есть центральные. Это финансирование и кадры. Ведь что у нас происходит сейчас? Куда мы идем? Никто не знает.
Комиссия Общественной палаты по вопросам здравоохранения в течение двух лет требовала от Минздравсоцразвития: дайте концепцию развития здравоохранения!
Подобная концепция была принята в 1997 году. Там были положительные и отрицательные стороны. Но она отработала свой срок, и не была выполнена. Сейчас назрела потребность в новой.
Ведь что происходило в начале 90-х годов? Какие идеи были и были поддержаны многими, вплоть до Президентской администрации? Очень простые Закрытить детские поликлиники, женские консультации, ввести врача общей практики, разрушить то положительное, что было в советской системе здравоохранения, бездумно сокращать койки, коммерцилизация здравоохранения и пр.
Несколько лет назад гражданское общество рассказало Путину о состоянии здравоохранения и доказало, что надо спасать первичное звено, иначе все здравоохранение рухнет. Было решено в рамках нацпроекта «Здоровье» выделить деньги для финансирования первичного звена. Мне и в кошмарном сне не могло присниться, что из хорошей идеи получится. Деньги дали только участковым врачам и педиатрам. Про узких специалистов в поликлиниках, про врачей в школьных и дошкольных учреждениях просто забыли. И те начали переходить в участковые. Да и моральный климат в коллективах был катастрофически нарушен. Из хорошего дела мы сделали негодное.
Общественная палата в конце прошлого года приняла судьбоносное решение. Политическое, если хотите. А именно - признала здравоохранение в Российской Федерации неудовлетворительным и не соответствующим Конституции. Если мы хотим другое здравоохранение - надо менять Конституцию. Но пока она действует в нынешнем виде, и пока есть президент, ее гарант, нужно поступать в соответствии с ней.
- Общественная палата признала здравоохранение не соответствующим Конституции. И что? Это что-нибудь меняет?
- Конечно, меняет. Это заставляет серьезно относиться к тем предложениям по финансированию здравоохранения, о которых мы говорим. Сегодня у России - очень благоприятный момент, когда это можно сделать и чтобы не думать об этом еще лет 30, а то и 50. Пока есть деньги. Пока есть возможности. Пока есть понимание этого вопроса.
Ведь для чего нужно финансирование?
Чтобы провести революцию в материально-техническом обеспечении. Чтобы диагностировать, нужно современное оборудование и аппаратура. Это первое. Это никакого оношения не имеет к инфляции.
Второе. Нужны деньги для того, чтобы решить кадровую проблему, повысить зарплату и увязать ее с качеством лечения. Чтобы было достаточно врачей, которые работали бы на местах.
Деньги нужны для лекарственного обеспечения, для внедрения новых методик, чтобы мы не читали в газетах: помогите такому-то ребенку собрать деньги на лечение, потому что он умирает. Это позор для такой страны, как Россия.
Кадры - это просто беда. У нас огромная нехватка врачей. Только в Москве сегодня не хватает 600 педиатров и 1000 врачей скорой помощи. Из 600 тысяч врачей в практическом здравоохранении работает где-то около трети. А где остальные?
В советское время была практика распределения выпускников после окончания института. Я за развитие демократии, но не за сумасшествие. Потому что в реальной жизни тысячи пациентов на селе, в маленьких городах просто не имеют врачей.
При последней встрече с Медведевым, когда я передавал ему обоснование финансирования здравоохранения, я поднял вопрос о необходимости вернуться к распределению выпускников мединститутов. Знаю, что многие студенты после моих заявлений будут ко мне относиться плохо. Я это переживу. Но они должны понять: если они учатся за государственный счет и после окончания института до 50% не идут работать в практическое здравоохранение и государство не может поставить их туда, где они необходимы - это проблема государственной безопасности.
Обязан человек отработать. Но отработать, понимая, что он может прокормить семью, что у него будет достойная заработная плата, что ему будет где жить.
И Медведев согласился со мной. Он сказал: да, это надо вводить. Иногда надо и силу применить. С первокурсниками следует заключать договоры. И потом после окончания они поедут туда, где нужны врачи. Но это будет через шесть лет. А сейчас? Ведь нам не через шесть лет нужны врачи, а сегодня. И Медведев согласился, что такие формы надо искать.
- А что с концепцией?
- В декабре этого года Общественная палата уже вместе с Минздравсоцразвития провела круглый стол по концепции развития здравоохранения. Мы пригласили туда всех: страховые компании, фонды, врачей, представителей Академии медицинских наук, Госдумы, Счетной палаты, всех бывших министров здравоохранения, начитная с великого Чазова. Мы предложили создать несколько групп - предложили Высшей школе экономики, страховым компаниям, институтам, занимающимся организацией здравоохранения, написать свое видение концепции. Сейчас у нас где-то 7 разных концепций. И они сводятся. Минздрав создал группы - по кадрам, по науке, по гарантиям оказания медицинской помощи. В группе по гарантиям я как раз и работаю. Но поймите... Я вообще не организатор здравоохранения. Я детский доктор. Меня жизнь подтолкнула.
В ближайшее время все это будет сведено, потом будет обсуждение в Общественной палате, потом на коллегии министерства, и затем мы проект вывесим на сайте -пусть медики и не медики выскажут свои соображения. А потом надо принять ее в Кремле. Чтобы она не была созданной кулуарно.
О работе «На здравоохранение не надо жалеть денег. Если мы серьезно думаем о будущем»
- Это общественно-политическое обременение не мешает медицине? Вы же доктор.
- Мешает. Потому что я не предполагал, допустим, пять лет тому назад, что я столько времени буду уделять непрофессиональной деятельности. Это с одной стороны. Но с другой стороны, просто понимаю, что это надо. Знаете, есть изъезженная фраза: если не я - то кто? Это то, что меня заставляет.
Прежде чем идти на второй срок в Общественной палате, я долго думал, но понял: не люблю в жизни быть предателем. Не могу. Вера медиков, и, может быть, не только медиков, в то, что я могу что-то сделать, заставляет строить жизнь несколько по-иному.
- Но удается оперировать?
- Оперировать в последние годы стал меньше. Оперирую только осложненные формы. Когда помощники не справляются и надо им помочь. Но моя задача - не в том, чтобы самому сделать еще 100-200-300 тысяч операций, а чтобы научить свой коллектив. Чтобы они работали без меня, как со мной. Моя задача - сделать высококлассный дружный коллектив. Это не всегда просто, потому что коллектив немаленький, институт новый. Пришли новые люди, и совместимость разная бывает у людей. И все же сделать так, чтобы каждый чувствовал локоть другого, чтобы не страдало качество лечения и не улетучивалась бы доброта, которой всегда славился этот коллектив в отношении к детям и родителям. Это важно.
Но работа моя не только в операциях. Иногда прооперировать легче, чем вытащить ребенка без операции. Рабочий день я начинаю с утренней врачебной конференции, на которой мы обсуждаем каждого ребенка, который поступил. Отчитываются дежурные бригады - что у них было в течение дня, какие дети поступили, с чем поступили. Затем иду на обход в отдел реанимации, где самые тяжелые дети лежат, или по отделениям, где нужно консилиум провести.
- Принято считать что административная работа, требующая огромных усилий и затрат, мешает собственно врачебной деятельности. То есть там, где начинается администратор - заканчивается врач.
- Нет, почему? Президент Российской академии наук Давыдов - он еще и директор крупнейшего в мире онкологического центра, оперирующий хирург, причем один из лучших в России. Просто нагрузки больше. Да и моя административная работа - она ведь не посвящена посторонним темам, а направлена на улучшение лечебной работы. То есть мне она не мешает. Просто работать приходится больше. Поэтому и закачиваю в час ночи, в два часа ночи.
- А начинаете?
- Приезжаю сюда где-то в половине девятого.
- Дети откуда поступают?
- В основном это дети московские. Но не только. Потому что институт известен в России, и мы иногда переводим сюда тяжелых детей из других регионов. Тем более сейчас построен новый хирургический корпус. Реанимационный. Он по своему оснащению и кадровому потенциалу - один из лучших не только в России, но и в мире. Специализированных институтов, которые бы занимались неотложными хирургическими заболеваниями, включая травму и нейротравму, в мире нет.
Кроме того, к нам привозят детей из других стран. Например, мы работали в Алжире во время землетрясения. Там было две девочки, и решался вопрос об ампутации - швейцарцы об этом говорили, французы. Мы сказали: не нужно ампутировать. Мы забрали их сюда в Россию, и они обе с конечностями. Переводили российских детей из Египта. К нам обращались из Абхазии. Это приятно. Двери наши открыты для любого ребенка, который требует нашей помощи.
- Лечение в Вашем институте платно, бесплатно?
- Я уже говорил - абсолютно бесплатно. Любой ребенок, с улицы, если у него есть необходимость, получит здесь неотложную помощь. У нас платного лечения нет. Вот сейчас в связи с тем, что у нас условия хорошие, к нам пошли страховые компании по ДМС - они хотят лучших условий пребывания. У нас есть такая возможность - но только по условиям пребывания в палате. Уровень диагностики и лечения ничем не отличается - лежит ли ребенок бесплатно или платно. Но и стандартные палаты у нас отличные.
- При строительстве нового корпуса и в целом институту по нацпроекту «Здоровье» что-нибудь перепало?
- Абсолютно ничего. Это деньги правительства Москвы, никакого отношения не имеющие к федеральным проектам. Такие больницы - а она очень хорошо оснащена, есть очень мощные компьютерные системы, - такие больницы надо строить в России. На здравоохранение не надо жалеть денег. Если мы серьезно думаем о будущем. Полагаю, нам в Общественной палате кое-что удалось в этом плане. Мы разбудили Россию.
- Россию чиновничью?
- Да. Ведь в чем суть национального проекта «Здоровье»? Не только в финансах, которые там были заложены - многие миллиарды рублей. А в том, чтобы на местах как-то начали думать о здравоохранении. Нацпроект разворошил эту систему. А сейчас мы выходим на другой этап. Мы говорим, что все здравоохранение надо сделать национальным проектом.
Беседовала обозреватель РИА Новости Елена Загородняя
СПРАВКА
Список адресов, где Леонид Михайлович спасал детей при чрезвычайных ситуациях.
Монголия (1980), землетрясение в Армении (1988), железнодорожная катастрофа (Уфа - Челябинск, 1989), революция в Румынии (1990), взрыв завода в Усть-Каменогорске (Восточный Казахстан, 1990), Израиль (война в Персидском заливе, 1991), землетрясение в Грузии (1991), война в Югославии (1991), землетрясение в США (Сан-Франциско, 1991), война в Грузии (1991-1992), война в Нагорном Карабахе, (Армения, Азербайджан, 1992), землетрясение в Египте (1993), землетрясение в Японии (1995), война в Чечне (1995), землетрясение на Сахалине (1995), землетрясения в Афганистане (май, июль 1998), землетрясение в Турции (1991), война в Югославии (1999), землетрясение в Индии (2001), землетрясение в Афганистане (2002), интифада в Израиле (2002), теракт в Каспийске (Дагестан, 2002), теракт на Дубровке (Москва) (2002), пожар в доме для глухонемых детей, Махачкала (2003), землетрясение в Алжире, (2003), катастрофа в аквапарке Трансвааль, Москва (2004), захват школы с детьми в Беслане (2004), землетрясение в Пакистане (2005), землетрясение в Индонезии (2006).
