Его смерть стала болью, ударом, испугом, поводом вспомнить, кто мы, где находимся и какими стали.
Но она стала и величайшим испытанием для всех.
Хочется вначале сказать о Наине Иосифовне. Воистину она была послана ему Богом. А он - ей. Это женщина, бесконечная сила которой заложена в ее бесконечной мягкости. Женщина, которой в эти дни хотелось поклониться, обнять колени и поцеловать руки, попытавшись хоть немного разделить с ней то горе, которое легло на ее плечи и которой останется с ней теперь до конца.
Он был стержнем ее жизни, она -- хранителем жизни его. У дочерей мужья, дети, заботы будущего. А у нее был он. Его уход весь был внутри нее, и когда подходили бывшие президенты, нынешние президенты, она, обнимая, делилась с ними не своим горем, а своей добротой. И прощалась с ним...
Эта мягкая женщина, всегда остававшаяся в тени своего великого мужа, на самом деле, обладает не меньшим величием -- величием сердца.
...Страна же в эти дни вздрогнула. Это было испытание для нее. Уход человека, к периоду которого апеллировали все последние годы как к "страшилке", нижней точке, от которой "мы ушли", поставил много вопросов и много испытаний. Как организовывать церемонию, что говорить, кому говорить, как освещать.
И словно, очнувшись и вспомнив себя, страна показала достоинство и уважение. Она отдала ему последний долг мужественно, неспешно, торжественно. Отдала то, что задолжала. За то, что он выдернул ее из пронафталиненного советского удушья. Она поднялась над мелочностью и обидой, над трудностями и обыденностью. И поклонилась ему. Ее лидеры, ее граждане. Ее люди. Она показала себя достойной Ему.
Телеканалы были на высоте. Комментарии, на которые выставили лучших, не содержали заскорузлых фраз и выражений. Не было мельтешения и никому не нужных сравнений; не было третьестепенных новостей, подаваемых как значимые. Были сказаны лишь уместные слова, показаны подобающие хроники.
Многочасовая прямая трансляция церемонии. Сама церемония. Она была достойна и размеренна. Никто никого не торопил, не топтал и не оттирал. В эти дни не было ни врагов, ни оппонентов, ни сомнительных политиков. Не было ни первых, ни последних. Были люди, полные достоинства и скорби. Пришли все, и пустили всех. Лишь мелочные комплексующие субъекты снабдили свое отсутствие такими же мелочными комментариями. Ничего, скоро они сами сойдут на нет в своей мелкотравчатости, и их просто перестанут замечать.
Не была нарушена логика и приоритеты. На кладбище прощались только самые близкие. Даже верные многолетние соратники просто стояли поодаль. Российский триколор на гробе и священнослужители, военный оркестр и прощальный залп артиллерии, гвоздики на пути и люди, вытирающие слезы. Страна проводила своего первого президента, отдав ему последний долг и заложив новую традицию, традицию своей новейшей истории.
Надо сказать, что нынешний президент выглядел в эти дни, на этой церемонии (и днем позже, на послании) как настоящий лидер, принявший на себя ношу ухода первопроходца. Его провели в первый ряд, но он просто стоял, не выделяясь и не подчеркивая себя. На его лице отражалась тень внутренних переживаний, каких-то явно тяжелых и непростых. Он как бы вел трудный разговор внутри. Он стоял поодаль на кладбище. Он выглядел так, будто с уходом первого президента второму стало намного тяжелее. Он остался один, а образ Бориса Николаевича, став символом, теперь внутри него. И это в чем-то труднее и ответственнее, чем когда он был живым соседом на Рублевке...
Когда ты не можешь и недостоин, становится вроде все просто и объяснимо. Нечего ждать, не на что надеяться. И вдруг все показывают, что могут; в несчастье проявляется нация; трагедия рождает достоинство.
А достоинство обязывает ему следовать.
Светлана Бабаева, шеф-редактор журнала "Профиль" - специально для РИА Новости
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
