Екатерина Ефимова, специальный корреспондент РИА Новости
Интервью с экс-министром здравоохранения и социального развития России Михаилом Зурабовым:
- Михаил Юрьевич, только ленивый не ругал деятельность вашего ведомства и Вас лично за прошедшие три с лишним года. Подводя итоги, хотелось бы, напротив, услышать, а что хорошего было сделано за это время?
- За последние годы у нас в стране снизилась младенческая и общая смертность, выросла рождаемость. Я абсолютно уверен, что в этих результатах есть определенный эффект от той работы, которая проводилась, в том числе введения родовых сертификатов и материнского капитала.
Если говорить об общесистемных проблемах и том, что нам удалось сделать для их решения, я бы назвал три.
Во-первых, это удивительная, на мой взгляд, ситуация, когда государство до сих пор не описало свои публичные обязательства перед населением. Это сложнейшая, я бы сказал, мировая проблема. По сути дела, речь об описании минимальных социальных стандартов. Например, представьте себе: как определить перечень лекарств, на которые имеют право граждане, относящиеся ко льготным категориям? Это очень чувствительный вопрос. У нас в стране не было культуры решения этих проблем, у нас не было процедур, которые применялись бы, чтобы прийти к какому-то согласованному решению.
Второе, это качество государственных услуг. Невозможно дальше жить в стране, в которой финансирование здравоохранения будет осуществляться как финансирование учреждений здравоохранения (по сметному принципу - ред.). Это тупик. В ситуации, когда, по разным оценкам, население платит за медпомощь свыше 400 миллиардов рублей в год, что в два раза превышает все объемы финансирования системы обязательного медицинского страхования, надо констатировать, что здравоохранение у нас стало платным.
Мы начинали с того, что у нас абсолютно неуправляемая система здравоохранения, потому что все полномочия были не делегированы, а распределены между уровнями власти. Недофинансирование учреждений здравоохранения приводило к гигантским соплатежам со стороны населения. Я могу даже сделать довольно острое заявление: по сути дела, здравоохранение уже давно приватизировано, хотя это мало кто понимает. Речь не идет о приватизации зданий и оборудования. Если говорить о другой стороне, о том, что врач сегодня является носителем уникального знания, то отличие сегодняшней ситуации от той, что была в СССР, только в одном: тогда создавался уникальный воспроизводимый продукт. Тогда знание передавалось, оно не принадлежало ограниченной группе людей или конкретному врачу, оно тиражировалось. Третий наш сдвиг в правильном направлении связан с этим. Это тиражирование медтехнологий, выравнивание стандартов оказания медпомощи для различных регионов РФ.
- Какие решения были найдены?
- Мы впервые перешли на формирование государственного задания и то, мы стали выкупать медицинскую помощь у медучреждений, впервые сказали, что не будем финансировать содержание по смете. Квоты на оказание помощи были доведены до субъектов федерации, и это позволило по-другому организовать эту работу. Мы сделали уникальную вещь в этом году: мы выкупили медпомощь за счет федеральных денег у учреждений, которые находятся в ведении субъектов РФ. Мало кто понимает, но это революция. Мы разместили заказ у учреждений, которые всегда получали средства из своего собственного бюджета.
Что касается тиражирования, то это строительство высокотехнологичных медцентров. (К 2009 году в стране должны быть построены 14 таких учреждений, в каждом из которых будут делаться 5-6 тысяч операций - ред).
Здесь мы двигаемся в двух направлениях: увеличение объемов высокотехнологичной помощи для граждан, второе - подготовка кадров. Это гигантская проблема ближайших лет. То, что мы попытались сделать, повышая квалификацию врачей, это первый шаг. А вот создание, я надеюсь, в декабре или январе первого в России учебно-тренировочного центра, одного из шести в мире позволит переломить ситуацию.
Процесс обучения в этом центре будет построен по-иному: это симуляционные операционные, которые позволят с помощью симуляторов проводить операции на сосудах, эндоскопические, ортопедические хирургические вмешательства и так далее. Это другое здравоохранение.
- Это решения, касающиеся системных проблем в отрасли, а в отношении населения, тех, кто желает прожить до старости, родить и вырастить здоровых детей, что, на Ваш взгляд, удалось сделать?
- Если говорить без деталей, нам удалось сделать многое в профилактике инфекционных заболеваний с помощью иммунизации. Это гепатиты В и С, краснуха, национальный календарь прививок, грипп. Вакцинация дала снижение по некоторым заболеваниям в разы. Мы начали восстанавливать культуру профилактики в стране.
Следующий ключевой момент: мы сделали борьбу с ВИЧ/СПИДом национальной программой. Три года назад в стране только 800 человек получали антиретровирусную терапию за счет средств федерального бюджета, сегодня -15 тысяч в год. Мы начали обследовать ежегодно около 25 миллионов человек на ВИЧ. Мы серьезно сегодня продвигаемся и по профилактике наркомании, которая нередко является сопутствующим заболеванием при ВИЧ/СПИДе. Речь идет о совершенствовании законодательства в отношении медицинского освидетельствования наркозависимых и оказании недобровольной медпомощи этой категории. Это очень давать определенный результат.
Другой аспект: мы сегодня возвращаемся к регулярным медицинским осмотрам, диспансеризации населения. Именно данные проведенных осмотров работающих граждан еще раз подтвердили, что мы действовали абсолютно правильно. Диспансеризация выявила запущенное состояние здоровья населения, огромную потребность в медпомощи, которую сегодня невозможно оказать на качественном, высоком уровне без серьезных финансовых вложений, укрепления кадрового потенциала. Мы делаем это параллельно: начинаем формировать листы ожидания, группы здоровья, вести их качественно. Теперь мы заставляем работать с каждым конкретным случаем.
Надо сказать и о первичном звене здравоохранения (амбулаторно-поликлинические учреждения - ред.). Я убежден, что работа не закончена, сделаны только первые шаги: оборудование, зарплата, кадры. Нам надо идти в направлении развития всех форм организации в первичном звене: индивидуальная, групповая и частная медицинские практики. Нам нужно, чтобы у каждого человека был свой лечащий врач, которого бы он сам выбрал и который был бы экономически заинтересован в здоровье своего пациента. Без этого все остальное здравоохранение не будет так эффективно служить людям, как могло бы.
- Вы как-то сказали, что «нужно закрыть глаза, сжать зубы и просто идти вперед». Далеко ли вам удалось пройти?
- Я дам неожиданный ответ. Может быть, он будет не очень точно сформулирован. Я когда ушел из Пенсионного фонда, туда пришли другие люди, и там нет ни одного сбоя четыре года. Вот это, я считаю, профессиональная работа. Потому что, если вы оставляете систему, которая может так функционировать только в том случае, если есть конкретный менеджер - это плохая система.
Вы меня спрашиваете, как далеко удалось продвинуться? Мне не хватило приблизительно года, чтобы процесс стал необратимым, чтобы закрепить результаты того, что было сделано за последние четыре года. Пока мы сделали серьезную подготовительную работу, видно, как в регионах меняется отношение, как губернаторы стали работать. Это стало темой. Но мы не внесли изменения в законодательство, которые бы закрепили многое из того, что должно структурно определять здравоохранение на ближайшие 10-15 лет. Мы не смогли дать на целый ряд вопросов вразумительный ответ населению и врачам. Например, как мы будем финансировать здравоохранение в дальнейшем? Все спрашивают, что потом, после национального проекта? Пациенты спрашивают, каким законом наши права как пациентов защищаются?. Врачи хотят знать, где их экономическая и финансовая защита в новой модели. Как организовать экспертизу качества оказания медпомощи, в том числе при фатальных случаях?
Но мы просто-напросто начали с самого начала. Бессмысленно водить новый хозяйственный механизм, если у врача кроме фонендоскопа ничего нет. Оборудования нет. Представьте, если бы я не с этого начал, а вышел бы с реформ системных...
- Одно из наиболее часто звучащих обвинений в ваш адрес - это реализация программы дополнительного лекарственного обеспечения льготников...
- ДЛО - это оселок, на котором мы пытались сделать очень простую вещь. Реализовать стандарты базисной терапии по отношению к конкретным диагнозам, проверить, насколько врачи готовы внедрять совершенные методы лечения, договорились об управлении расходами. На этот конкретном направлении мы пытались отработать все то, что потом можно было перенести на здравоохранение в целом. Тут надо было сделать три вещи, которые мы предлагали в ноябре прошлого года в виде закона и получили отрицательное заключение на это экономических ведомств. Мы говорили, что не надо проводить никаких конкурсов (на закупку препаратов - ред.), надо просто установить по перечню препаратов предельную цену возмещения. Если ты хочешь более дорогой препарат зарубежного производства, который имеет ту же химическую формулу, что и отечественный - доплати разницу. Расходы на приобретение импортных препаратов, аналогов которым нет в России, покрывались бы полностью. Второе, помимо этого, можно было бы выплатить все деньги населению в виде монетизации льгот и предложить два варианта. Например, человек приобретает препараты за свой счет и предъявляет счет к возмещению. Мы тогда отсекли бы все случаи нерационального расходования средств. Но это требовало политического решения. Другой вариант: проавансировать этими деньгам, скажем, 6 тысяч рублей на год. А потом возмещать по факту расходов. У нас что, этих денег нет? Да это смешная сумма, она стоит в бюджете, но это другая модель. К этому оказался никто политически не готов. Третье: можно пойти по пути Германии. К пенсии дается прибавка на стоимость медицинской страховки, и вы сами отдаете ее туда, куда хотите. Либо оплачиваете медпомощь самостоятельно, либо отдаете эти средства конкретному лечащему врачу, в больничную кассу, либо пользуетесь услугами страховой компании. Для этого у нас может существовать региональная программа лекарственного обеспечения, и ты регистрируешься в ней, делая этот взнос. Это не отказ, это осмысленное решение, что ты выкупаешь эту программу на региональном уровне. Что, ее невозможно было сделать?
Я все знаю, как сделать, но для этого нельзя меня одного оставлять на ристалище, а всем стоять вокруг и смотреть, как я уворачиваюсь от града камней. Это что, такая традиционная русская забава?
- Какие риски вы видите для российского здравоохранения после Вашего ухода?
- Ошибок мы, конечно, наделали немало. Но самое главное - люди почувствовали, что есть какая-то надежда на перемены. Я больше всего боюсь, что возникнет ощущение у тех, кто начал заниматься здравоохранением, что в очередной раз не получилось, в очередной раз не дотерпели. Я бы сказал так: это риски, в основном, психологического характера. Система не рухнет, там уже на сегодняшний день достаточно высокая степень надежности. Что-то может получиться лучше, что-то хуже. Например, федеральные центры высокотехнологичной медпомощи мы достроим, а дальше? Первый риск: их не введут как автономные учреждения. Второй: не сформируют госзаказ, не создадут нормальную систему оплаты труда. Значит, опять возникнут соплатежи, взятки, затем начнет выходить из строя оборудование, и через какое-то центр превратится в областную больницу. Для того чтобы это не произошло, новую систему надо держать года три, чтобы она за собой тащила, а не здравоохранение засасывало ее в привычные рамки.
